19 июня 2018 судья Лариса Николаевна Бражникова (назначенная уКАЗом Президента РФ от 01.09.2008 N 1285) удовлетворила ходатайства следователя УФСБ по Петербургу и Ленобласти Геннадия Беляева о продлении на 4 месяца, до 22 октября 2018, срока содержания под стражей антифашистов Виктора Филинкова и Юлиана Бояршинова, фигурантов «дела «Сети». За день до этого, 18 июня, та же судья продлила на тот же срок содержание под стражей антифашиста Игоря Шишкина.

По сравнению с 21 марта 2018, первым судом по продлению срока содержания под стражей Виктора Филинкова, заседание стало не просто более закрытым, а совсем закрытым (на фото справа родители Юлиана Бояршинова в коридоре Дзержинского суда 19 июня 2018). Тогда, в марте, публику и журналистов пустили в зал в начале заседания. Но по ходатайству следователя Геннадия Беляева и при поддержке прокурора заседание было закрыто, никого не пустили и на объявление решения судьи Киреева.

Через три месяца, 19 июня 2018, коридор Дзержинского суда на втором этаже перегородили скамьёй, всех, кто пришел на заседание по делу Филенкова, оттеснили от зала №11 и от прохода к помещению для арестованных. Решение о том, что никого не пустят в зал во время процессов, суде приняли до заседаний, но эти решения никому из журналистов, родственников и друзей Виктора Филинкова и Юлиана Бояршинова не показали.

Зрителей было около 40 человек, все они стояли на небольшом пятачке перед скамьёй, блокируя проход на второй и третий этажи (на фото выше Виталий Черскасов, адвокат Виктора Филинкова). Судебные приставы, которых  привлекли из других судов Петербурга (Куйбышевского и Красногвардейского), СОБР в масках (появился впервые), усиленный наряд полиции и Росгвардии были привлечены Дзержинским судом дополнительно.

Прокурор и следователь ФСБ Геннадий Беляев, помощница председателя Дзержинского суда Елена Красоткина, другие судьи и участники процессов в других залах были вынуждены с 11:30 до 16 часов проходить сквозь плотную толпу не допущенных на заседания по делу «Сети». При этом в созданном столпотворении сотрудники суда постоянно обвиняли журналистов и друзей антифашистов.  

Следователь ФСБ Геннадий Беляев был в том же бордовом костюме, в котором был на заседании 21 марта. На словах: «Это идет следователь Беляев» – он повернулся и сказал, подняв указательный палец, что фотографировать его нельзя, потому что «персональные данные сотрудников ФСБ охраняются государством».

Виктора Филинкова провели по коридору четыре раза. Первые три публика громко аплодировала. На четвертый раз, уже после решения судьи Бражниковой о продлении его ареста еще на 4 месяца друзья антифашиста стали не только аплодировать, но и громко кричать: «Свободу политзаключенным!». После этого помощница председателя суда Елена Красоткина заявила, что эти крики мешают «обеду в суде».

Пристав Викулов Антон Анатольевич (номер на жетоне 26903 ОП), который прибыл в Дзержинский суд из Куйбышевского суда Петербурга, решил назначить ответственным за шум фотографа Давида Френкеля. До инцидента пристав Викулов напомнил журналисту Френкелю, что они «уже встречались в Куйбышевском суде». Сначала Викулов как-то коммуницировал с публикой, но вдруг сорвался и уже не скрывал своего чувства неприязни к Давиду Френкелю. Без всяких оснований (журналист вообще не кричал, потому что фотографировал проходящего по коридору Виктора Филинкова) он стал угрожать журналисту «применением силы и спецсредств» и наступать на него. Френкель лишь требовал у пристава объяснить, что он нарушил и утверждал, что не шумел. Пристав Викулов стал грубо выталкивать фотографа в помещение приставов на первом этаже, при входе в него, он сломал очки Давида Френкеля. Протокол о правонарушении у Викулов составить не получилось, текст вышел комичным (пристав в нем себя записал в нарушители, а журналиста упомянуть забыл), и Давида Френкеля отвезли в 78 отдел полиции Центрального района Петербурга (на фото ниже Давид Френкель в сопровождении полицейских садится в машину) для того, чтобы там заново составить протокол о правонарушении по ч. 2 статьи 17.3 КоАП РФ.

Видеозапись инцидента (Закс.ру)

После этого Юлиана Бояршинова провели по коридору только два раза. Он успел улыбнуться друзьям и родителям. Виктор Филинков выглядел очень строго, смотрел перед собой, и в коридоре суда его сопровождали собровцы люди в масках и майор полиции.

Вот как описывает это заседание художница Анна Терешкина (на фото ниже она рисует в коридоре суда): 

«Второй раз на суде по мере пресечения Филинкову. Больше народа и громче голоса. Но выхожу оттуда все равно как лопатой ударенная (что не удивительно). На этот раз всех сразу начали выгонять на первый этаж, но выгнать до конца никого не удалось. Люди остались стоять возле лестницы. Дорогу в длинный коридор нам загораживали три здоровенных пристава, вокруг которых разворачивалась настоящая комедия дель арте. Вначале они оставили скамейку, загородили ей проход в коридор. На скамейку сели люди. Потом скамейку решили убрать, но одна девушка не пожелала встать, три бугая угрожали оттащить её силой. Тогда скамейку оставили, но повернули другой стороной. Мне удалось протиснуться и сесть. С одной стороны, напирал народ, как в час-пик в метро, с другой – открывался амфитеатр с рыцарями в бронежилетах с кучей карманов, которые стояли почти без движения, как лучшие натурщики Академии Художеств. Я пыталась тупо шутить о том, что вот так прижиматься к девушкам, не давая им пройти в коридор – единственная радость в их унылой работе. Один длинный пристав (я его еще на прошлом заседании рисовала) все время бегал туда-сюда и норовил прижаться к Т., отодвигая от неё своего более широкоплечего соседа. Широкоплечий, похожий на Кадырова, сдержанно улыбался шуткам, а другой (я запомнила имя Антон), даже говорил, что бронежилеты они носят не по своей воле, а по инструкции, и руки все время держал, оттопыривая горловину футболки, будто желая сорвать всю эту потную амуницию. Но шуточки и попытки увидеть в них что-то человеческое пошли крахом, когда все они накинулись на Давида Френкеля, раскидывая локтями толпу. Мы пытались протиснуться между ними, но у них есть право на насилие, я чувствовала, как напряжены их локти, а стоит напрячь локоть такой как я – и сразу напишут «неповиновение» – страшно. В духоте коридора шар из ругающихся здоровяков с худеньким Давидом где-то посередине покатился вниз по лестнице. (Потом оказалось, что эти соколы ему сломали очки). В толпе чувствовалось отчаяние и негодование. Судебная тётенька в синем платье голосом уставшей учительницы повторяла в сторону нас: «Посмотрите на себя! Как вы себя ведёте! Вы нарушаете право граждан реализовать своё право…» Бюрократические формулировки цеплялись друг за друга, слова спотыкались, рвались и превращались в недействующие заклинания. «На основании чего вы нас выгоняете?» – «На основании всего!» или «Вы кто вообще?» – «Исполняющий обязанности!» – «Обязанности кого? Как вас зовут?» – «Я вам уже все сказал!». Где-то всё это уже было. То ли у Кафки, то ли в школе… В конце концов, мне дико обидно, что я не могу нарисовать Виктора и Юлиана или постоянно двигающуюся живую толпу, а вынуждена рисовать застывшие в тупом рабочем угаре лица приставов, для которых насилие так обыденно, что они перестали его замечать. Лучше бы у меня вообще не было шансов их рисовать, и этого суда лучше бы не было. Я хочу иметь магические способности, чтобы все это исправить. Щёлк – и нет пристава, вместо него стоит чудесный скрипач или инженер системы утилизации твердых бытовых отходов, а заодно профеминист и веган. Но увы. Нас снова оттесняют еще на десять сантиметров, и черепашки ниндзя в балаклавах выводят Виктора. Вся наша магия – кричать и хлопать как можно громче. И снова я не выдерживаю и ухожу, не дождавшись конца. Где взять силы?»

ФСБ прикрылась лавочкой (Новая газета)

Фигурантам дела «Сети» продлили арест (Коммерсант)