С точкой зрения социального аналитика и публициста К. Рогова коррелирует и наша собственная, выраженная ранее на Когита.ру: Страсти вокруг электоральных опросов, - а также в наших комментариях к еженедельно публикуемым на Когита.ру рассылкам «Левада-центра».

См. также ранее на Когита.ру:

= Социология и политика. Переписка А. Алексеева и А. Ослона. Продолжение разговора

= «Откроем дверь дельфийского храма…» (А. Ослон, президент ФОМ)

В отличие от  меня, К. Рогов делает акцент не на более или менее осознаннои лукавстве респондентов в массовых опросах в условиях не демократического общества, а на стихийной адаптации к насаждаемому массмедиа  образу мыслей и на не рефлексируемом  уклонении от ответов на «неудобные» (политически острые или далекие от жизненного мира опрашиваемого) вопросы. А. Алексеев. 2.12.2013.

Из «Новой газеты»:

Выпуск № 135 от 2 декабря 2013

Кирилл Рогов

ФИКЦИЯ «ДРЕМУЧЕГО ОБЫВАТЕЛЯ»

Успех этой технологии продлевает авторитаризму жизнь

30.11.2013

Не проходит недели, чтобы предметом унылых обсуждений в СМИ не стали данные очередного социологического опроса, демонстрирующего косность и консервативность большинства российских жителей.

На позапрошлой неделе обсуждался опрос, свидетельствующий, что большинство россиян поддерживает репрессивные постановления «взбесившегося принтера» — самозваной российской Думы. А на прошлой — живо пересказывались данные, согласно которым около 80% россиян считают, что наша страна окружена врагами.

Неделя за неделей холодными каплями падая на головы образованного класса, эти опросы убеждают его в бесполезности стремлений к лучшему, деморализуют оппозицию, повергают в уныние бизнес и либеральную элиту. Сливай воду, пакуй чемоданы!

Вообще, для политолога последний год российской истории — отличный кейс, демонстрирующий, каким образом авторитарные режимы выигрывают свое время, вырывая, так сказать, его из лап истории.

Гремучая смесь из политических, и не только политических, револьверных репрессий, оголтелой пропаганды и серии умело организованных общественных истерик распространяет в воздухе темную пыльцу какого-то предфашизма, оседающую глубокой депрессией в душе образованного класса. И вот уже те, кто полтора года назад уверен был в своих силе и праве («кто здесь власть?»), ходят с головой, втянутой до уровня воротника, поджав свои красивые хвосты.

Опросы — важная часть картинки. Ведь они — «голая социологическая правда». И самым сильным образом действуют как раз на тех, кто способен устоять перед натиском страха, истерики и пропаганды. Не так легко понять, каким образом социологические опросы превращаются в оружие авторитаризма в борьбе со стремлением общества к прогрессу.

Но обратимся к фактам не менее голым, чем сами опросы. Из опыта выборов 2011—2013 гг. определенно следует, что данные о раскладе политических предпочтений россиян в опросах двух наших ведущих социологических служб (ФОМ и Левада-центр) регулярно смещены в пользу авторитарного режима не менее чем на 10—12 процентных пунктов. Очищенные от фальсификата итоги голосования показывают, что не 65%, а где-то слегка больше 50% голосовали за Путина в 2012-м, не 60%, как получалось у социологов, а примерно 48% было у Собянина в 2013-м и не 50%, а что-то слегка выше 35% — у «Единой России» в 2011-м. Об этом говорят и статистические выкладки, и данные достаточно широкой выборки контролируемых участков.

Оставим обывателям конспирологические версии, почему так получается. Неконспирологические интереснее. Можно предположить, что регулярный сдвиг в данных происходит оттого, что у всех участников процесса существует твердое представление о «правильном» результате.

Проще говоря, они знают, что большинство «за Путина—Собянина—Единуюроссию—ивсеплохое». В результате люди, которые не за «все плохое», будут в среднем чаще уклоняться от общения с социологами.

Конечно, есть твердые «сторонники» и «противники», которые выскажут свое мнение, невзирая на. Их, скажем, по 15—20% с каждой стороны. А между ними — «большинство» тех, для кого политика не является предметом ежедневной рефлексии. Для них самым важным будет даже не страх, как иногда предполагают, а обыкновенная неуверенность в себе и дискомфорт от того, что их ощущения не совпадают с мнением «большинства», о котором они заранее осведомлены.

Вполне логично, что эти люди будут чаще уклоняться от участия в опросах (квази-Дума ведь еще не выпустила постановления, что за такое уклонение полагаются штраф, лишение водительских прав и исправительные работы). Предположим (и это правдоподобно) — в два раза чаще, чем те, чье мнение совпадает с «правильным». (Подобный эскапизм, кстати, характерен совсем не только для малообразованных, но и для многих образованных людей, у которых знание о разрыве между их мнением и «общепринятым» вызывает раздраженное отторжение всей публичной сферы и социологов в том числе.) На круг же это будет означать, например, что из 20 человек «за Путина» и 20 «против» согласятся отвечать социологам, например, 10 из тех, которые «за», и только 5 из тех, которые «против». Социологи же подведут неутешительный и математически точный баланс: две трети опрошенных поддерживают Путина.

Подчеркнем еще раз. Для большинства людей, не очень политически мотивированных, не очень думающих о политике, крайне дискомфортно высказывать мнение, которое не подкреплено инстанциями «общественного авторитета», не совпадает с мнением «большинства». Это можно определить как непрямой эффект пропаганды. Прямой — это, когда люди воспроизводят услышанное из телевизора, непрямой — когда они не высказывают мнения, отличные от тех, которые они слышат из «авторитетных источников».

В опросах по «горячим» политическим темам этот искажающий эффект должен быть еще сильнее. Людей спрашивают: как вы думаете, надо ли наказывать «Пусси Райот», разрешать усыновление российских детей иностранцами, враждовать с нашими врагами? Но правда заключается в том, что большинство не думает на эти темы ровным счетом ничего. Стоящие за этими вопросами ценностные конфликты далеки от их круга жизни. И они могут сказать по этому поводу лишь то, что слышали из тех же самых авторитетных источников. Или уклониться от ответа.

Это вовсе не значит, что мы должны поставить крест на социологии. Наоборот, ее нужно больше. Лично для меня социологические опросы — это хлеб, воздух и вода. Просто нужно понимать, что социология меряет не «мысли» и «мнения», а эхо мыслей и мнений. Она выясняет, какими штампами, клише, идеологемами люди оперируют. В условиях плюрализма количественная социология нормально работает так: массмедиа, политики и эксперты активно обсуждают две точки зрения на один предмет, социологи выходят в «поле» и замеряют, куда склоняется чаша весов. В условиях же авторитаризма и монополизации каналов общественной коммуникации этот механизм перестает работать, точнее — меняется его смысл. Опрос отражает теперь вовсе не баланс мнений, а дисбаланс в коммуникациях — информационный перевес авторитаризма в количественном выражении.

При этом следует помнить, что «простые люди» вовсе не всегда «слушаются» телевизора. Так, например, по вопросам коррупции и беззакония мнение 70—80% респондентов радикально расходится с мнением телевизора.

Потому что эта проблема входит в круг их ежедневных переживаний. А вот вопросы допустимости самовыражения на солее, международной обстановки и правил усыновления — это совершенные абстракции, и здесь обыватель может лишь повторить то, что слышал краем уха. А слышал он этим краем известно что. Но это совершенно не значит, что обыватель готов мириться со всеми прочими безобразиями режима.

Образ «дремучего обывателя», поддерживающего «все плохое», — это некая фикция, которую создает авторитаризм и которая должна оправдать его существование, подавляя волю «несогласных» к сопротивлению. Не то чтобы эта «дремучесть» не существует, но авторитаризм многократно усиливает ее, подавляя в то же время иные обертоны общественных представлений. Успех этой технологии, с одной стороны, продлевает авторитаризму жизнь, а с другой — создает механизм непредсказуемости, играющий ключевую роль в его последующем крушении.

Из февральской (2012 года) публикации на Когита.ру «Страсти вокруг электоральных опросов»

Автор: Андрей Алексеев.

После обсуждения данных электоральных опросов навстречу выборам Президента РФ:

«…Однако судить по этим данным о действительных электоральных предпочтениях и намерениях российского населения вовсе нельзя. 

И не потому, что результаты «нарисованы», подобно тому, как это делают «волшебник» Чуров и его прямые и косвенные подчиненные. А потому, что… сами граждане. избегают искренних и определенных ответов на подобные вопросы.

И правильно делают!

Не следует забывать, что все эти опросы происходят вовсе не в демократическом обществе, а в полицейском государстве, где даже не пойти на митинг «в защиту Путина» чревато неприятностями, а уж воспротивиться избирательной фальсификации грозит увольнением и иными формами преследования.

Мы сегодня живем если еще не в тоталитарном обществе, то при авторитарной, да еще бесстыжей власти. И вы хотите, чтобы люди - в массе своей - отвечали, что они на самом деле думают и что собираются делать?!

Представьте себе реальную ситуацию опроса, например, телефонного. Вам звонит незнакомый человек, представляется социологом, хочет побеседовать на общественные темы (скажем, «поговорить о Ваших оценках текущих событий в стране»; это еще хорошо, если он Вас об этом предупредил). А дальше – спрашивает: за кого Вы намерены голосовать? Это Вам не маркетинг, не невинный житейский сюжет, это – ПОЛИТИКА!

Опрашиваемый не может не понимать, что отвечая на острые политические вопросы, он как бы заполняет «досье на самого себя». А где гарантия, что этот опрос не является фискальным? На той стороне провода известны и ваш домашний телефон, и, возможно домашний адрес. Нет, это мы понимаем, что социолог не понесет запись телефонного разговора «куда надо». А почему это должен понимать и верить этому наш респондент?

 Ответ: «Проголосую за Путина!», - строго говоря, не более информативен, чем уклонение от ответа, сплошь и рядом – это форма «мягкого», скажем так, отказа отвечать.

(Кстати, явное уклонение или даже отказ от ответа, как мы видели, весьма распространен во всех опросах.)

Вы можете себе представить, чтобы в советские времена Вас спросили, станете ли Вы голосовать за кандидата блока коммунистов и беспартийных? Ну, даже если бы спросили, то что бы Вы ответили? А чем современная общественно-политическая ситуация лучше, чем тогда? Я мог бы сказать: «Проголосую, как сочту нужным, а вы отвалите от меня – хоть политики, хоть журналисты, хоть социологи!».  Впрочем, зачем же обострять: «Ладно, проголосую за Путина». (Слава Богу, голосование пока еще тайное.)

Сказанным мы вовсе не исключаем, что значительное количество избирателей действительно проголосуют именно за Путина - в первом, да может быть, и во втором туре. Мы только достаточно уверенно предполагаем, что изрядная часть ответов респондентов не совпадает с их действительными электоральными намерениями, не говоря уж о предстоящем электоральном поведении. И именно в случае Путина, в силу сложившейся общественно-политической обстановки, на фоне массовых антипутинских протестов, этот разрыв особенно велик и неблагоприятен для данного кандидата.

Эту тему можно было бы дальше развивать, хоть в социологическом, хоть в психологическом, хоть в политическом плане. Но пространство информационной рассылки для этого не подходит. Ограничусь лишь осторожным, корректным утверждением: победа фаворита выборов в первом туре, при внимательном и многостороннем рассмотрении, из вышеприведенных данных вовсе не вытекает. Такой вывод можно было бы делать, только если бы опрос проводился в СВОБОДНОЙ стране.

В НЕСВОБОДНОЙ же стране может быть - и так, и так. В данном случае, это прежде всего зависит от масштабов применения административного ресурса и, особенно, фальсификаций, которые, с одной стороны, для власти необходимы, а с другой - рискованы, с учетом нынешней взрывоопасной ситуации. Насколько власть сумеет справиться с этой «задачей на оптимизацию» (в свою пользу) – увидим.

В чем хотелось бы упрекнуть социологов, занимающихся электоральными опросами, политическими рейтингами и т. п., так это в том, что они, как правило, изложенные обстоятельства не учитывают, неосознанно или намеренно их замалчивают. Всякий социологический результат зависит от способа и условий его получения. Но даже и строго полученный результат допускает разные интерпретации (истолкования). Вот, одна из интерпретаций предложена мною.  

Но обычно дело обстоит куда хуже. Минуя стадию интерпретации социологический результат сразу трансформируется в пропагандистскую акцию. А тут уже все равно, как на самом деле получена та или иная цифра, скажем, от какой базы берется процент и проч. Причем журналистский пересказ результатов опроса порой даже не имеет идеологической подоплеки, а просто статистически малограмотен. <...>

Не буду отвлекать внимание на  дополнительные пояснения. Лучше призову всех: для ознакомления с социологическими данными обращаться к первоисточникам (например, к сайтам социологических фирм). Но и к тем следует относиться критически».

**

См. также: Алексеев А.Н. Выборы 4 марта: до и после (заметки социолога) ?? Социологический журнал, 2012, № 1.

**

Из сентябрьской (2013 года) публикации на Когита.ру: «Откроем дверь дельфийского храма…» (А. Ослон, президент ФОМ)

А. Алексеев (обсуждая ошибку в социологическом прогнозе на выборах мэра Москвы):

«…3.  Теперь, внимание! Впервые во весь голос (нужда заставила!) в обсуждении проблем «электоральной социологии» прозвучала тема СОЦИАЛЬНО ОДОБРЯЕМЫХ ОТВЕТОВ (А. Ослон даже выдвигает этот фактор на первый план).

Если говорить попросту, то респонденты либо лукавят, либо добросовестно ошибаются, когда сообщают о своих планах «прийти проголосовать» (социально одобряемый поступок), причем проголосовать – «за кого надо» (будь то «самовыдвиженец» Собянин, или некий кандидат от «Единой России», или – страшно сказать! – «сам Путин»).

Обсуждая поведение наших респондентов (отвечающих на вопросы), мы порой как-то забываем, в каком обществе живем. А живем мы если еще не в условиях тоталитаризма, то так называемого «электорального авторитаризма», при котором вовсе не так уж безопасно «откровенничать» и вытаскивать «фигу из кармана». И если Тебе звонят по телефону или спрашивают «лицом-к-лицу», будете ли Вы голосовать, скажем, за Путина или Собянина, то намного ли больше шансов получить достоверный ответ, чем если бы (в свое время) спросили, будете ли Вы голосовать за Брежнева или там за Романова?

Сколько бы ни говорили социологи о профессиональных гарантиях анонимности, особого доверия им по этой части у респондента нет, а гарантированно (опять же, с позиции респондента) анонимен разве что уличный опрос»…»