См. ранее на Когита.ру:

Фильм «Штрафбат» не подходит министру культуры

Из портала «Киноридус»

Режиссёр Николай Досталь. © Владимир Песня/РИА Новости

За последние полтора месяца знаменитый кинорежиссёр Николай Досталь написал сразу два открытых письма – и оба касались его «Штрафбата», сериала, давно уже признанного профессионалами и любимого широким зрителем. Своё послание министру культуры Владимиру Мединскому, затрагивающее вопросы «искажений военной истории», Досталь отправил буквально на прошлой неделе. После чего нашёл время, чтобы ответить на вопросы «Киноридуса» – не только об исторической правде, но и о цензуре, пиратстве и перспективах телевизионного кино в России.

— Ваш многосерийный фильм «Штрафбат», премьера которого состоялась девять лет назад, этим летом вновь оказался в центре общественного внимания. В июне Вы написали открытое письмо генеральному директору ВГТРК Олегу Добродееву о «противозаконной цензуре», а буквально на днях – письмо министру культуры Владимиру Мединскому, в котором не соглашались с замеченными им «искажениями военной истории в период Великой Отечественной войны»…

— Да, так совпало. Добродееву я писал по поводу цензурных купюр в фильме. Тут должно было быть согласие авторов, создателей фильма — сценариста, режиссёра, продюсера. А нас ни о чём не оповестили — это нарушение авторских прав. Я уж не говорю о нравственной стороне этого дела, о том, что именно вырезали, какие словечки и слова. Я говорю о том, что вообще нельзя трогать произведение без согласия авторов. Если б мне позвонили и сказали: «Николай Николаевич, мы хотим показать фильм в прайм-тайм, но у нас есть опасения, мы больше не хотим, чтобы с экрана звучали такие слова», я бы ответил: «Показывайте в двенадцать часов ночи — или не показывайте вовсе. Но трогать, резать – зачем?!». Между прочим, Олег Борисович очень быстро откликнулся на моё письмо, сказав, что юрист ВГТРК вскоре ответит на все мои вопросы и объяснит, почему они поступили именно так. Но ответов в письменном, как я бы хотел, виде я до сих пор не получил.

— Кстати, ведь ещё более страшная ситуация случилась с «Семнадцатью мгновениями весны», которые были не только раскрашены, но и перемонтированы! Там каждая серия была сокращена до нынешнего формата в 51 минуту.

— Я об этом не знаю, но думаю, там другая была причина, может быть, чисто технологическая. Как говорят на ТВ: «вогнать в формат, в программную сетку»… Но без согласия авторов этого делать нельзя. А у меня причина, я считаю, идеологическая. Ведь есть же ограничения: 16+, 18+, этого достаточно, исходя из этого и надо планировать показ. В фильме нет никакого крепкого, отборного мата. Там есть слова, без которых на фронте вообще не обойтись, а тем более уголовники в штрафбате воюют, поэтому ну как?.. А они это вырезали прямо по живому. Даже песню. Вот казалось бы, из песни слова не выкинешь – выкинули!

— А вот по поводу исторических искажений – я вот учился ещё в советской школе, когда о многих вещах говорили совершенно не так, как говорят сегодня. Поэтому я вашему «Штрафбату» склонен верить абсолютно.

— Вы читали моё письмо министру, я там всё объясняю, почему получилось так, а не этак. Действительно, гладко было на бумаге, да забыли про овраги. Исключений было просто масса, отклонений от приказов… И вот на этом основании была построена драматургия сценария Эдуардом Володарским. Поэтому мне кажется, что мы не исказили историю, а сфокусировали, сделав те акценты, которые посчитали нужным сделать, высветили малоизвестные стороны войны... Мне кажется, я довольно убедительно и доходчиво изложил всё это в письме, и мои комментарии сейчас излишни. Они могут последовать только после того, как я получу ответ. Или «Российская газета» получит ответ — а они надеются на то, что полемика может быть продолжена на страницах газеты.

— А как Вам кажется, в чём истоки этой борьбы за «историческую правду»? Ведь начинаешь уже теряться, кому верить, а кому нет.

— Понимаете, вот тот же наш министр как-то высказался в том плане, что показ истории своей страны (если вы её любите) должна быть позитивной. Но я считаю, что история должна быть такой, какая она есть. Она не может быть негативной или позитивной. Всё должно быть изложено максимально объективно. Её нельзя изложить красиво или некрасиво, правильно или неправильно, позитивно или негативно, иначе это будет какой-то абсурд, такие критерии к истории неприложимы.

У нас такая история, что можно испытывать и радость от некоторых её страниц, и горечь, и стыд. Следует всё это освещать, а не замалчивать. Как сказал Николай Рерих, камни прошлого – это ступени в будущее. Надо по-честному говорить обо всём, что было у нас и во время войны, и до войны, и после войны. А мы хотим что-то приукрасить, что-то сгладить, и считаем, что открыто говорить о самых трагических страницах нашей истории — не патриотично. Что так? Абсурд! Почему? Я вот себя считаю вполне патриотом, но патриотизм – это интимное чувство, само собой разумеющееся, это как любовь к матери, к отцу, к своему городу, к своей стране. Мы же не выходим на Красную площадь кричать: «Я люблю свою маму! Я люблю своего отца!» Чего же мы будем кричать «Я люблю свою родину»? А как тебе её не любить, если ты тут родился? Если ты, как я, например, где родился, там и пригодился? Любовь к Родине — на генетической основе, она неизбывна, если ты здесь живёшь и собираешься жить дальше. Но стесняться, стыдится каких-то трагических страниц своей истории — это негоже.   

— Позволю себе перейти от вопросов истории к вопросам искусства. Я сам очень люблю ваши полнометражные фильмы («Облако-рай», «Коля – перекати-поле», «Петя по дороге в Царствие Небесное»), но широкой аудитории вы всё же в большей степени известны как режиссёр многосерийных телевизионных картин. Причём существует даже такое мнение, что у нас в стране хорошие сериалы снимают только два человека: это Николай Досталь и Сергей Урсуляк. Как Вам кажется, каковы вообще перспективы этого многосерийного жанра в России? Сможем ли мы в этом отношении когда-нибудь исполнить заветную мечту – догнать и перегнать Америку?

— Нет, догнать и перегнать Америку в этом плане в ближайшем будущем мы не сможем. Там кино – это индустрия, и производство телевизионных фильмов — тоже индустрия. У нас индустрии кино нет. У нас это всё ещё в очень шатком положении находится, поэтому даже думать об этом не стоит. Телевизионное кино у нас есть, это да, но руководство телеканалов больше делает акцент на фильмы развлекательного плана. Это печально, что на нашем отечественном телевидении преобладают развлекуха, детективы. А если бы всё-таки был сделан акцент на более серьёзный продукт (или как говорят теперь — контент), то и было бы, наверное, у нас гораздо больше фильмов, вызывающих интерес у думающего, зоркого зрителя. Но, к сожалению, этого нет. А всё зависит от телевизионных каналов — они должны быть заказчиками серьёзного телевизионного кино, а режиссёры и сценаристы найдутся. К тому же здесь уже не стоит особенно вопрос бюджета, как в кино. Это в кино бюджет — главное, а на телевидении это уже второй вопрос. Потому что там всегда за счёт рекламы можно отбить любой бюджет.

— Получается, снимать телевизионное многосерийное кино выгоднее?

— Не то что выгоднее, тут дело в другом. От того, что у нас отсутствует кинотеатральный показ российского кино, деньги на фильм найти сложнее. Государство хорошо, если даёт одну треть (а то и меньше), а остальное надо добывать. Но кто даст на кино, которое потом нигде не покажешь, не окупишь, ничего не вернёшь? А на телевидении по-другому всё построено. Тут если есть сюжет – есть и сценарий, находится режиссёр, и тут же появляется бюджет — если каналы заинтересовались. Поэтому иногда идёшь снимать телевизионный фильм, чтобы не сидеть без работы. Вот Урсуляк опять будет сейчас снимать для ТВ – «Тихий Дон». А я уже почти два года отказываюсь от телевизионных проектов, потому что у меня есть сценарий двухчасового фильма, на который Фонд кино даже выделил деньги. Только он выделил вот столько (складывает пальцы в невидимую стопку – ММ), а мои продюсеры должны найти ещё вот столько (стопка раза в два больше – ММ). И до сих пор не могут найти. И вот я уже год являюсь заложником этого сценария под названием «Монах и бес», который специально для меня написал Юрий Арабов. Но не знаю, сколько ещё смогу выжидать. А потом что — возьмусь за телевизионные проекты, от которых я до сих пор отказывался.

— Кстати, совсем недавно на ТВ вновь показывали ваш многосерийный фильм «Раскол» о расколе русской православной церкви. Казалось бы, середина XVII века, а на самом деле — очень современная картина, сюжет которой созвучен нашему времени…

— Солженицын сказал, что если бы не было XVII века, может быть, не было бы и 17-го года! Это вот тогда эта трещина — бу-бум! – и пошла-пошла по векам, по векам, по векам… И дошла уже до XXI века! Так, что слово «раскол» стало очень обиходным словом в стране.

— А «Монах и бес» — это про что будет кино?

— Про монаха и беса. Это XIX век, времена Гоголя и Пушкина, замечательная чертовня. Трагикомического характера. На эту тему такого кино не было: чтобы монах и бес – и вдруг комедия. И казалось бы – такой сценарий супероригинальный, а вот деньги найти не можем! Хотя мы его позиционируем как зрительское кино. Мне ведь за «Облако-рай» дали приз на первом фестивале российского кино в Сочи (тогда он ещё не обрёл название «Кинотавр») с очень лестной для авторов формулировкой: «За разрушение барьера между фильмами для избранных и кино для всех». Вот и «Монах и бес» — здесь и фестивальная судьба прорисовывается, и коммерческая – за счёт жанра, за счёт того, что там молодые герои...

— А Вы вообще верите в наш прокат?

— Ну как я могу сказать… Вот что у нас сейчас с прокатом?!. Нет, я не верю, что если вдруг российское кино пойдёт на всех экранах, то оно себя окупит. Зритель настолько уже, по-моему, отвык смотреть наше кино и привык к кино «попкорновому», что я не знаю, как его опять обратно привлечь... Только качественными, профессионально снятыми фильмами.

— Но зритель, кстати, весьма активно смотрит российское кино, скаченное с торрентов. И очень многие авторские фильмы – и ваши тоже – имеют в этом плане очень хорошие показатели. Каково ваше отношение к данному процессу – и к принятому недавно антипиратскому закону, призванному это всё ликвидировать?

— Я не продюсер, поэтому говорю: смотрите, смотрите! Но будь я продюсером, то был бы, конечно, против того, чтобы моё кино вот так бесплатно скачивали. А как режиссёр я рад, что мои фильмы смотрят, пусть и в Интернете. Но если серьёзно, надо это оплачивать, как во всём мире. В США, например, это недорого. У меня есть знакомый, который платит, кажется, тридцать долларов в месяц – и без ограничений может смотреть любые фильмы. А у нас этого нет и, по-моему, нескоро так будет.

Хотя ладно Интернет — но почему разрешают продавать фильмы на пиратских дисках?! Куда ведь проще ликвидировать эту продажу! Тут-то, казалось бы, не надо никаких технологий, нужна просто, как все говорят, «политическая воля». А то я смотрю: президент на всех встречах очень аккуратно всё записывает, вроде бы позитивно реагируя на слова, допустим, Говорухина о том, что пора прекратить это пиратство. Вот так и хочется спросить: «Владимир Владимирович, а куда потом эти записки? Куда это всё?..» А ведь Интернет есть ещё далеко не у всех по России, а диски пиратские продаются вовсю, везде, по 150 рублей восемь фильмов! Поэтому лучше бы уж сперва исключили DVD-пиратство, а уж потом брались за Интернет.

— Просто это ведь очень по-нашему: нам куда легче бороться с чем-то воздушным, что нельзя даже пощупать…

— Ну да, и чего нельзя уничтожить.