Первоисточник

ПОЛИЦЕЙСКАЯ ПРОВОКАЦИЯ, НАЦИОНАЛЬНЫЙ ПРОЕКТ

Опубликовано: 30 Сентября 2013

"Совершенно секретно", No.10/293

Елена ВЛАСЕНКО

С кого брали пример организаторы «массовых беспорядков» на Болотной?

В Московском городском суде продолжается суд по так называемому «Болотному делу». Около тридцати человек обвиняются в организации массовых беспорядков и участии в них, а также в применении насилия в отношении представителей власти. Подавляющее большинство обвиняемых находятся в СИЗО, некоторые из них провели там уже больше года. Всем обвиняемым грозят реальные сроки. Все они считают себя политическими заключенными.

Для сравнения: в сентябре 2013-го Хамовнический суд Москвы приговорил к двум годам условно болельщика футбольного клуба «Спартак» Олега Солдатова, признав его виновным в применении насилия в отношении представителя власти и хулиганстве. Солдатов участвовал в избиении полицейских возле станции метро «Спортивная» накануне матча «Спартак» – ЦСКА. Дело происходило незадолго до Болотной – в марте 2012 года. Тогда травмы получили 11 полицейских и пять военнослужащих внутренних войск МВД. В событиях возле «Спортивной» участвовали около восьмидесяти фанатов, их руки были обмотаны бинтами, зубы защищены боксерскими капами, в руках – кастеты и бутылки. Кроме Олега Солдатова, наказание получили еще четверо фанатов.

Троим дали по два-три года условно, одного суд приговорил к году лишения свободы.

Действия этих людей не были квалифицированы как массовые беспорядки. В отличие от действий подсудимых по «Болотному делу» – хотя у участников митинга не было ни кастетов, ни кап и на полицейских они первыми не нападали. Но едва ли сейчас можно найти человека, уверенного в том, что обвиняемым по «Болотному делу» дадут условный срок.

Почему?

То, что отечественное следствие считает массовыми беспорядками на Болотной площади 6 мая 2012 года, – это результат крупнейшей полицейской политической провокации последних лет. Такой вывод содержится в докладе комиссии по общественному расследованию событий на Болотной. В ее составе – экономист Евгений Ясин, правозащитники Людмила Алексеева, Лев Пономарев, Зоя Светова, Ольга Романова, режиссеры Гарри Бардин, Виталий Манский, Юрий Норштейн, Владимир Мирзоев, актриса Лия Ахеджакова, поэт Лев Рубинштейн, писатель Владимир Войнович.

К такому заключению они пришли, изучив сотни свидетельств очевидцев, фото и видеоматериалы. Среди провокаторов, по их мнению, – чиновники московской мэрии, в одностороннем порядке внезапно изменившие маршрут шествия; полицейские, которые произвольно выхватывали людей из толпы демонстрантов и применяли к ним силу; а также неизвестные в масках, которые пытались прорвать цепь полицейских (или делали вид, что пытаются). Никто из людей в масках не задержан и не привлечен к ответственности, подчеркивают авторы общественного расследования. В ответ на немотивированную и избирательную агрессию со стороны полицейских люди защищались. Не более того. Цель провокации на Болотной, как полагают эксперты общественной комиссии, – силовой разгон мирного митинга, создание иллюзии массовых беспорядков, финансируемых из-за рубежа.

Авторам и исполнителям провокации на Болотной было на чем учиться: в течение десятилетий советской власти полицейская провокация считалась нормой. Об этом в интервью «Совершенно секретно» рассуждает историк, эксперт в области советских органов безопасности, заместитель председателя совета Научно-информационного и просветительского центра общества «Мемориал» НИКИТА ПЕТРОВ.

Зарождение системы

Полицейские провокации сформировались в систему – масштабную и безликую – именно после 1917 года, считает Никита Петров. В царской России историки наблюдают этапы ее формирования, но не более того. Петров называет эти этапы симптомами болезни, с которой боролись большевики и которой сами же впоследствии заразились.

Так, в царской России профессор математики Сергей Дегаев – руководитель центральной группы партии «Народная воля» – был агентом Охранного отделения и выдал полиции многих членов партии, включая единственную участницу удачного покушения на Александра II, которой удалось избежать ареста, – Веру Фигнер.

Евно Азеф возглавлял боевую организацию социалистов-революционеров. Он организовывал теракты, но о некоторых, например, подготовке убийства Николая II, накануне сообщал полиции. Азеф назначал исполнителей терактов и затем передавал их в руки полиции. Азеф принял личное участие в убийстве (такой приговор вынесла партия) других провокаторов – Георгия Гапона и Николая Татарова.

Священник Гапон организовал забастовку и шествие рабочих, которое окончилось массовым расстрелом 9 января 1905 года. Журналист Татаров пошел на сделку с полицией в обмен на прекращение ссылки, куда был отправлен за участие в деятельности социал-революционной партии.

Еще один известный дореволюционный провокатор – Роман Малиновский был депутатом IV Государственной думы в составе фракции большевиков. В 1914 году бежал за границу, был назван дезертиром партии, а вскоре разоблачен: большевики установили, что с 1910 года Малиновский доносил на них в Московское охранное отделение. Малиновского расстреляли по приговору Верховного трибунала при ВЦИК. 

Это – предложение. Спрос на знаменитые провокации XIX и начала XX века формировали такие люди, как, например, инспектор Петербургского охранного отделения Георгий Судейкин. Одним из главных его осведомителей был Сергей Дегаев, который впоследствии и поучаствовал в убийстве Судейкина.

Судебный следователь Петр Рачковский в конце 1870-х был арестован за связь с революционным сообществом и предложил полиции агентурные услуги. Позже он, в частности, заведовал Заграничной агентурой Департамента полиции Министерства внутренних дел, сотрудничал с Евно Азефом и Георгием Гапоном. Рачковский известен также тем, что курировал создание фальшивки под названием «Протоколы сионских мудрецов» – библии любителей теории жидомасонского заговора.

Наконец, третий среди крупных полицейских чинов царской России, пользовавшихся услугами провокаторов, – Сергей Зубатов, занимавший посты начальника Московского охранного отделения и главы Особого отдела Департамента полиции. Его карьера началась с того, что самого Зубатова заподозрили в симпатиях к революционерам. Тогда он предложил охранному отделению свои услуги в качестве агента. Это предложение было принято, карьера Зубатова оказалась успешной. Впоследствии именно он стал автором идеи создания подконтрольных полиции организаций, призывавших рабочих бороться исключительно за экономические права, тем самым отвлекая их от политики.

Этим списком в общем исчерпывается краткая история зарождения системы полицейских провокаций.
После 1917 года в политические провокации были втянуты сотни тысяч людей, большая часть информации о которых до сих пор засекречена, утверждает Петров, что не мешает, впрочем, получить о ней вполне ясное представление.

Как это работает

Самое первое громкое дело, в основе которого лежит провокация, – это так называемый заговор послов, также известный как «дело Локкарта». Официальная версия: послы Великобритании, США и Франции хотели свергнуть власть большевиков.

– На деле же к послам подослали работников ВЧК (Всероссийской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и саботажем при Совете народных комиссаров РСФСР. – Ред.), которые выступили в роли представителей некой организации, планировавшей совершить покушение на Ленина и свергнуть власть большевиков. Итог – расстрелы и тюрьма для многих противников режима. Этот метод, примененный столь успешно, в практике советской госбезопасности стал основным.

Другой яркий пример успешной провокации – операция «Трест». Фальшивая, придуманная госбезопасностью организация – «Монархическое объединение Центральной России» – выдавала себя за антибольшевистское подполье, чтобы выявить настоящих оппонентов власти. Успешно завершилась и параллельная «Тресту» операция – «Синдикат-2». Ее суть сводилась к тому же: основателя белогвардейского «Союза защиты Родины и Свободы» Бориса Савинкова выманивали из-за границы, используя в качестве приманки мифическую организацию «Либеральные демократы». В итоге «Союз защиты Родины и Свободы» был уничтожен, соратники Савинкова арестованы и осуждены. Сам Савинков был приговорен к расстрелу, затем к десяти годам тюрьмы и вскоре при странных обстоятельствах упал с пятого этажа здания ВЧК на Лубянке.

– ВЧК не занималась выяснением вины или невиновности человека. Людей оценивали с точки зрения «вредности» или «пользы» для советской власти, а эти понятия выходили далеко за пределы правового поля. Органы ВЧК и их наследники – ГПУ и НКВД – очень широко использовали внесудебные методы расправы. Достаточно было лишь постановления самой коллегии ВЧК, чтобы отправить в лагерь или расстрелять человека, арестованного с помощью провокации. Был заложен принцип: дела, которые возбуждаются ВЧК, в ВЧК и завершаются. Неразрывная линия, ведущая от агентурно-оперативной разработки к следствию, в ходе которого использовались материалы этой разработки, не предполагала никаких процессуальных барьеров, которые бы запрещали использовать при вынесении решения о судьбе человека, скажем, прослушку или донесения агентов наружного наблюдения. Более того, даже обвиняемого на заседание коллегии ВЧК–ОГПУ не приводили – вместо него присутствовало его дело, – говорит Никита Петров.

Другая знаменитая провокация – так называемые ложные заставы, обозначенные в оперативных документах под литерами ЛЗ.

– Суть идеи проста: на границе с Маньчжурией на советской территории была создана как будто бы белогвардейская застава. Переодетые чекисты играли роль белогвардейцев, а к ним попадали люди, которые думали, что уже находятся за границей. Некоторых туда могли направить специально, чтобы проверить их лояльность. Проверяли в том числе с помощью пыток. Выдерживали не все. Этот метод тиражировался. Точно такую же заставу – ложную британскую – создали на территории Восточной Германии после Второй мировой войны, – объясняет Петров.

Как стать провокатором

Основу советской системы негласного информирования составляли осведомители, снабжавшие своими донесениями сотрудников органов.
Следующая ступень в этой иерархии – агенты, которые не только докладывали, но и выполняли вполне определенные задания. Их главная задача состояла в том, чтобы спровоцировать людей на действия или искренние высказывания. Среди тайных агентов КГБ было мало коммунистов – основу составляли люди, завербованные из враждебной, диссидентской среды, – говорит Никита Петров.

По его данным, на момент окончания Второй мировой войны агентурно-осведомительная сеть по всему Советскому Союзу насчитывала более миллиона двухсот тысяч человек. По некоторым подсчетам, к этому времени каждый десятый человек в Москве прошел через эту сеть.

Имена большинства этих людей до сих пор неизвестны, а если в архивах находятся какие-либо документы, то, как правило, агент упомянут в них под псевдонимом. Если даже известно настоящее имя агента, иная информация о нем практически отсутствует.

– Своего исследователя, например, ждет судьба Андрея Свердлова, который участвовал в допросах дочери Марины Цветаевой Ариадны Эфрон и жены Николая Бухарина Анны Лариной. Сын революционера Якова Свердлова, он работал с молодежью, которая, что называется, придерживалась оппозиционных взглядов: бухаринцами и троцкистами. Свердлова даже сажали в тюрьму. Впрочем, ненадолго и по работе: есть свидетельства, что там он продолжал заниматься провокациями – его подсаживали в камеры к разным людям. В итоге в декабре 1938 года за все заслуги его выпустили, и карьера его удалась: Свердлов дослужился до полковника МГБ. Правда, в 1951 году его опять посадили – за участие в так называемом сионистском заговоре в МГБ. Но вскоре вновь отпустили – потому что дело закрыли, а следователя, который вел его, репрессировали. Это типичный путь агента-провокатора-авантюриста, – рассказывает Петров.

Очень многие становились агентами после того, как отслужили осведомителями.

Агент – промежуточное звено между осведомителем и оперативным сотрудником органов госбезопасности. До января 1952 года действовало правило: если агент заявил в своем окружении, даже своим близким, что он агент, его арестовывали и осуждали за разглашение государственной тайны. Почему же люди, даже обманывая самых близких, стремились к этой последней ступени – службе в органах?

– Служба в органах госбезопасности давала материальный достаток, делала возможным карьерный рост. Но среди этих людей, разумеется, были и те, кто искренне верил в идеалы коммунизма. Однако большинство агентов-провокаторов составляли люди без убеждений. При этом до семидесяти процентов агентов-провокаторов вербовались с помощью компрометирующих их материалов.

Есть немало примеров, когда предложения-от-которых-нельзя-отказаться все же отвергали. Так сделал, к примеру, Александр Солженицын, утверждает Петров. Судить тех, кто соглашался работать агентом-провокатором, но условия соглашения не выполнил, как считает историк, строго нельзя: человек мог таким образом временно спастись от гибели.

Нерентабельные провокации

Существует версия, что и Сталин в царское время был провокатором. При этом, по ряду свидетельств, он лично занимался физической ликвидацией тех, кого партия подозревала в сотрудничестве с полицией.  

Но в начале 1950-х годов Сталин понял, что провокации губительны, полагает Петров.

– Его наиболее частым чтением были протоколы допросов, на них он оставлял пометки-указания: кого ликвидировать, кого арестовать… Возможно, он увидел, что нельзя «пропустить» все общество через агентурно-осведомительную сеть – оно перестает быть предсказуемым, даже в советском понимании, даже в понимании Сталина.

Иллюзия того, что к тебе стекаются все потоки информации, к началу 1950-х уже не воодушевляла советское руководство: слишком предсказуемой стала эта информация. Уже не нужны стали осведомители, осталась потребность только в агентах, которые могут разговорить тех врагов Сталина, что держат язык за зубами. Эту мысль Сталин изложил в 1951 году на совещании с руководителями МГБ. В результате сеть осведомителей была ликвидирована, а общее число агентов сокращено.

При Хрущеве линия на сокращение агентурной сети, как и органов госбезопасности в целом, продолжалась. Впрочем, проводилась она недолго: после расстрела бастующих рабочих Новочеркасского электровозостроительного завода в 1962-м численность органов КГБ опять стала расти, появился термин «идеологическая диверсия».

При Андропове метод полицейских провокаций вновь оказался востребован, хотя применялся не так масштабно, как в сталинскую эпоху.

Время провокаторов

Но эпохе, наиболее благоприятной для расцвета полицейских провокаций, еще предстояло наступить. Она, по мнению Никиты Петрова, началась в России в начале XXI века.

– Советская эпоха была тоталитарна, но, по крайней мере, появившиеся тогда суды (не путать с делами, которые зарождались и завершались в ВЧК–НКВД–МГБ) не использовали агентурные и оперативно-технические данные. В 1960-е годы бывали случаи, когда невозможно было доказать вину человека – даже при зародившемся тогда телефонном праве, при всем, что мы знаем о советской власти. Тогда появилась в отечественной юриспруденции практика наказания за другое: например, человека, в отношении которого нет доказательств об антисоветской агитации, могли осудить по статье «хулиганство». «Болотное дело», дело соратника Сергея Удальцова по «Левому фронту» Леонида Развозжаева построены на материалах, добытых агентурно-оперативным путем, причем добытых незаконно. Суд не интересуется тем, что человека могли спровоцировать, и не интересуется, была ли предварительно (причем без обмана и подлога) получена судебная санкция на проведение оперативно-технических мероприятий.

По словам Никиты Петрова, советские фильмы и статьи в прессе, разоблачающие диссидентов, были способом дрессировки и запугивания общества, но на их основе не могли быть возбуждены уголовные дела – в отличие, например, от фильмов «Анатомия протеста», показанных на телеканале НТВ после массовых протестов 2012 года. Подобные фильмы – новый способ легализации оперативных материалов, добытых незаконным путем. Более того, органы, носящие название «правоохранительных», сами выступают заказчиком и исполнителем провокации:

– Мы понимаем, что кто-то из тех, кто фигурировал на пленке этого псевдодокументального фильма, был провокатором. Оппозиционерам стоит внимательнее относиться к тем, кто находится рядом, и читать книги об истории работы органов госбезопасности. Мы также понимаем, что события на Болотной площади 6 мая 2012 года – это провокация. Наконец, отечественная история подсказывает нам: столь масштабную провокацию без установки с самого верха устроить невозможно. Первое лицо не обязательно должно вникать в детали: ему достаточно сказать «примите упреждающие меры» – и его подчиненные устраивают все так, как их учили, – говорит Никита Петров.

Халтурная работа над ошибками

Провокация как основной метод работы органов государственной безопасности ставит крест на следственно-судебной системе, а значит, и на всем режиме, выводя его далеко за пределы правового поля, уверен историк.

– Являются ли политической провокацией взрывы домов и чеченские войны? Мы мало об этом знаем, и человек, который стал об этом писать книги, был убит, и убийца его на свободе…

По мнению Петрова, постсоветская власть получила возможность использовать провокации в качестве основного метода борьбы из-за ошибок, допущенных в перестройку и в начале 1990-х.

– Мы не подвели юридическую черту под советским режимом. Суды над судьями, которые выносили приговоры в советские годы, – пусть с условными приговорами – показали бы, что нельзя нарушать законы и Всеобщую декларацию прав человека. То же самое показали бы суды над прокурорами и сотрудниками КГБ. Люстрация позволила бы нам высветить всех тайных агентов. Общество нравственно очистилось бы, если бы это было сделано. В 1992 году Главная военная прокуратура реабилитировала двух убийц – главу специальной службы МГБ Павла Судоплатова и его заместителя Наума Эйтингона, в обязанности которых входило тайно похищать неугодных Сталину граждан и убивать их без суда и следствия – используя яды из лаборатории, которую они курировали: в этой лаборатории яды испытывали на живых людях. Акт их реабилитации стал индульгенцией для будущих «штатных» убийц, – считает Никита Петров.

**

На Болотной, поминутно

Выдержки из доклада комиссии «Круглого стола 12 декабря» по общественному расследованию событий 6 мая 2012 года на Болотной площади

6 мая 2012, 17:02 – 17:10 Основная «организованная» колонна подошла к оцеплению. Ширина прохода на набережную, оставленного оцеплением полиции, была крайне недостаточной, чтобы весь строй колонны с растянутыми транспарантами мог осуществить беспрепятственный поворот на Болотную набережную. Проход собственно на площадь и в сквер им. Репина был вообще закрыт.

…17:22 Выступавшая с развернутыми баннерами основная колонна уперлась в полицейское оцепление. Лидеры акции присели на асфальт на середине Малого Каменного моста в знак протеста против того, что шествие не пропускают на митинг, и для того, чтобы лишний раз подчеркнуть мирный, ненасильственный характер протеста.
…Мнения об этой «сидячей забастовке» среди участников шествия разделились: большинство считает ее безусловно оправданной мерой, предотвратившей массовую давку, некоторые полагают, что она сама по себе таила угрозу возникновения такой давки.

…17:30 – 17:35 Н. Митюшкина объявила, что «организаторы митинга просят извинения, но сюда не смогли пройти ни ведущие митинга, ни выступающие. Они все находятся вон там (указывая в сторону кинотеатра «Ударник»). Если кто-то может их поддержать – поддержите!»

17:40 К микрофону поднялся М. Фейгин с аналогичной информацией, что основных ораторов не пропускают на Болотную, что они устроили «сидячую забастовку» и приглашают всех присоединиться к ним.

17:45 – 17:50 Под давлением людей проход в сторону «Ударника» был открыт, и поток участников устремился к повороту на набережную.

17:58:30 В колонне манифестантов на Малом Каменном мосту возникло не вполне понятное движение. В это время возникает «река в толпе», направленная в сторону угла Малого Каменного моста и Болотной набережной. В цепи полиции возникает своего рода «грыжа» на углу Болотной набережной. Полицейское оцепление делает те самые «два шага вперед», которые многократно упоминаются в рассказах участников событий в качестве причины прорыва.
Эти два шага ОМОНа вперед еще больше уплотнили толпу, которая сама по себе уплотнялась движением «реки» и, возможно, подталкиваниями провокаторов, сопровождавшимися провокационными призывами.

17:52 Часть провокаторов была выпущена за полицейское заграждение. Следует отметить, что многие участники шествия немедленно выделили провокаторов и приложили максимум усилий для их нейтрализации. Кто-то зажег дымовую шашку.

18:00 Начало прорыва. Он возникает на «грыже» оцепления, а вовсе не слева у кинотеатра «Ударник».

Прорыв осуществляют странного вида люди уголовной наружности… Почти одновременно распадается цепь полиции слева, ближе к кинотеатру «Ударник», и справа, на самом повороте на Болотную набережную. При этом организаторы митинга, в частности С. Удальцов, А. Сахнин, Б. Немцов, предприняли серьезные усилия, чтобы остановить движение и давку и направить поток на Болотную набережную. Давление в толпе практически немедленно выбросило ее значительную часть за остатки полицейского оцепления, при этом в прорыве оказались люди даже из относительно дальних рядов.

После так называемого прорыва давление в толпе мгновенно спало, и никто больше попыток прохода со стороны Малого Каменного моста не предпринимал.

Вытолкнутые на площадь люди отнюдь не пытались прорваться на Большой Каменный мост.

Бόльшая часть людей остановилась сразу же за линией прорванного полицейского оцепления, кто-то сцепившись за руки, кто-то просто не зная, куда деваться, часть переместилась к скверу на Болотной площади или в сторону Болотной набережной, некоторые – к кинотеатру «Ударник», значительную часть подоспевшая вторая шеренга омоновцев выдавила обратно в толпу демонстрантов.

Практически всех оставшихся на площади полиция немедленно начала беспричинно задерживать и препровождать в подогнанные заранее автозаки. Кроме того, полиция выхватывала по одному из первых рядов и тех демонстрантов, которые не пытались прорываться за линию оцепления (именно так был задержан находящийся под следствием по «Болотному делу» В. Акименков).

…На протяжении 4–5 минут после прорыва «бутылочное горлышко» на повороте с Малого Каменного моста на Болотную набережную оставалось расширенным и значительное число людей успело переместиться на набережную, что, вкупе с прорывом, спасло участников от массовой давки. Оцепление было полностью восстановлено примерно за 4 минуты.

18:04 Усиленные цепи ОМОНа начали «утрамбовывать» оставшихся на Малом Каменном мосту, отодвигая людей в сторону Кадашевской набережной, тем самым создавая критически опасную для жизни давку и задерживая первых попавшихся под руку.

Другая цепь ОМОНа, выстроившись перпендикулярно первой, выдавливала демонстрантов вниз по Болотной набережной. В итоге митингующие оказались рассеченными на три части: на Малом Каменном мосту, на Болотной набережной от Малого Каменного моста до Лужкова моста (до цепи ОМОНа), от Лужкова моста до сцены.

Рассматриваемые в совокупности с приведенными выше свидетельствами о присутствии среди манифестантов провокаторов и их действиях эти данные заставляют сделать вывод, что «прорыв» явился результатом заранее спланированной крупномасштабной провокации со стороны правоохранительных органов, имевшей целью создать повод для силового разгона и подавления согласованной мирной акции.

Между тем этот вопрос вообще не ставится следствием, «по умолчанию» исходящим из априорной посылки о наличии «массовых беспорядков», ответственность за которые всецело возлагается на участников протестной акции.