Из газеты «Троицкий вариант. Наука»:

Уроки Сталина: судьба Академии наук

27 августа 2013 года. ТрВ № 136, c. 8, "Реформа РАН"  
Валерий Сойфер

Биофизик, молекулярный генетик, историк науки и правозащитник, доктор физ.-мат. наук, профессор Университета имени Джорджа Мейсона (США) Валерий Сойфер напоминает о том, что происходило с Академией наук в 1920-1930-е годы. Валерий Николаевич — автор 30 книг, включая «Власть и наука (История разгрома коммунистами генетики в СССР)», «Красная биология» и «Сталин и мошенники в науке».

Придя после смерти В.И. Ленина к власти в партии и государстве, И.В. Сталин увидел, какую опасность представляет для него и его «подельников» Академия наук с большим числом ярких личностей, думающих и способных весомо противостоять бесчинствам на всех «фронтах» той репрессивной системы, которую Ленин и он создавали. Поэтому поддержанный соратниками Сталин продолжил ленинскую политику наступления на «господ интеллигентиков».

Прежде всего надо было подвести под сапог большевиков созданную за две сотни лет до них Академию наук. И хоть АН снискала себе прочное и глубокое уважение во всем мире, укоренившиеся в ней порядки грозили новым властям серьезными опасностями. Независимо функционирующая огромная организация Академии была потенциально опасна для создаваемой авторитарной и криминальной системы власти. Сотрудники Академии были не марионетками, они разбирались как в механике действий руководителей страны, так и во внутренних пружинах, приводивших к результатам властной политики.

Сталин понимал, что через какое-то время в стране придется проводить выборы, народ должен будет выразить свое отношение к индустриализации промышленности и коллективизации сельского сектора. Академия наук в целом представляла собой потенциально мощную силу, которая могла публично и критически отозваться на происходящее на политическом и экономическом поле. Предусмотрительней было бы всемерно ослабить консорциум «слишком умных».

Были и причины более личностные для большинства членов Политбюро. Пришедшие к власти после многолетней борьбы с царским правлением большевики, отсидевшие в тюрьмах, скитавшиеся в ссылках, привыкшие не просто таиться от окружающих (и от своих коллег также), но скрывать свои намерения и прибегать ко лжи «во спасение», а нередко и к сотрудничеству с системой госбезопасности прежнего режима, не могли (и не собирались) менять свои привычки и стиль поведения. Интриги и подсиживание друг друга, отчаянная внутренняя борьба за власть, «вбрасывание в толпу» демагогических лозунгов и многие другие пороки вчерашних арестантов и ссыльных вошли в повседневную практику большевистских лидеров.

Для них каноны поведения внутри Академии наук были не просто «анахронизмом», это был принципиально вредный, по их мнению, стиль поведения. К тому же большинство тех, кто вошел в Политбюро партии большевиков, в правительство, в руководство отраслями промышленности и сельского хозяйства, были людьми недостаточно образованными, а многие просто безграмотными. Им были далеки и даже невыносимо отвратительны нравы интеллигенции и ученых.

Поэтому с середины 1925 года в Политбюро началось обсуждение того, как «прибрать к рукам» Академию наук, как разрушить ее автономию. Надо было, прежде всего, устранить саму возможность существования сообщества людей, не подчиненных безропотно диктату, не сообразующихся с «генеральной линией», отгороженных от властных окриков из Кремля своим Уставом и веками закрепленными правилами и даже привилегиями. Поэтому в феврале 1926 года система контроля за деятельностью Академии наук приобрела официальный статус. На заседании Политбюро (И.В. Сталин председательствовал на нем) была утверждена специальная «Комиссия по взаимодействию с Академией наук СССР».

С этого дня все сколько-нибудь важные изменения в Академии должны были сначала рассматриваться и утверждаться на заседании Политбюро, и, начиная с 31 марта 1926 года, Политбюро приступило к систематическому и детальному разбору действий Академии наук СССР. На заседании 15 апреля 1926 года члены Политбюро (Л.Д. Троцкий и Г.Е. Зиновьев еще были ее членами, Н.И. Бухарин состоял кандидатом в члены этого главного органа большевиков) обсудили в деталях реорганизацию Академии наук. Затем в повестках дня заседаний Политбюро пункты, касавшиеся работы Академии, стали появляться регулярно: 30 апреля, 5, 6, 12 и 26 мая 1927 года, 19 января, 15 марта, 24 апреля 1928 года и так далее.

В 1927 году Политбюро решило, что для Академии наук нужно разработать новый устав, причем его составлением должны заняться Комиссия ЦК по взаимодействию с Академией наук и чиновники из Совета Народных Комиссаров, а не сами ученые. Главный упор при этом был сделан на тот важнейший пункт будущего устава, согласно которому ученые, выбранные в Академию, были обязаны заниматься не наукой (теоретическими изысканиями и изучением неизвестных пока законов природы), а искать методы по прямому «практическому применению в промышленности и в культурно-экономическом строительстве» научных достижений. «Ненужному теоретизированию» должен был быть положен конец. Академии было также предписано исключать из числа ее членов тех, чья активность рассматривалась бы как «направленная явным образом во вред Союзу ССР».

Чтобы усилить нажим на ученых, были созданы специальные «ассоциации», позорившие старых ученых, поливавшие их грязью и незаслуженными обвинениями,вроде Всесоюзной ассоциации работников науки и техники для содействия социалистическому строительству в СССР (ВАРНИТСО). Она была учреждена в ноябре 1927 года, утверждена постановлением Правительства страны,Совнаркомом 3 февраля 1928 года. Главная задача Ассоциации была очерчена без всякого умолчания или завуалированных уверток как «борьба с профессурой старого толка». В феврале 1929 года в журнале ВАРНИТСО руководители Ассоциации, используя термины политического сленга, назвали Академию наук СССР «реальным врагом советского строя».

Эту статью немедленно перепечатали в «Правде» и «Известиях». В ней, в частности, было сказано следующее:

«Академия наук в настоящее время еще находится во власти реакционных традиций и кастовой ограниченности. Благодаря этому при наличии крупных работ отдельных академиков она не сумела связать свою работу с нуждами и потребностями социалистического строительства и не является организацией, руководящей научной жизнью Союза. Творческая научно-исследовательская работа после Октября прошла в значительной мере мимо Академии наук. ВАРНИТСО считает необходимым настаивать на полной реорганизации Академии наук.

Заключение статьи было ошеломляющим: «…гнать из научных учреждений «верхушечную интеллигенцию»», то есть лучших профессоров «старого режима».

В конце 1927-го и начале 1928 года Сталин распорядился вмешаться в процесс выбора новых членов Академии, чтобы продвинуть в нее своих тогдашних дружков и лояльных к нему людей. На заседании Политбюро 23 марта 1928 года (под председательством Сталина) был утвержден список тех, кого предписывалось избрать в ходе новых выборов. 31 марта 1928 года управляющий делами Совнаркома Н.П. Горбунов, в прошлом личный секретарь Ленина, возглавлявший в тот момент Комиссию ЦК ВКП(б) по наблюдению за деятельностью Академии, вызвал из Ленинграда непременного ученого секретаря Академии, академика С.Ф. Ольденбурга. Сергею Федоровичу было заявлено, что «Москва желает видеть избранниками Бухарина, Покровского, Рязанова, Кржижановского, Баха, Деборина и других коммунистов», и передан список рекомендованных.

Однако при голосовании в 1929 году члены АН забаллотировали всех ставленников Кремля. Разгневанный Сталин потребовал переголосования. После череды унижений и вызовов в Кремль и в Совнарком руководства Академии почти все «рекомендованные» прошли в Академию. Один из вновь избранных (М.Н. Покровский) немедленно начал демагогическую кампанию в прессе и на верхах, требуя распустить Академию наук совсем, а выделявшиеся ей средства передать тем институтам, которые выпускали тысячами спешно обученных грамоте рабфаковцев (новое изобретение Сталина). Эта кампания угасла после смерти Покровского в 1932 году.

Следующей волной унижения академических ученых стала кампания по «административной чистке советского государственного аппарата», начатая в июле того же 1929 года. В ЦК партии была учреждена «Комиссия по «чистке» аппарата Академии наук» и откомандирована в Ленинград. Ее руководителем был утвержден Ю.П. Фигатнер, в прошлом слесарь, который в 1909 году осваивал марксизм в кружке Ленина в Париже, а после 1917 года служил видным большевистским начальником в Москве, Кисловодске, на Кавказе и в Сибири. Вместе с ним в Ленинград, где находился пока Президиум Академии наук, приехали А.А. Мосевич и А.Р. Стромин, официально и открыто занимавшие высокие должности в ОГПУ.

В ходе первоначальной «чистки» число уволенных из АН научных сотрудников показалось Сталину недостаточным. Поэтому 14 октября 1929 года доверенный человек в окружении Сталина, Авель С. Енукидзе, занимавший в тот момент пост секретаря Президиума ЦИК, вызвал Фигатнера из отпуска для «завершения в срок работы» его Комиссии.

Члены Комиссии возвратились 24 октября 1929 года в Ленинград. Комиссия обнаружила множество хранящихся в библиотеке Академии наук и в других институтах документов, относящихся ко времени царского правления. Здесь важно подчеркнуть, что никакой тайны не было: обо всех хранящихся в АН документах было известно специалистам-архивистам.

Фигатнер сообщил 10 ноября 1929 года на собрании АН, что его комиссии удалось обнаружить политические документы исключительного исторического значения:

«Были найдены оригиналы манифестов об отречении от престола императора Николая II и его брата Михаила, документы отделения императорской канцелярии, корпуса жандармов, охранного отделения, личный архив бывшего московского губернатора, позднее товарища (заместителя по нынешней терминологии) министра внутренних дел и директора департамента полиции В.Ф. Джунковского, а также переписка Николая II с генералом Треповым по поводу событий 1905 года и составленный для департамента полиции исторический обзор революционного движения в России с 1900 по 1910 год.

Были найдены материалы, относящиеся к планам обороны Петрограда во время первой мировой войны, архивы ЦК партии кадетов (19051915) и ЦК партии эсеров (по 1918 год включительно), список членов Союза русского народа, протоколы подпольного съезда меньшевиков, состоявшегося в 1918 году, данные о тайных агентах политической полиции с их подлинными именами и сведениями об оплате их услуг, шифры жандармского управления, материалы Учредительного собрания и комиссии по его роспуску, часть личного архива Керенского и некоторые другие документы. Были также обнаружены архивы ряда большевистских организаций дореволюционного времени».

Органами ГПУ немедленно были арестованы многие сотрудники Академии, особенно из числа тех, кто в разные годы знакомился с бумагами Охранного отделения и департамента полиции царского правительства. Донесения о допросах этих людей немедленно шли в офисы Сталина и Молотова. Видимо, оба боялись, что будут найдены документы, компрометирующие их лично.

К концу 1929 года по «Делу Академии наук» были арестованы 1729 сотрудников бывшей Российской академии наук. Их обвинили в заговоре против советской власти и создании «Всенародного Союза борьбы за возрождение свободной России». Все обвинения от начала до конца были чистой фальсификацией. Фигатнер рапортовал в Москву 13 декабря 1929 года: «На сегодняшний день Академии наук в прежнем виде не существует».

В 1931-1932 годах власти закрыли много научных обществ, прекратили издание многих научных журналов,отобрали многие здания, использовавшиеся учеными (в частности, своего здания лишился Институт экспериментальной биологии Н.К. Кольцова, созданный на деньги меценатов до переворота 1917 года в центре Москвы).

Административные гонения на Академию наук продолжились в 1933 году. Формальный президент страны (председатель Президиума Верховного совета СССР) М.И. Калинин и председатель Президиума ВЦИК А.С. Енукидзе подписали распоряжение, по которому Академия наук СССР потеряла последние остатки независимости. Ее подчинили непосредственно правительству, а 25 апреля 1934 года предсовмина Молотов подписал новое распоряжение, согласно которому АН СССР переводили из Ленинграда в Москву «в целях дальнейшего приближения всей работы Академии наук к научному обслуживанию социалистического строительства».

Распоряжение председателя правительства готовили в тайне, о грядущем решении Москвы никто не знал (даже могущественный член Политбюро, секретарь Ленинградского обкома партии С.М. Киров не был поставлен в известность, бросился в Москву к Сталину, прося сохранить АН в Ленинграде, но тот был непреклонен). На весь переезд в Москву Академии наук распоряжением Молотова было дано лишь два месяца. Многие эти действия напоминают обстановку сегодняшнего дня: то же желание развалить академические институты и саму АН, та же секретность в принятии решений, те же шаги по протаскиванию в РАН друзей высшего начальства. Несомненно ведущую роль сегодня играет желание прибрать к рукам собственность и земли РАН. Однако Сталина, в конце концов, жизнь заставила осознать, что без АН стране грозят многие беды, и хотя он запретил многие дисциплины, но теоретическая и экспериментальная физика и ряд других наук развивались. Он сначала с осторожностью, а потом шире начал выделять денежные средства академиям, увеличивать зарплаты ученым и преподавателям вузов, создавать промышленность приборостроения. Без новых теоретических разработок нельзя модернизировать индустрию, а Сталину были нужны «катюши», самолеты, танки, атомные и водородные бомбы, радиолокаторы и пр. и пр. Ему по-прежнему больше нравились подхалимы типа Лысенко или Митина (которые были на деле явными мошенниками), но рубить Академию на корню он не решился. Убивать же сегодня РАН (а шаги, лишь для прикрытия называемые «реформой», есть именно это), — значит совершать непоправимую ошибку.

Ссылки на то, что нигде в мире академии наук не похожи на РАН, не состоятельны. Да, на Западе академии наук состоят только из членов и не включают в себя институты. Но исторически так сложилось в России, что даже в Императорскую АН в XVIII веке была вписана лаборатория Ломоносова. В XIX и XX веках в АН возникли первоклассные институты. Такая система укоренилась в России, показала свою мощь: из конгломерата институтов возникла новая социальная сущность — РАН, отличная от других академий мира. Институты созданы выдающимися учеными, сформировавшими свои научные школы, в результате чего российская наука получила качественно отличный от западного (и восточного теперь) стимул для развития. Убить академию — значит убить этот чисто русский феномен. <…>