Специально для Когита.ру

Борис Докторов

НЕВЕРОЯТНОЕ, НО ОЧЕВИДНОЕ. ИЗ ИСТОРИИ РАЗНОМЫСЛИЯ В СССР

Каждый скажет, что в заголовке этого эссе использовано название известной телепрограммы «Очевидное — невероятное». Согласен, и к тому есть ряд причин, из которых назову лишь две. Первая: Сергей Петрович Капица рассказывал о достижениях науки, о том как невероятное становилось, если и не очевидным, то во всяком случае – более понятным. Второе, героями Капицы были физики и, более широко, ученые, работавшие в области познания природы, жизни. В XX столетии ими был внесен решающий вклад в превращение невероятного в очевидное. 

Мой рассказ – о социокультурном явлении, существование которого во второй половине прошлого века в нашей стране казалось невероятным, если мягче, то трудно допустимым. Однако оно было. Более того, хотя все это было весьма далеким от физики, оно существовало во многом благодаря участию физиков. Причем таких, о жизни которых и сейчас не много известно; они работали над созданием ядерного и ракетного оружия.  

Назову две причины успешного и продолжительного существования проекта, – совсем даже не секретного, а сугубо мирного – о котором я расскажу: место действия и нежелание всех его участников в создании «шума» вокруг происходившего. Не секретность, но осторожная закрытость. Происходило все в поселке Абрамцево, расположенном вблизи от Москвы. Там Сталин построил дачи для академиков, весьма скромные по современным «рублевским» стандартам, дети этих ученых и стали основными акторами (и актерами) всего происходившего. Постепенно там получали и покупали дачи крупные ученые, прежде всего работавшие над решением оборонных проблем. Почти все жили и работали в Москве, но Абрамцево было их вторым домом; а для некоторых – единственным. К паблисити эти люди не стремились, так как понимали социальную плату, которую пришлось бы им платить за пиар и потому что им было вполне достаточно признания в избранной каждым из них профессиональной области. Как тогда говорили, «компетентные органы» все знали о происходившем в Абрамцево, но считали за благо не действовать слишком активно.

Теперь – о некоторых из «подельников» этого пока не названного «театра событий». К группе лидеров, «звезд» они сами отнесли  16 человек, но я назову лишь нескольких из них; расположу не по степени завязанности на общее дело, а по алфавиту.

Алексей Абрикосов, физик, академик, в 2003 году стал Нобелевским лауреатом, но «дальше не пошел». Андрей Боровик-Романов, физик, академик, заместитель академика-секретаря Отделения общей физики и астрономии АН ССР. Юрий Гайдуков, физик, профессор, лауреат Государственной премии СССР. Варлен Колбановский, социолог первого поколения, это с его подачи в конце 1950-х началась дискуссия о признании социологии самостоятельной наукой. Виктор Олевский – химик, профессор, автор 10 книг, лауреат нескольких государственных и правительственных премий. Богдан Поповских, один из крупнейших в стране специалистов по сварным конструкциям, в 1958 г. стал лауреатом Ленинской премии. Михаил Хайкин, физик, специалист в области электронных явлений и физики низких температур, член-корреспондент АН СССР.

Конечно, если бы не присутствие в этой «группе товарищей» Варлена Колбановского - «лирика» и единственного, с кем я лично знаком, можно было бы подумать, что речь идет о каком-то физико-техническом проекте, в котором участвовали суперспециалисты. Нет, совсем не так, «очень холодно».

Приведу имена еще некоторых участников этого «дела», опять – по алфавиту. Окмир Агаханянц, доктор географических наук, один из крупнейших в мире геоботаников. Икар Ковнер, доктор технических наук. Даниэль Митлянский, заслуженный художник России, член-корреспондент Российской Академии художеств. Сергей Славатинский, физик, профессор, академик Российской академии естественных наук, специалист в области высоких энергий и космических лучей. Вячеслав Щуров, фольклорист, доктор искусствоведения, заслуженный деятель искусств России, профессор Гнесинки

Были в этом коллективе и женщины, более того, их не могло не быть. Красивые, элегантные, образованные, профессионально успешные и одаренные многими талантами. Но если почти все мужчины представлены в Википедии, то женщины – менее публичны.

Итак, сцена действия и основные участники театра указаны. Стало ли понятнее, что же это за «невероятное», что все же существовало? И не год-два, а четыре десятилетия. В этом вопросе содержится и ответ: то был театр, «капустник» для себя и своих друзей. Все делалось с размахом, с самостоятельно написанными пьесами, с декорациями и гримом, с музыкой и афишами. Сами участники называли себя «Подмосковной Приакадемической Филармонией» (ППФ). «Подсмосковная» – ясно, все происходило в 60 км от Москвы, «Приакадемическая», так большинство актеров были «в миру» сотрудниками Академии наук, различных НИИ и университетов. Поскольку все спектакли были музыкальными и большинство любило серьезную музыку, они назвали себя «Филармонией».

Герб этого товарищества представлен на обложке книги (см. выше), в нем соединены скрипичный ключ – символ музыки и интеграл, олицетворяющий математику и физику.

Все долгое время остававшееся мало известным стало явным лишь в 2012 году, когда вышла в свет прекрасно изданная, наполненная фотографиями и рисунками книга в полтысячи страниц, названная просто и выразительно «Подмосковная Приакадемическая Филармония». Ее авторы – Б. Поповских, за его стремление к организации процесса подготовки спектаклей прозванный Директором, и   В. Колбановский, названный в силу его профессии Комиссаром. Книга написана легким, изящным языком, пронизана юмором, несущим в себе следы 50-х – 80-х. При этом она документальна, в основе текста дневники, фото событий, фрагменты из текстов спектаклей [1].   

Итак, утверждение о действительности, и в этом смысле – очевидности ППФ разъяснено. Но в чем невероятность Филармонии? А  в том что и в годы ее зарождения, и в 60-е, и в период застоя существование таких неформальных групп, образований не приветствовалось. Нормой, обыденностью – пусть и редкой – можно было считать: нормально оформленный самодеятельный коллектив с директором, партийной и профсоюзной организациями, с художественным советом и утвержденным репертуаром... А здесь все не так, все иначе.

Поначалу были летние походы в небольших и часто менявшихся по составу группах, совместные встречи праздников и дней рождения, умеренные застолья, пробеги на лыжах в новогоднюю ночь. Устойчивая команда ППФ образовалась к 1957 году, через год после XX съезда КПСС. Таким образом, Филармония стала следствием политической оттепели, «филармонисты», тогда 30-летние, почувствовали приход нового времени. Уже можно было держаться вместе. Многие из них были пуганы 30-ми годами, знали если не размах, то карающую силу сталинских репрессий. Хотя никаких заговоров и призывов к «свержению  чего-либо» не было, но даже и без этого все понимали, что жестко наказуемыми могли быть сами встречи, само желание группы молодой интеллигенции собираться и высказываться в ироничной форме по поводу «отдельных недостатков, которые еще порой встречаются у нас».

В книге приводятся названия всех спектаклей (опусов), приведу лишь некоторые из них: «Академщина» (1961-1962 гг.); «Афинея» - древнегреческая трагедия, (1966 г.); «Калеко» - цыганская драма, (1967 г.); «Дворянское нутро» - трагикомедия (1973 г.); «Ехали казаки» - малороссийская комедия, (1982 г.); «Голубая кровь» - полудрама (1986 г.); «Летучая чушь» - оперетта, (1992 г.); «Три чемодана» - мушкетерские страсти (1996 г.) и «Сеанс Гимномании» (2000-2001 гг.). Авторы книги указывают на два фактора, сохранивших Филармонию. Первый – участие в содружестве большого числа значительных физиков и второй – то, что артисты почти не вылезали на официальную сцену, имели свой круг зрителей. Замечу, что «официальная сцена» тоже часто была «своей»; к примеру, Институт физических проблем. Оберегавшим Филармонию от закрытия было и то обстоятельство, что спектакли представлялись всего один-два раза в небольшом зале и лишь для друзей.

В книге каждый спектакль подробно описан и приведены фрагменты исполнявшихся текстов. Полностью включены факсимиле опусов «Академщина» и «Дворянское нутро», а также кантаты к 80-летнему юбилею П.Л. Капицы, который отмечался в 1974 году. В качестве иллюстрации содержания и характера спектаклей приведу фрагменты текстов из этой кантаты.

Сначала – объявление:

Торжественная кантата «Юбилейная» в монументально-биографическом жанре, в 9 частях.

Исполняет Объединенная приакадемическая филармония.

Дирижер – Хайкин, Рабочий сцены – Боровик-Романов.

Уже это объявление вызвало улыбки. Хайкин был физиком, которого знал весь зал, но он был и племянником известного дирижера Большого театра Бориса Хайкина, имя которого в те годы постоянно звучало по радио и на телевидении. Академик Боровик-Романов многие годы был заместителем Капицы по Институту физических проблем АН СССР.

Затем – Пролог, диалог хора с «голосом невидимого певца за сценой»

Хор:     Нам мероприятие разрешается?

Голос:  Не возбраняется

Хор:     Значит юбилей не отменяется?

Голос:  Как полагается

Хор:     По форме и содержанию?

Голос:  Есть указание!

Хор:      Значит есть мнение?

Голос:   Нет возражения...

В Прологе отражено бродившее в умах сомнение о том, что проведение юбилея могло бы и не состояться.

Первая часть кантаты исполнялась на мелодию хора из 9-й симфонии Бетховена и отражала помпезность празднований официальных юбилеев:

Все навстречу юбилею!

Юбилея близок час.

Не смолкает, не слабеет,

Нарастает трубный глас!

Часть 2-я «Истоки» пелась на мотив народной песни «Разлука ты, разлука» и напоминала, что детство Капицы прошло в Кронштадте:

В Империи Российской

Назад немало лет

В фортеции Кронштадтской

Родился он на свет...

Слушателям кантаты была понята насыщенная подтекстом Часть 3 «Туманный Альбион», рассказывающая о годах пребывания Капицы в Англии и работе в Кавендишской лаборатории Резерфорда. В первых строках, исполнявшихся на мелодию Лакримозы из «Реквиема» Моцарта, дуэт сообщал

Там, где Альбион туманный,

Был Капица гость нежданный...

Дело в том, что поначалу, в 1922 году, Резерфорд не хотел брать к себе Капицу из-за заполненности штата – 45 человек. Но Капица убедил будущего шефа, сказав, что 46-й работник будет соответствовать допустимым пределам точности измерений в лаборатории. Это понравилось Резерфорду, он взял его на работу, и вскоре Капица стал его любимым учеником.

Среди сотрудников Лаборатории у Резерфорда было прозвище – Крокодил. В кантате сообщалось:

По Кембриджу ходила

Большая Крокодила.

Она, она – ученая была!

За научные достижения Капицу избрали членом Королевского общества, фактически – Академии наук Великобритании, этот факт представлен так:

Капица вышел гордо

Из школы Резерфорда.

Ему она начальная была!

4-я часть - «Прощание». В 1934 году Капица стал невыездным, и ему пришлось распрощаться с Англией:

Снова еду я на Север,

Видно мой таков удел...

«If for ever – still for ever…»

(Если навсегда, то прощай навсегда! – по Байрону.)

В СССР Капица создал свой Институт физпроблем, а Резерфорд передал ему все оборудование лаборатории, в которой Капица работал в Англии:

Лорд, досточтимый Резерфорд,

Он обеспечит нам комфорт,

Магниты и бумагу в туалет,

На много лет, много лет, много лет!

В Кантате девять частей, но здесь нет возможности привести даже небольшие фрагменты из каждой из них.  Процитирую в заключение лишь четыре строки из последней части:

Чтоб не строил Моссовет,

У нас научная граница,

И не пройдет ученый бред

Там, где таможенник Капица

Рассмотренный текст наполнен аллюзиями, в полном объеме понятными лишь физикам, и сегодня он смотрится лишенным намеков политического характера. Но в 1974 году он воспринимался «вызывающее» смелым. Хотя к тому времени годы опалы Капицы ушли в прошлое, и он вернулся к руководству созданным им институтом, отношение к ученому со стороны властей оставалось сдержанным. 

Филармония выстояла четыре десятилетия, так работала в жанре легкой, интеллигентной иронии по поводу происходившего в стране, шутливых намеков, держалась подальше от «края» разрешенного. Это было сообщество людей, очевидно критически относившихся ко многому из происходившего в стране, но одновременно, понимавших значение своего труда для укрепления военно-промышленного потенциала страны. В их представлении Филармония и все связанное с нею, были – хобби, игрой на долгие годы, формой отдыха и общения с близкими по духу людьми. Однако – не целью жизни. Отсюда – тонкое нормирование социальных рисков, осознанное самоограничение в текстах опусов.

Однако имеет смысл задуматься, что представляла собой Филармония как социальное явление, какую потребность она позволяла проявить, удовлетворить. Ясно, что не только общение. Тогда все ограничилось бы пешими и водными путешествиями, встречами праздников и дней рождения, выпуском стенгазет и т.д.  Общий ответ о мотивах создания Филармонии и характере энергетики, питавшей ее деятельность, содержится в дарственной надписи на книге, присланной мне Варленом Колбановским: «... книга о московском “разномыслии” 60-90 гг.».

Интуитивно легко расшифровывающее понятие «разномыслие», благодаря несколько лет назад появившейся книге петербургского социолога Бориса Фирсова [2], постепенно становится объектом серьезных междисциплинарных исследований. Ибо в действительности природа разномыслия в тоталитарном обществе, его генезис, формы проявления, социальная среда существования очень не просты. Разномыслие занимает некий промежуточный пласт между навязывавшимися годами нормами отношения к политике государства, его истории, его идеологическим императивам и диссидентскими воззрениями, отстаивание и распространение которых каралось длительными тюремными сроками, запретами заниматься профессиональной деятельностью, высылкой из страны. А в определенные исторические периоды – высшей мерой наказания.

Фирсов приводит множество случаев, форм разномыслия существовавшего в различных группах советского общества, но  в центре его анализа – формы индивидуального разномыслия. Здесь мы имеем яркую иллюстрацию группового, коллективного разномыслия свободного товарищества интеллектуальной элиты. Книга не только дает повод к продолжению изучения этого сложного феномена, но содержит  первично систематизированный уникальный материал.  

Правда, есть одно обстоятельство, затрудняющее ознакомление с обсуждаемой книгой, усложняющее общение с ней и препятствующее исследованию ППФ как «невероятного, но очевидного». Это – малый тираж книги.

1. Поповских Б.В., Колбановский В. В.Подмосковная Приакадемическая Филармония, [1957-2012] – М.: Изд-во "МБА", 2012. - 495 с. : ил., портр., фот., факс..

 2. Фирсов Б.М. Разномыслие в СССР. 1940-1960-е годы. История, теория и практика. – СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге. 2008.