Журнал «Парк Белинского» пока не имеет своего сетевого дубля. Электронная версия данной статьи любезно предоставлена нашему порталу учредителем и редактором журнала. А. Алексеев

См. ранее, из пензенского журнала «Парк Белинского», на Когита.ру  

= Модернизация и законность. Не диктатура закона, а примат права над законом... (авт. – А. Пригожин)

Об авторе данной статьи

Валентин Мануйлов - директор Института региональной политики (г. Пенза), кандидат философских наук, учредитель журнала «Парк Белинского».

Начинал как автор журналов «Вопросы философии», «Политические исследования», «Социологические исследования», «Новое время», «Общественные науки и современность», «Ваш выбор».

Начиная с 1994 г. занимается издательской деятельностью: издавал журнал «Земство» (1994-1996 гг.), журнал «Губерния» (1995-1998 гг.),  с 2003 г. издает газету «Улица Московская», а теперь еще и журнал «Парк Белинского». 

Из журнала «Парк Белинского» (2012, № 1):

Валентин Мануйлов

РЕФОРМЫ И КОНТРРЕФОРМЫ В ИСТОРИИ РОССИИ

I. Обоснование

Отличительная черта российской истории – чередование волн реформаторства и контрреформаторства. Классический пример – реформы Александра II и контрреформы Александра III. В данном случае реформы и контр-реформы оказались «разделены» между различными царствованиями. Как правило же реформы и контрреформы «соединялись» в одном царствовании. Это оказалось свойственно правлению Ивана IV и Екатерины II, Александра I и Николая II.

Современный случай: реформы Бориса Ельцина и контрреформы Владимира Путина, в том числе те, что были им осуществлены во время формального президентства Дмитрия Медведева.

Один из факторов, определяющих движение этих волн, – разделение политической культуры России на две субкультуры: «правительственную» («столичную») и «провинциальную».

Столичный вариант обнаруживает себя в следующем. Правительственная бюрократия принимает на себя функцию правящей элиты, т. е. совокупного управляющего обществом. Но при этом не притязает на роль «генерального контролера» за деятельностью местных административных элит.

Правительственная бюрократия издает и рассылает циркуляры, распоряжения, предписания, но сознательно отказывается от проверки их исполнения на местах.

Правительственная бюрократия полагает, будто она осуществляет политическое господство в обществе и гарантирует целостность государства, а местная бюрократия будто бы ей подчиняется.

Провинциальная политическая субкультура основана на том, что местные административные элиты признают права столичной бюрократии на исполнение функций правящей элиты. В то же время они фактически выполняют лишь те указания из столицы, что соответствуют их корпоративным интересам, и спускают на тормозах те, которые могут подорвать осуществление ими властных функций на местах.

В процессе взаимодействия между столичным и провинциальным вариантом политической культуры развилось и упрочилось так называемое обычное право.

Именно оно, не будучи оформлено в писаных актах, не будучи, следовательно, конституционным и признаваемым всем обществом, регулировало и продолжает регулировать взаимоотношения между столичной властью и местными властными группами.

Время от времени сравнительно мирное взаимодействие между столичной политической субкультурой и провинциальной сменялось острым противоборством. 

Оно было присуще исключительно тем периодам отечественной истории, когда столичная бюрократия пыталась инициировать реформы, укрепляющие ее государственную власть на основе писаного законодательства и влекущие одновременно за собой сокращение сферы действия норм обычного права, что изменяло статус местной бюрократии и вызывало ее на активное противодействие преобразованиям.

Противоборство между столичной и провинциальной политическими субкультурами определило противоречивость и непоследовательность реформ  Александра II и Николая II, исход НЭПа, незавершенность реформ Хрущева и Косыгина, крах «горбачевского» варианта перестройки.

Это противоборство являлось доминирующей чертой политической жизни России эпохи Ельцина. И завершилось в эру Путина временной или скорее кажущейся победой столичной бюрократии. Соответственно, доминированием правительственного сценария в развитии политической культуры общества.

От противоборства между правительственной и провинциальной версиями политической культуры зависит во многом исход современных реформ в России. Во всяком случае, результатом противоборства будет модель политического режима и гражданского общества, которая  сложится в России в ближайшие 20 лет.

Провинциальная политическая культура – составная часть политической системы российского общества 90-х гг. XX в. и начала XXI в., ощутимо влияющая на характер ее функционирования и развития. 

Политические процессы в российской провинции по существу определяют пределы реализации правительственных замыслов, их вероятные темпы и масштабы. Политическая жизнь в провинции развивается по своим специфическим законам: законам «периферийного» развития и не укладывается в логику «правительственного расписания» реформ.

Регулирование общероссийскими властями хода реформ в провинции возможно лишь на основе знания об особенностях провинциальной политической культуры и на основе возможностей стимулировать ее развитие, не вызывая одновременно конфронтации в отношении себя.

Цель проекта – исследовать исторический опыт смены реформаторства контрреформаторством как результата противоборства между столичной политической субкультурой и провинциальной. В то же время, цель в том, чтобы в политическом процессе отыскать такие элементы культуры, активизация которых могла бы явиться гарантом последовательности и необратимости реформ в провинции.

II. Концепция-рабочая гипотеза

Механизм смены волн реформаторства волнами контр-реформаторства примерно таков.

Мирное, не отягощенное внешнеполитическим экспансионизмом развитие страны способствует росту и дифференциации групповых интересов. Достаточно очевидно это просматривается в 40-е, 70-е, 90-е годы XIX столетия, в 60-70-е годы XX века, в первое десятилетие ХХI века. Пробуждаются и укрепляются корпоративные и локальные ценности и связи. Они предполагают изменения механизма функционирования общества.

Интеллектуальные лидеры обосновывают целесообразность передачи части властных полномочий от «большого государства» к «малым общностям». Представители корпоративных и локальных ценностей ожидают от правящей элиты медленных, постепенных, но последовательных действий в этом направлении.

Правящая элита реагирует неадекватно. Она усматривает в росте корпоративизма и локализма угрозу своей власти. Такая реакция «правительственной» бюрократии отражает состояние государства в качестве «незавершенного государства».

«Незавершенное государство» обнаруживает себя в следующих отношениях.

• Во-первых, отсутствует конституция, разделяемая наиболее влиятельными слоями общества, а также общее и специальное законодательство, адекватное потребностям общественного развития  (конституционно-правовой аспект).

• Во-вторых, отсутствуют либо слабо развиты институты власти, призванные представлять и согласовывать интересы различных социальных групп, урегулировать конфликты и предупреждать их возникновение (институциональный аспект).

• В-третьих, отсутствует феномен государственного сознания, т. е. совокупность ориентаций, установок, идей, отражающих взгляды общества на свое государственное тело (ценностный аспект).

• В-четвертых, отсутствует либо слабо развито разделение власти на исполнительную и законодательную, а также отделение политической власти от экономической (политический аспект).

Таким образом, для «незавершенного государства» характерно отсутствие полномочий для реализации собственных замыслов.

Более того, можно говорить о существовании в России двух государств: государства столичной бюрократии и государства бюрократии провинциальной.

Элита начинает поиск варианта укрепления своей власти, не понимая при этом, каким образом это действие осуществимо. Вариант находится в форме внешнеполитической экспансии (1853-1856 гг., 1904-1905 гг., 1914-1917 гг., 1929-1953 гг., 1979-1988 гг.). Элита предполагает, что ценности защиты Отечества окажутся сильнее ценностей локализма и корпоративизма.

Военные действия оказываются неудачными. В обществе нарастает волна раздражения и недовольства. Раздражение острее проявляется в столице. Недовольство ощутимее обнаруживает себя в провинции. Недовольство в провинции приобретает относительно массовый характер. В отличие от столицы, здесь нет возможности «подкормить» и «задобрить» всех недовольных.

Недовольство «провинциалов», как правило, носит не вполне осознанный характер, т. е. не выражается в рационалистически проинтерпретированной форме.

В то же время, оно определенно направлено против существующей власти, вне зависимости от ее уровня и конкретных лиц.  Власть – и в центре, и на местах –  рассматривается как чуждая простым людям сила, как мафиозно-коррумпированное чиновничество. На этой почве – невыполнение решений властных структур.

Как правило, это выражается прежде всего в массовом уклонении от исполнения такой государственной повинности, как уплата налогов. Феномен недоимок пронизывает всю государственную историю России со времен допетровских до XX века.

Как следствие – рост неуправляемости общества. Последнее – крайняя форма проявления «незавершенного государства».

Наконец, нарастающее недовольство провинции «передается» в столицу. В среде правящей элиты происходят частичные изменения: в ней обнаруживаются реформаторы. Они начинают искать союзников в провинции.

Не находя там прочной, уже сложившейся опоры, реформаторы инициируют появление союзников. Этого они добиваются публичным выражением намерения осуществить в ближайшем или отдаленном будущем некоторые перемены в политическом курсе, в структуре власти.

Ставка делается на обретение поддержки со стороны провинциальной интеллигенции как слоя, опосредствующего взаимоотношения между властью и народом.

Неинкорпорированная в структуры местной власти, провинциальная интеллигенция «покупается» на обещания реформ и стремится сформировать благоприятный для реформаторов ценностный базис.

«Спровоцировав» появление в провинции сторонников намечаемых преобразований, правящая в стране элита приступает к их непосредственному осуществлению.

В этом она пытается опираться преимущественно на провинциальную бюрократию. Столичная элита исходит из того, что местная бюрократия не имеет будто бы своих собственных, корпоративных или локальных, интересов, отличных по содержанию и направленности от интересов столичной бюрократии.

Элита полагает, что провинциалы готовы подчиняться любой власти, но при условии, чтобы их не трогали, не сменяли. Элита рассчитывает на покорное исполнение  реформаторских замыслов провинциальным чиновничеством.

Провинциальная бюрократия отвечает взаимностью. Создается ощущение видимого единства целей правительственной и местной бюрократии. Возникает иллюзия широкой аппаратной поддержки реформ.

Провинциальная интеллигенция склонна верить в реформаторскую настроенность «своей» бюрократии. Общество ощущает себя в начале глубоких преобразований. Происходит экспонентный рост социальных ожиданий.

В действительности же формируется источник псевдореформы и затем контрреформы. При этом обнаруживается два варианта взаимодействия между новой правящей элитой («реформаторами») и ее «агентами» на местах.

Первый. Поначалу, пока реформаторство ограничивается поисками самооправдания, пока реформаторские начинания не затрагивают коренных интересов провинциальной бюрократии, последняя проявляет по отношению к реформам сдержанность и лояльность. Более того, она пытается по-своему «помочь» проведению этих реформ, придавая им удобный ее интересам смысл.

На словах она интерпретирует реформы как преодоление прошлого или даже разрыв с ним, в действительности она вкладывает в реформы исключительно опыт прошлого, порой углубляя его худшие черты. Так рождается вариант псевдореформы.

По мере того как реформы набирают ход, вырабатывают свое истинное содержание, они «выплескивают» из себя «боковые следствия», не отвечающие интересам провинциальной бюрократии и связанным с нею слоям провинциального общества.

«Боковые следствия» выражаются прежде всего в утрате местной правящей элитой возможностей монопольно и безраздельно властвовать, распоряжаться местными ресурсами, кадрами, решать судьбы людей, в утрате условий бесконтрольно и беспрепятственно удовлетворять свои материальные интересы.

Наконец, они выражаются в размывании и даже в разрушении сложившихся, устоявшихся, годами отработанных корпоративных связей, в том числе связей, выходящих на «центр».

Местные сообщества, кровно связанные с провинциальной бюрократией, начинают «бродить», выражать недовольство, квалифицируя происходящие перемены как отступление от принципов, от традиций, от священных заветов отцов.

Критика перемен, искусно дирижируемая апологетами старого порядка, сопровождается морально-психологическим террором в отношении реформаторски настроенной провинциальной интеллигенции. Последняя, не будучи инкорпорированной в структуры местной власти, не имея, следовательно, форм самозащиты, оказывается по существу заложником собственных иллюзий и непоследовательности реформаторов в «центре».

Верхи же местной элиты какое-то время делают вид, будто колеблются, но затем устремляются возглавить недовольство, чтобы не оторваться от масс.

В результате – сплочение всех тех сил провинциального общества, которые не заинтересованы в серьезных изменениях. Затем – глухое противостояние правительственным реформам и ползучая, но неуклонная контрреформа, или резкая смена всего курса, отказ от реформ в принципе.

Победа провинциальных противников реформ оказывается возможной потому, что ее провинциальные сторонники, как правило, лишены возможности инкорпорироваться в какие-либо легальные и прочные властные структуры. Выражая поддержку реформам на ценностном уровне, они не создают групп поддержки реформам посредством корпоративизации и институционализации своих отношений. Тем самым они обрекают реформы на угасание.

Инструментальное осуществление реформ оказывается целиком в руках их противников.

Второй вариант. В результате реформ в провинции рождается социальный слой, ориентированный на постоянные изменения. Он достаточно разнороден. В него входят наиболее активные элементы, связанные с новыми видами хозяйственной деятельности, а также реформаторски настроенная интеллигенция.

В стремлении углубить реформы этот слой то и дело переходит ту грань, которую наметили их инициаторы. «Дети реформ» начинают раздражать «отцов реформ». Последние все чаще склоняются к попыткам сжать реформы, ввести их в русло умеренности и благопристойности.

Рост раздражения такой политикой, теперь уже со стороны провинциальных последователей реформ, вызывает новую волну правительственного замораживания реформ.

Успешность такой анестезии обусловлена обыкновенно тем, что новые предприниматели и коммерсанты не понимают и не принимают в расчет интересов интеллигенции. Интеллигенция же пренебрегает возможностью партнерского союза с «буржуями».

Ни тем, ни другим не удается инкорпорироваться в структуры местной власти вполне легальным образом. Ход реформ в провинции вновь оказывается обречен на зависимость от позиций старой провинциальной бюрократии.

В результате – совпадение усилий провинциальной бюрократии предотвратить всякую вероятность продолжения реформ и стремления правящей столичной элиты не дать реформам спонтанно углубиться и выйти из берегов.

В конечном счете – присвоение уже осуществленных результатов реформ столичной и провинциальной бюрократией, крах идей реформ в глазах общества, волна контрреформаторства.

Описанный здесь механизм смены реформаторства контрреформаторством как результата разницы потенциалов столичной и провинциальной политических субкультур носит общий характер и требует своего конкретно-исторического изучения методами компаративных и социологических исследований.

III. Предварительные практические рекомендации.

Каким образом возможно снять разницу потенциалов между столичной и провинциальной политическими субкультурами? Каким образом можно стимулировать и гарантировать осуществление политических реформ в провинции?

Есть, очевидно, два варианта.

Первый: долгосрочный, рассчитанный на перспективу. Он предполагает постепенное сближение этих субкультур в ходе эволюционных изменений.

Предпосылки сближения – экономический подъем, рост материального благополучия, изменение характера местной бюрократии, преодоление провинциальной интеллигенцией комплекса оторванности от народа.

Но этот вариант не приносит быстрых успехов.

Второй вариант: кратко- и среднесрочный, рассчитанный на сравнительно быстрый результат. Он предполагает максимально возможную нейтрализацию отрицательных следствий противоборства политических субкультур и, в то же время, создание условий для нормализации хода политической реформы в провинции.

Он должен исходить из двух очевидных фактов:

• Современное российское государство – это «незавершенное государство», оно не имеет ни правомочий, ни институтов для выполнения своих функций, для динамического реформирования властных структур.

• Рост групповых интересов в провинции обнаруживается преимущественно в форме «рассыпающихся» интересов.

Отсюда две цели:

• Достроить те права и органы власти, которые позволят государству сократить дистанцию по отношению к обществу.

• Выявить такие формы реализации групповых интересов, которые бы сцементировали их.

Достижение этих целей возможно на основе процесса корпоративизации. Последний может состоять в создании «малых общностей» –  социальных, экономических, политических, культурных, смешанных – которые дадут всем людям, прежде всего в провинции, возможность инкорпорироваться, обрести возможности для самореализации и самоидентификации.

Корпоративизация в форме создания «малых функциональных групп» поможет решению по меньшей мере двух задач. Она направит энергию провинциалов на конструктивное решение конкретных жизненных проблем, одновременно она снимет фрустрированные реакции провинциалов на столичную и местную власть.

Но корпоративизация местных сообществ может идти по-разному. Может идти медленно и неузаконенно, что уже имеет место и что вызывает раздражение в тех слоях провинциального общества, которые пока не инкорпорировались.

Но может происходить сравнительно энергично и на основе специального законодательства (исходным может стать принятие «Закона о корпорациях»).

Правящая элита, заинтересованная в создании точек опоры реформы, могла бы уже сейчас, не дожидаясь специального закона, стимулировать корпоративизацию местных сообществ путем протекционистской политики.

Для этого необходимо создание специального правительственного фонда, из которого могли бы выделяться средства на создание на местном уровне обществ потребителей, комитетов самоуправления, групп поддержки реформ, исследовательских центров, различных фондов по реализации правительственных и локальных программ  и проектов.

Исключительную роль в упорядочении политических реформ сыграла бы легализация политического лоббизма, осуществленная на основе специального закона. Это позволило бы провинциальной интеллигенции обрести новые статусные характеристики, активно включиться в политический процесс. Все это способствовало бы последовательному и необратимому ходу реформ в провинции.

***

Настоящий текст написан в мае-июне 1992 года по просьбе Алексея Кара-Мурзы, в то время советника государственного секретаря Геннадия Бурбулиса. Публиковался в журналах «Ваш выбор» (1992 г.) и «Земство» (1994 г.). В журнале «Парк Белинского» публикуется с незначительными уточнениями (и дополнениями, отражающими политическую историю последнего десятилетия. – А. А.) .

Выписки: подражание Гаспарову

«Вначале он (духовник испанского короля Карла III) делал вид, что поддерживает реформационные планы графа де Аранда, но его истинной целью было, как потом показали обстоятельства, погрузить короля в пропасть суеверия и деспотизма. История переполнена подобными примерами попыток реформ, поддерживаемых злейшими их врагами, убежденными в том, что эти попытки обрушатся в конце концов на головы их авторов и иго, снятое на время, с еще большей силой охватит доверчивые народы».

Джакомо Казанова. Мемуары. Переработанное издание 1877 г. Саратов: Издательство С. Кознова, 1991, стр. 167

**

Е. Сафонова «Журнал вольнодумства» // Знамя, 2013, № 9

Рецензию на «Коломенский альманах» («Знамя», 2012, № 10) я начала словами: «“Назови мне такую обитель”, где бы сегодня не было регионального литературно-художественного периодического издания!».

В Пензе явился на свет еще более интересный издательский продукт. Речь о журнале «Парк Белинского», издаваемом ИД «Валентин Мануйлов». В 2012 году появилось два номера, один раз в полгода. На фронтисписе пометка: «Общественно-политический, историко-публицистический, литературно-художественный журнал». Бросается в глаза подзаголовок названия: «Журнал вольнодумства», контрастирующий с наименованием журнала, достаточно нейтральным и связанным, особенно в глазах пензенцев, с названием излюбленного места отдыха горожан. Кредо «Журнал вольнодумства» «выводит» «Парк Белинского» из ряда региональных культурных изданий, непритязательно существующих, чтобы публиковать творчество земляков, — но и ко многому обязывает.

Рассмотрим на примере второго номера, как реализуются позиции «журнала вольнодумства».

О позициях исчерпывающе высказался учредитель и главный редактор «Парка Белинского», кандидат философских наук Валентин Мануйлов в «Слове редактора» (№ 1). У него имеется четкое видение, каким должен быть журнал. Это, тезисно:

— аудитория журнала — провинциальные интеллектуалы во власти, бизнесе и культуре; авторы журнала — такие же интеллектуалы, но не только из провинции;

— цель издания — стать площадкой для выражения интересов и мнений частного предпринимательства, но не в практическом, а в возвышенном смысле: стать площадкой для выработки ценностной и идейной базы будущего поколения властителей России;

— сверхзадача издания — стать площадкой, где будет происходить обмен мнениями по теме национальной идеи России (выделение В. Мануйлова. — Е.С.) и платформой для согласия по ней;

— политика издания — «притяжение» творческой интеллигенции, формирование параллельного интеллектуального пространства; создание горизонтальных связей между ныне разрозненными «кучками интеллектуалов» во властных структурах.

Несколько парадоксален вывод, что, не исключено, конечным результатом деятельности коллектива авторов журнала станет не национальная идея, а философия параллельного существования или параллельного пространства. Но эта оговорка — проявление редакторской мудрости на случай, если развитие издания пойдет по неожиданному пути, который окажется оправдан более, чем планы.

По замыслу редакции, «Парк Белинского» не должен остаться «пензенским журналом». Даже очерк Антона Инюшева «Как рождалась «Легенда»» внешне типичный образец «местной культурной хроники», — развернутый рассказ о симпозиуме художников «Осень. Вдохновение. Пенза», проходящем уже пять лет в скульптурном парке «Легенда» на Чистых Прудах (не путать с бульваром в Москве!), — на деле адресован всему миру, так как у симпозиума статус международного. Это дань уважения своему городу, ставшему «столицей» культурного события. Отчетлив и пензенский «диалект» в уходящем жанре очерка о настоящем человеке — «След на земле» (памяти Владимира Петровича Чижова). Этот научный работник и предприниматель наладил выпуск эффективных удобрений для сельского хозяйства и вытащил из нищеты село Царевщина, где устроил «промплощадку». Обещанное «выражение интересов и мнений частного предпринимательства» позитивно (приятно читать о дельном, энергичном современнике!), но журналистский материал диссонирует с научными, которых большинство.

В контенте второго номера «перевешивает» блок исторических статей. Через приз­му истории в журнале поднимаются проблемы российского и мирового значения. «Ключевым» материалом номера предстает очерк доктора филологических наук, профессора Ягеллонского университета Василия Щукина (Краков) «Виссарион Чембарский, или Триумф провинциала». Обозначив героя очерка пышным «прозвищем» по образцу имен античных и средневековых мыслителей (Гераклит Эфесский, Франциск Ассизский, Эразм Роттердамский), автор намечает параллель между Белинским и теми философами: «Все эти люди происходили из той или иной «глубинки». Очерк сочетает в себе подобие «исторического портрета» в рамках, заданных еще В. Ключевским, с биографическими деталями о Белинском, цитатами из его писем и попыткой «прочесть» мысли героя, с рассуждениями Василия Щукина о феномене Белинского — выходца из глухой провинции, прогремевшего на всю Россию. Разгадкой феномена служат слова: «…чтобы провинциал мог выйти в люди и внести в общечеловеческую лепту нечто новое, важное, а может быть, и нечто особенное, местное, он должен… не стремиться… быть «не хуже других»… обладать не групповым… а личным достоинством».

Философский тон изданию придают «Выписки: подражание Гаспарову» — небольшой раздел, завершающий каждый тематический материал цитатами по данному предмету — от научных трудов до литературных произведений, от Александра Герцена и Джона Дьюи до Артуро Переса-Реверте и Ивана Ефремова.

По такому же принципу построен и очерк доктора философских наук Аркадия Пригожина, завкафедрой Академии народного хозяйства при Правительстве РФ, «Феномен Ахиезера». Это «представление» публике кандидата философских наук Александра Ахиезера и выжимки из труда последнего — исследования об инверсионных циклах россий­ской истории (о периодических моментах возврата к синкретическим ценностям после периодов ослабления этатизма и об определяющей ценности российской истории — вечевом идеале, то близком, то недостижимом в чередовании идеологий). Трехтомник А. Ахиезера «Россия: критика исторического опыта» писался в годы застоя «в стол» под псевдонимом и был впервые опубликован в 1991 году. Но понадобилось еще десять лет, чтобы к труду Ахиезера обратились специалисты.

Линию исторических исследований в журнале продолжают работы Валентина Мануйлова (директора Пензенского института региональной политики) «Как объединить «демократов» и «патриотов»: ретроспективный анализ» (на примере либерально-консервативных «консенсусов» разных стран, включая Россию поры Временного правительства) и Дины Мануйловой (1936—2012), преподавателя философии: «Толерантность и конфессиональность в секулярном обществе» (о межконфессиональных конфликтах и единственной возможности их изжития — отказом от силы, апелляцией к разуму). Способом художественного осмысления отечественной истории хочется назвать отрывок из романа Юрия Фадеева «Боже, царя храни». Это альтернативная версия предреволюционного периода, смысл которой в том, что «после смерти премьера Петра Столыпина император Николай II очнулся и переменился… приблизил к себе полковника Николаева, и вдвоем они замыслили и начали реализовывать план переустройства России». На бумаге у писателя переустройство выходит гладким и даже логичным; но роль личности в истории в нем, по-моему, преувеличена, особенно в части, где Николай отправляет родню в ссылку на Соловки замаливать грехи перед государем. Слабое место почти всех романов в жанре альтернативной истории — что действительность уже давно «отменила» возможность такого развития. Но как отвлеченное чтение роман любопытен.

«Парк Белинского» воздает должное и мемуарам — живым «хранителям» исторических сведений. В этом номере опубликованы два дневника и «Армейские были» Игоря Панфилова. «Армейские были» изложены казенным языком рапорта, что снижает их художественную ценность, хотя факты приведены кошмарные: примеры, как солдат командование то и дело «забывало» на труднодоступных постах в Средней Азии. Дневник инженера Сергея Петрова (1905—1978), совершившего восхождение на Эльбрус, «От Нальчика к Эльбрусу» от августа 1930 года, интересен больше всего туристам и альпинистам. Зато фрагменты из дневника второго секретаря Пензенского обкома КПСС в 1962—1986 годах Георга Мясникова, опубликованного отдельной книгой после его смерти в 1996 году по инициативе сына покойного, касаются всей Советской России. В описании крупного чиновника она предстает не «нашим садом», а разрушенной, заброшенной и загаженной усадьбой, где «сложно живет народ». Картины быта и нравов пензенской глубинки 70-х годов ужасают. Михаил Архангородский, заведующий психотерапевтиче­ским отделением Пензенской областной психбольницы, специально для журнала делает разбор дневника с позиций психоанализа, приходя к выводу о личности Мясникова как «аутической, живущей автономной, закрытой для окружающих духовной жизнью» — прямом следствии формирования и деятельности в тоталитарном государстве.

Завершает список публикаций номера подборка лирических стихов Марии Сакович (Пенза), поэтессы и переводчицы. Стихи традиционны для любовной лирики. Может быть, редакция рассудила, что стихи послужат «отдушиной» после серьезного чтения? Или это следствие «поиска формата»? Для второго номера некоторая «расплывчатость» концепции еще простительна.

Специальный раздел «Обратная связь» публикует «Переписку с авторами и читателями» после выхода первого номера. Мнения «корреспондентов» разнородны: Антон Иняшев, журналист и писатель (Пенза), ищет расшифровку слов «Журнал вольнодумства»: «… можно двигаться в двух направлениях. Первое… это любое проявление мысли, текущей вольготно и беспрепятственно. Этого в журнале действительно много. …Если понимать вольнодумство …как попытки думать «не как положено», то подобного я в журнале не заметил». Михаил Полубояров, краевед (Москва), идею совместить политику, публицистику и литературно-художественные жанры под одной «коркой» считает удачной, но озадачен поиском национальной идеи — «делать ее флагом журнала, по-моему, неблагоразумно…». Александр Гурин, историк (Рига), думает, что содержание журнала несколько необычно для России, но редакция сама еще не определилась, для кого журнал: «то ли для жителей области, то ли для всех россиян, то ли для всего русского мира…». Роман Абрамов, социолог (Москва), думает, что издание подходит для аудитории старше пятидесяти как по способу рассуждений, так и по стилю и формам, но тридцатилетние «думают другими категориями, другим языком…». Владимир Дворянов, историк (Москва), видит в «Парке Белинского» выражение самовосприятия провинциальной («в хорошем смысле слова») интеллигенции.

Действительно, за тематической «пестротканью» неразличима аудитория «Парка Белинского»; форма подачи большинства материалов ориентирована на старшее поколение, а не на молодежь (возможно, потому, что и авторы немолоды); а «вольнодумство» обращено по большей части в прошлое. Понятно, что ретроспектива «безопаснее» протестного осмысления современности — и все же от заявленного «вольнодумства» ждешь большего.

Журнал не литературно-художественный — и это к лучшему, стоит сделать ставку на публицистические материалы. Творческая интеллигенция ведь частенько пишет «размышлизмы» о себе и обществе, а площадок для их публикации маловато.

В Пензе «журнал вольнодумства» пользуется популярностью и уважением, что видно из новостей в пензенских СМИ и читательских отзывах и мнениях в блогах ЖЖ. Одна читательница соотнесла закрытие в Пензе музыкального училища и расформирование (присоединение к госуниверситету) педагогического университета им. В.Г. Белинского с выходом общественно-политического журнала как приметы времени. Что ж, если первые факты вызывают замешательство, то второй внушает оптимизм.