Недавно мне довелось ознакомиться с несколькими номерами выходящего с 2012 года в г. Пензе общественно-политического, историко-публицистического и литературно-художественного журнала «Парк Белинского». Его учредитель и главный редактор – социальный философ, политолог, издатель и общественный деятель Валентин Игоревич Мануйлов.

Журнал не имеет сетевой версии, поэтому его материалы, зачастую весьма интересные и значимые, доступны пока относительно узкой, по преимущество региональной (г. Пенза) аудитории.

У нас еще будет повод специально рассказать об этой региональной культурной инициативе. Пока же воспользуюсь любезным согласием главного редактора журнала на эксклюзивную публикацию на Когита.ру  нескольких опубликованных в «Парке Белинского» материалов, заведомо заслуживающих внимания посетителей нашего портала.

Начнем с опубликованной в № 1 журнала (июнь 2012) статьи доктора философских наук, профессора, заведующего кафедрой в Академии народного хозяйства при Правительстве РФ, «гуру в сфере управленческого консультирования» (так его представляет редакция журнала, к чему я уверенно присоединяюсь) Аркадия Ильича Пригожина.

А. Алексеев. Ноябрь 2013.

Аркадий Пригожин

ИЗ ЦИВИЛИЗАЦИОННОГО ОБМОРОКА

Давайте предположим, что кто-то из сильных лидеров России (а больше некому!) действительно решится на модернизацию. Завтра или послезавтра. Ему придётся распаковать это слово-контейнер. Объяснить, что у него там.

Иначе говоря, предложить государству и обществу ценностно самоопределиться, вывести их из цивилизационного обморока, из бессознательного зависания между вариантами будущего.

Базовая ценность

Прочное дно этого контейнера образует исходная ценность любой модернизации – законность. Тут не о чем спорить: другой базы модернизация не имеет. Законность – это ценность всепартийная. Она и западная, и восточная, республиканская и монархическая, она государственно-общественная.

Вопрос лишь в том, как её понимать. Во-первых, законность – это признание примата права над законом, их принципиальное разделение и подчинение второго первому.

Право означает неотчуждаемые свободы и возможности гражданина, на которые государству запрещено покушаться любыми законами и тем более подзаконными актами. Это означает также введение понятий «незаконные законы», «неправовые законы».

За принятие или исполнение таких законов должна быть уголовная ответственность тех, кто голосовал за них либо исполнял. Например, государству запрещено лишать гражданства кого-либо из своих подданных.

Любые государственные акты, которые в отдельности или по совокупности делают практически невозможной легальную смену власти (партийной, клановой, личной), являются неправовыми, незаконными. То же относится к государственным решениям, которыми исполнительная власть подчиняет себе законодательную и судебную.

Во-вторых, законность означает высокое качество законодательства. Для нас это, прежде всего, оценка законов на реализуемость. Принято немало законов, исполнение которых в принципе невозможно, поскольку к ним нет подзаконных актов, исполнительских инструкций. Особенно опасны коррупционные щели в них и расширенное, т. н. личное, усмотрение исполнителей и контролёров.

В-третьих, законность означает реальную независимость судов: укрепление специального статуса судей и усиление уголовной ответственности за вмешательство в судебный процесс извне.

В-четвёртых, законность – это полноценное правоприменение, т. е. обеспечение исполнения таких законов и судебных решений всей мощью государства.

В-пятых, законность – развитое правозащитное движение, компетентная и активная деятельность гражданских объединений и отдельных лиц по контролю над законодательством и правоприменением.

В-шестых, законность – это правосознание, т. е. уважение к праву и к правовым законам. Конечно, правосознание общества – самая главная компонента законности. Но и она есть результирующая от действия всех остальных.

Так что эта социальная ценность многосоставная, её нельзя сузить, исключив хоть какую-нибудь компоненту.

Самое коварное извращение законности лежит в сведении права к закону, т. е. легизм. Легизм есть законничество, открывающее возможность диктатуры законом. Произвол закона – такое же беззаконие, как и нарушение его. Легизм означает использование закона вопреки праву. «Мы действуем по закону», – так легисты отбиваются от критиков.

Пора пустить в оборот понятие «неправовой закон» и применять его наряду с понятиями «коррупционный», «недействующий» и т. п. Иначе говоря, не всё, что легально (т. е. официально узаконено), может считаться легитимным (признано правомерным). Легальность есть простое соответствие законам, безотносительно к тому, насколько эти законы правовые.

В чём же проявляется легизм? Прежде всего, это издание законов и подзаконных актов, противоречащих основным правовым ценностям (например, свободе слова, разделению властей; уведомительный принцип вместо разрешительного). 

Далее: избирательное применение закона по политическим или экономическим соображениям. Сюда же: издание недееспособных законов, применение которых невозможно обеспечить.

Тот самый цивилизационно ориентированный лидер России когда-нибудь завернёт какой-то законопроект в парламент с мотивировкой: законно, но неправомерно.

Производство страха

Пренебрежение правовым содержанием законов и есть беззаконие, брак законотворчества и правоприменения. Беззаконие тягостно и разрушительно.

Оно вносит страх, отравляющий разум и чувства. Фактически никто не защищён от тех, кто у власти или близок к ней. Не только центр, но и главы администраций и городов без колебаний бросают прокуратуру, милицию, суды против тех, кого считают своими оппонентами. Да и сами функционеры неправопорядка помышляют поборами.

А после расправы над «ЮКОСом» предприниматели и не сопротивляются. Более того, некоторые даже стремятся включить в собственное дело бюрократов и законников.

А сами они? Мало кто из них уважает Трудовой Кодекс. Угрозами увольнений и штрафов они вынуждают сотрудников к своим условиям труда. И персонал не рискует обращаться ни в суд, ни в прокуратуру.

Особенно жаль, что и известные либералы, сторонники демократии тоже, оказавшись во главе госучреждений, компаний, начальствуют по-советски. С той же нетерпимостью к возражениям, закрытостью решений, притеснениями критиков. Их тоже боятся.

Привычным стал страх перед службой в армии и соприкосновением с милицией. Ссылка более слабого на закон только распаляет более сильного. Страх давит, дёргает, злобит людей, насыщает воздух множеством мелких и безотчётных фобий и стрессов. Пугливые граждане быстро склоняются при всяком окрике.

В столь репрессивной среде пассивное большинство замыкается в себе, активное меньшинство бунтует или бежит. Жители безразличны ко всему, что напрямую не задевает их частную жизнь, они разобщены и покорны. Чего и ожидает от них госаппарат. И он периодически запускает в общество новые порции страха, устраивая поучительные избиения хоть кого.

Страх унизителен. Исследованиями доказано, что по мере развития человечества у людей возрастает чувство собственного достоинства, они всё более болезненно реагируют на унижения.

Конечно, прежде всего это относится к творческим людям. Интеллектуально активные очень чувствительны к безопасности. Атмосфера страха настраивает их на бегство, на поиск среды, где их достоинство, авторство, патенты будут защищены не покровительством и привилегиями, а качеством и силой законов.

Страх обессиливает общество, оно неспособно к солидарному действию. От равнодушия управляемых сами управляющие искренне впадают в иллюзии всезнайства, собственной правоты во всём. И тогда им мало власти, и они подбирают под себя все отрасли государства и СМИ.

Гражданин исчезает, остаётся житель, которому зачем-то что-то надо, он надоедает просьбами, и от него хочется как-то отделаться. Каким-то минимумом опеки. Законность вытесняется родительско-детскими отношениями. Отношениями строгими, суровыми. Дитя ведь нелюбимое и безответное.

Зачем такому выборы? Они ему заменяются назначенством (депутатов, губернаторов, мэров и даже начальников партий и оппозиционеров самим себе) с самозванством верховного назначающего: он в явочном порядке забирает себе любые полномочиями, становясь единственным избирателем в стране.

Ограничения и самоконтроль слабеют, и тогда только нравственный гений устоит: ведь можно не только ошибаться, но и безобразничать явно и втёмную. Вал таких грехов нарастает, и вот уже страх растёт и на властной вершине: как бы избежать ответа? И, правда, как?

Запустить ещё галлон обезволивающего страха. Что просто и привычно. К примеру, очередную спецоперацию против слишком высунувшегося предпринимателя, хоть российского масштаба, хоть областного или городского.

В некоторых регионах внезапные аресты одного-двух видных лидеров местных бизнес-сообществ привели к бегству из страны многих деловых людей. Оставшиеся пригнулись ниже травы. А сколько урезали свои коммерческие программы?

Итог один: искажается обратная связь в управлении; стратегические ошибки и злоупотребления нарастают. Как и убожество жизни.

А дальше? Большой бунт? Не обязательно. Нет законности правовой, есть законность биологическая: наступают персональные замены  по старости или смерти.

Следующая «катастройка» откроет очередное окно в Европу.  А там первое условие – законность: права человека, гражданское общество, честные выборы. Но, наверное, опять начнут перенимать только всякие структурные и технические достижения. И ещё терминологию. Уж это просто лакомство для госпередовиков.

Социальная бедность вызывает материальную, а не наоборот

Каков good-will нашей страны на мировом рынке? Почему так дёшевы её нематериальные активы?

Экономика страны гниёт от беззакония. Столько страдать в переходный период ради рынка – и на тебе! Конкуренция – душа рынка, а подавление её идёт повсеместно. Конечно, предприниматели не очень-то колеблются, применяя взаимный подкуп.

Но главный угнетатель конкуренции – госаппарат. Прямо или косвенно он глубоко вошёл в запретное для него дело – частное предпринимательство. И оставил для конкуренции лишь неинтересные для него зоны. Увеличивается коррупционный налог на бизнес, вздувая цены.

Дутая защита отечественного производителя за счёт отечественного же потребителя не даёт подняться целым отраслям. А гарантии собственности? Очень наглядные изъятия её как бы специально разъясняют: можем раздеть любого. Вот бизнес и сдерживает долгосрочные инвестиции. Мировая конкурентоспособность далека и несбыточна.

Конечно, иностранный и местный капиталы инвестируют в страну и будут это делать. Особенно иностранцы: они больше защищены международным правом и авторитетом своих правительств.

Кроме того, Россия – объёмный рынок, причём рынок незрелый, развивающийся, где спрос едва ли ни на всё будет расти, и доходность по большей части намного выше политических рисков. Будь в нашей стране к тому же и правовой порядок – хозяйство поднялось бы быстрее и выше.

Беззаконие создаёт порочную репутацию страны. Было время, репутацией пренебрегали и в бизнесе, но это в пору дикого рынка. Постепенно предприниматели поняли, как ценен репутационный капитал, какие финансовые риски влечёт его потеря.

С российской репутацией государство обращается крайне неряшливо, по советской привычке путает её с имиджем (тем, как мы рисуем себя для других). Огромные расходы на своих и западных имиджмейкеров напрасны. Надувать простонародье подчас удаётся.

Но для репутации (того, что о нас думают на самом деле) в глазах наиболее референтных слоёв развитого мира беззаконие и есть категорический порок. Там умеют определять причинно-следственные связи и видят именно этот корень неполноценности государства.

А значит, мы для них – один из остатков средневековья, которое им не ровня. Нас не уважают, с нами считаются. Всё же – оружие, газ, нефть. А вот пускать в свою собственность, отменять визы, поправку Джексона-Вэнника – уж как-нибудь потом.

Унижение и стыд, которые испытывают россияне за рубежом, встречая снисходительную иронию и сочувствие, как к больному; горечь от сравнения с государственно-общественными отношениями, с положением личности в развитых странах тоже побуждают к правовой рефлексии.

Страны, освоившие идеологию законности, бедными не бывают. Три прибалтийки, захудавшие в СССР по той же причине, что и сам он, вполне приняты за «своих», как ценностно близкие, со всеми вытекающими…

Эпоха интеллектуальных технологий обостряет конкуренцию за инновационные, творчески активные личности, коллективы и контингенты. Такие бегут от беззакония в страны с правовым порядком. Законность есть качество жизни.

От неё идут безопасность, достоинство человека, доверие к власти и друг к другу, перспективы жизни. Мы прежде всего бедны правом, у нас нищая законность. Нищая законность плодит убожество жизни.

Конечно, и у верховного назначающего есть свои объяснения типа: «Разве с этим народом…» и т. д.

И, действительно, поведенческие нормы, российский этос никогда правовыми не были. Так на то и лидеры, которые по определению должны идти впереди масс, вести их, развивать, а не использовать их отсталость, обездвиживая их приоритетом статической стабильности.

Такая стабильность без внутренней динамики косна, застойна, грозит воспалением. Динамичная стабильность нужна любой стране. Но источник её может быть только естественным. Ну, не придумало человечество лучшего двигателя успеха нации, чем состязательность по правилам – открыто и честно.

Есть ли база?

Как же эта цивилизационная ценность может глубже войти в социальный гражданский обиход?

В инноватике есть метод узкой базы. Его смысл таков: поскольку радикальные нововведения всегда вызывают сопротивление, надо найти ту небольшую группу людей, отдельные подразделения, которые либо больше готовы воспринять новшество, либо меньше не готовы к нему.

Наши правосознательные меньшинства и есть эта узкая база, на которую вполне можно опереться. В депутатстве, правоохранении, госаппарате скрыто (!) какое-то число специалистов, которые по образованию и ценностным ориентациям тяготеют к правовой истине, страдают от деморализации профессии. Эти меньшинства и сейчас проявляются то тихо, то скандально. А если откроются возможности, они возглавят движение.

Другое меньшинство, действующее уже извне государства, – правозащитники. Они тем более готовы и всё время на старте. Эта социальная база не только узкая, но и слабая. Впрочем, она понемногу крепнет и будет способна сыграть свою роль. Так трава поднимает асфальт.

А есть внешняя цивилизационная сила куда мощнее. Глобализация неумолимо втягивает Россию в международное право. Оно создаёт законы, которые и на нашей территории выше собственных. Есть суд в Страсбурге. Обязательства по линии Хельсинкских соглашений и Совета Европы. Подобные каналы подкрепления законности будут множиться и укрепляться.

Далее – иностранные предприниматели, западные и восточные. Так, Япония, Южная Корея в этом смысле несильно отличаются от европейцев и североамериканцев. Их всё больше на нашем рынке. Есть много свидетельств тому, что они вносят законность в отношения с бюрократией и партнёрами. А ведь их энергией во многом развивается наша промышленность.

Какая-то надежда на российскую эмиграцию, которая понемногу возвращается с новой ментальностью.

И это всё, что движет нас туда?

Если произойдёт историческая случайность и во главе России окажется цивилизационный лидер, ему потребуется более широкая социальная база для активизации изменений, для внедрения законности в стране. Потребуется большое число естественных носителей этой ценности, для кого законность – привычный и безальтернативный образ жизни.

Представьте, вы решили изучить иностранный язык. Идёте к преподавателю, закончившему иняз с отличием. Он старается вовсю, и вы как-то преуспели в грамматике, лексике и даже в быстрой речи.

Но совсем другое дело, когда вы приглашаете пусть не столь образованного обывателя из страны этого языка. Разумеется, он вам передаст надёжнее не только фонетику, но и идиоматику, лексические новшества.

С каким совершенством не владел бы наш преподаватель иностранным языком, акцент он вам не поставит, если он долго сам не жил в стране преподаваемого им языка.

Поскольку остов культуры законности – в судах, с них и придётся начать. Своих правозаконников, как уже говорилось, там меньшинство. Их количество умножится, если создать в регионах филиалы Страсбургского суда, пусть с теми же ограниченными полномочиями.

Более того, в Российских судах надо ввести статус иностранного сотрудника. Да, экспаты в отечественном судопроизводстве!

Раз в обществе столь узка социальная база законности, а инерция беззакония столь сильна, то без подобных сильных мер не обойтись. Статус юрэкспатов надо проработать, опробовать и распространять насколько можно быстрее. Кстати, юрэкспатов вполне можно нанимать не только на Западе, но и на Востоке: на Дальнем, а не на Южном.

Предвижу смущения. Иностранцы в столь чувствительных точках общественного организма?! Да, такая акупунктура станет полезной и привычной.

А для упреждения правовой ксенофобии давайте вспомним: откуда к нам пришло православие? Кто учил Андрея Рублёва иконописи? А цари? Обе династии были западно-европейских кровей: Рюриковичи были просто званы, а Романовы – по крови полностью или по большей части были немцами. Уж никак не менее чувствительные точки.

Кто строил Кремль, символ Российского государства, и многие величественные храмы? А знамя российское вам ничьё не напоминает?

Вспомним истоки отечественного технического прогресса в царской России, СССР и новой России. Можете продолжить, да не забудьте спросить наших патриотов: почему они называют себя этим латинским словом?

Вот увидите, с какой надеждой будут встречены юрэкспаты обществом. Пойдут разговоры: почему и в прокуратуру-милицию не нанять?

Страна настолько морально обессилена, что на мобилизацию внутренних сил для этой задачи уйдёт текущее столетие. Социо-культурные инновации проходят медленнее технических или оргструктурных и сопротивляемость им выше. Потому речь идёт о сильном цивилизационном лидерстве – носителе современного правосознания развитого мира. Появление такого лидерства, как говорилось, историческая случайность.

Но если ожидания на его счёт созреют и будут достаточно массовыми, то и случайность эта станет закономерной. Природа социума такова, что при сильном запросе в его недрах вырабатывается требуемое социальное вещество.

Идеология законности, изложенная выше, тяжело выстрадана Россией. Слишком много потерь и упущенных возможностей на пути к ней.

И если какая-то политическая сила примет идеологию законности как свою программу – нарастающий отклик в глубинах нашего общества ей обеспечен. Как социальная ценность, она близка самым разным категориям населения, просто мало осознана ими.

Надо помочь оформить их надежды в этом направлении, вобрать близкие им ценности в эту идеологию, такие как справедливость, правда, защищённость, честность, равенство, достоинство человека, благополучие. Показать, что законность является корневой ценностью по отношению к названным, из неё вырастают остальные.

Все они быстро увядают и чахнут без подпитки законностью. Разумеется, в таком политическом объединении будут все три течения, опирающиеся на перечисленные выше социальные опоры этой идеологии внутри государства, в гражданском обществе, международной поддержке.

Наверное, они быстро убедятся в том, что ни одно из них не достигнет своего без двух других. И тогда такое объединение, движение усилит возможности всех трёх. Получится социо-культурная синергия, где главным синергиком будет идеологема законности.

Это движение не обязательно должно приобрести организационно-партийные формы. С партиями у нас быстро расправляются через аппаратные манипуляции электоратом и лидерами.

Прежде всего, это должно быть социальное настроение, ментальное движение, которое может приобрести политическую волю в случае появления того самого цивилизационного лидерства (индивидуального или группового). Эти ментальность и настроение усиливаются тем более, чем яснее обнаруживаются пороки беззакония – развращение госаппарата, правоохранения,  усиление эксплуатации общества.

Так или иначе, любые серьёзные мероприятия по созданию инновационного общества могут быть успешны, если войдут в синергию с законностью. Ибо она есть скелет здорового общества.

У цивилизационного лидерства есть очень уязвимое место: лес сажают одни, а гуляют в нём другие. Или изводят его на дрова…

Выписки: подражание Гаспарову

«В свободном царстве мысли не должно быть казней и ауто-да-фе! Пусть всякий свободно выговаривает свое убеждение, если только оно свободно, то есть чуждо личностей и меркантильного духа».

Виссарион Белинский. «Русская литература в 1840 году». Собрание сочинений в трех томах. М.: Государственное издательство художественной литературы. 1948. Том 1. Статьи и рецензии. 1834-1841. Стр. 702