Первоисточник

Поправки в закон «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию», известные как «закон о гей-пропаганде», были приняты Государственной думой 11 июня и отосланы в Совет Федерации, который рассмотрит их — и, очевидно, одобрит — 26 июня.

Есть популярная теория, что подобные сюжеты подбрасываются общественному мнению, дабы увлеченные обсуждением различных форм половой жизни граждане позабыли о своих претензиях к действующей власти. Не впадая в избыточную конспирологию, заметим, что дискуссия в таких случаях мгновенно — и совершенно незаметно для участников — перескакивает с обсуждения закона на обсуждение его предмета. Хороши ли гомосексуальные отношения, надо ли их запрещать, а как быть с детьми, а каковы вообще сексуальные отношения бывают и какие из них правильные? В такой дискуссии неизменно побеждает тот, кто умеет выкликать слово «дети» с более профессиональным завыванием. А кто против — тот, значит, за гомосексуализм.

Но при чем тут вообще дети и гомосексуалисты? «Принять закон о запрете пропаганды Х» не равняется «запретить Х». Но почему-то, как только дело касается законотворчества, все становятся очень некстати платониками и начинают верить в первичность мира идей перед миром вещным. Обсуждать имеет смысл не Х, как бы он всех ни возбуждал, а саму оригинальную правовую новеллу и ее последствия.

Новый закон карает различными штрафами (а юрлиц — приостановлением деятельности на девяносто суток) «пропаганду нетрадиционных сексуальных отношений среди несовершеннолетних, выразившуюся в распространении информации, направленной на формирование у несовершеннолетних нетрадиционных сексуальных установок, привлекательности нетрадиционных сексуальных отношений, искаженного представления о социальной равноценности традиционных и нетрадиционных сексуальных отношений». Что такое информация, направленная на формирование установок? Как доказать направленность? Что такое семейные ценности? Наш Уголовный кодекс не содержит определения понятия «семья», но по тексту его семья не тождественна браку (каковой есть союз одного мужчины и одной женщины), а включает в себя куда более широкий круг лиц, в том числе перечисляемых в Уголовном кодексе «ближайших родственников». Какая конфигурация всех этих граждан представляет собой ценность, а какая — ценность традиционную? Как соотносятся традиционные сексуальные отношения и совершеннолетние? По смыслу наших законов всякий рекламирующий половое сношение в сколь угодно традиционной и миссионерской форме лицу моложе восемнадцати лет — педофил. Не очень ясно, чем отличается пропаганда однополая (если речь вообще о ней — в законе нет термина «гомосексуализм») от двуполой, и неужто последняя теперь разрешена?

Закон не содержит даже отсылки к какому-то будущему подзаконному акту (то, что в правоведении деликатно называется бланкетной диспозицией), который бы как-то эти вопросы прояснял.

Обсуждаемая новация плоха не потому, что нехорошо обижать геев или средства массовой информации  («в том числе сеть «Интернет», как в законе выражаются), а потому, что это вообще не закон, а бессмысленный набор оценочных терминов. Низкое качество закона не делает его неприменимым на практике, как полагают некоторые беспечные граждане. Оно делает закон применимым произвольно. Его реализация целиком предоставлена фантазии каждого районного прокурора и участкового полицейского.

Закон — это инструкция, адресованная аппарату управления и принуждения, который, как нас учили в школе, и есть государство. Идеальный скелет закона — «не влезай — убьет». Тут есть диспозиция (не влезай), обращенная к гражданам, и санкция (убьет), обращенная одной стороной к гражданам как предупреждение (что будет, если влезешь), другой — к правоприменительным органам как указание(что делать, если влезли). Всякий закон представляет собой гипертекст, каждый термин в котором является отсылкой к следующему разъясняющему его тексту. Закон — это закрытый список и исчерпывающий перечень. Смерть закона — двусмысленность, туманные формулировки, общие слова, «прочие» и «иные случаи». Это серая зона произвола.

Писание законов из всех видов творчества напоминает больше всего создание шахматной задачи: пользуясь только двумя цветами, черным и белым, запретом и разрешением, нужно в строгих формальных рамках создать систему с единственно возможным верным решением. «Постепенно доска становится магнитным полем, звездным небом, сложным и точным прибором, системой нажимов и вспышек. Как мучительна бывала борьба с ферзем белых, когда нужно было ограничить его мощь во избежание двойного решения!» Разница только в том, что шахматную задачу можно сочинить одному, а законопроект должен обсуждаться и дорабатываться максимально публично. Именно это сочетание ограниченных средств и сложно организованной реальности, отражаемой этими средствами, делает законотворчество одним из высших проявлений интеллектуальной деятельности человека. Сейчас этот тезис звучит несколько фантастически, но временный и локальный провал в варварство не отменяет его объективной истинности.

Отчего дурные законы всегда дурно написаны? Идейный гегельянец ответил бы, что в самой природе Права заложена нравственная компонента и ткань закона сопротивляется, когда в нее заворачивают разную политически обусловленную селедку. На более реалистическом уровне можно заметить, что к тому моменту, когда государство доходит в своем развитии до принятия дискриминационных и античеловечных законов, для работы этой уже не находится ни грамотных, ни просто умственно адекватных исполнителей.

Екатерина Шульман — политолог, специалист по проблемам законотворчества, колумнист газеты "Ведомости". Блог в livejournal.com

См. ранее в газете "Ведомости":

От редакции: Борьба с толерантностью. 7 июня 2013

В России появятся граждане и отдельные группы населения, законодательно признанные «социально неравноценными». В ближайшие дни Госдума примет в ключевом, втором чтении поправки к закону о защите детей от вредной информации (поправки в закон № 436-ФЗ). В частности, «представление о социальной равноценности традиционных и нетрадиционных сексуальных отношений» будет наказуемым деянием. Формируя такое представление, граждане рискуют штрафом до 100 000 руб., СМИ — штрафом до 1 млн руб. или приостановкой деятельности до 90 дней. Иностранцам за те же правонарушения грозит арест или высылка из России. Толерантность становится наказуемой.

Пропагандой авторы поправок называют «распространение информации, направленное на формирование у несовершеннолетних нетрадиционных сексуальных установок <...> навязывание информации, вызывающей интерес к таким отношениям». По мнению экспертов-юристов, вполне традиционная для нынешних законодателей эластичность норм позволит наказывать обычных граждан и журналистов за одно упоминание о лицах нетрадиционной ориентации, их повседневной жизни, работе и проблемах. При желании по новой статье КоАП оштрафовать можно даже за рассказ о добрачных отношениях — ведь кому-то, например авторам концепции государственной семейной политики (см. статью «Новый старый уклад» в номере от 6 июня), это тоже может показаться «нетрадиционными сексуальными установками».

Проблема не только в новых резиновых нормах, увеличивающих поле усмотрения, произвола и коррупции. Депутаты законодательно утверждают социальную неравноценность обычных и нетрадиционных сексуальных отношений. Госдума тем самым подпитывает гомофобию обывателей, которые относятся к секс-меньшинствам с подозрением и агрессией.

По данным «Левада-центра», 75% респондентов считают пропагандой гомосексуализма любую информацию в СМИ, 65% — образовательные передачи о природе этого явления, а 50% — общение с людьми нетрадиционной ориентации. Закон о борьбе с пропагандой нетрадиционных отношений поддерживают 2/3 опрошенных. Кроме того, думцы недвусмысленно намекают большинству на ущербность лиц нетрадиционной, «социально неравноценной» ориентации, создают законодательную основу для дискриминации, противоречащей 19-й статье Конституции и принятым Россией международным обязательствам.

Депутатская инициатива — это также весьма показательный шаг на пути отказа от терпимости к меньшинствам, которые, не нарушая отечественных законов, придерживаются иных вероисповеданий, убеждений, образа жизни или сексуальной ориентации. Трудно предугадать, что депутаты признают «социально неравноценным» в дальнейшем. Кроме того, сталкивая традиционные и нетрадиционные отношения, парламентарии пытаются внести элементы религиозных табу в правовую ткань светского государства. Стремление урезать права меньшинств, будь то политических, этнических, религиозных или сексуальных, противопоставить их основной массе населения было характерной чертой законодательства нацистской Германии 1930-х гг. Меньшинства объявлялись «антисоциальными» или«антиобщественными» элементами, подлежащими изоляции от «здоровых сил» народа. К слову, гомосексуалисты были следующей массовой категорией, подлежащей заключению в концлагеря, после коммунистов (социал-демократов) и позже евреев.