Первоисточник: Газета "Санкт-Петербургские ведомости", Выпуск № 095 от 24.05.2013
И в позапрошлом тысячелетии наш край был территорией открытий. Когда был основан наш город? На этот простейший вопрос, наверное, без труда ответит каждый петербургский школьник. А вот вопрос о том, что происходило на невских берегах прежде, поставит его в тупик. До сих пор наши знания о допетровской истории края отрывочны и фрагментарны. О том, как появились топонимы «Водская пятина», «Ингрия», «Ингерманландия», о шведском участии в истории и развитии наших земель, о жизни русских и других коренных народов на невских берегах в допетровское время и о том, «откуда пошли» финны-ингерманландцы, в редакции нашей газеты дискутировали руководитель историко-краеведческого общества «Карелия» Евгений БАЛАШОВ; краевед и книгоиздатель Михаил БРАУДЗЕ; дипломант Анциферовской премии публицист Константин ЖУКОВ; заведующий сектором архитектурной археологии Государственного Эрмитажа Олег ИОАННИСЯН; доктор исторических наук Анатолий КИРПИЧНИКОВ; доктор исторических наук Адриан СЕЛИН и археолог сотрудник Института материальной культуры РАН Петр СОРОКИН.
Во глубине докаменных веков
– Есть ли конкретная дата отсчета истории нашей земли?
Анатолий КИРПИЧНИКОВ:
– Применительно к археологии лучше говорить о веках, чем о годах. В Старой Ладоге обнаружены четкие следы поселения VII – VIII веков. На основе научных исследований доказано, что древнейший фрагмент деревянной постройки, найденной в Ладоге, относится не позднее чем к 753 году. Но эта дата не самая древняя. Теперь мы уже можем совершенно спокойно удревнить ее на пятьдесят или сто лет. А почвоведы, изучающие стратиграфию наших раскопок, считают, что применительно к Ладоге надо говорить о еще более раннем времени жизни здесь поселенцев. То есть это V – VII века.
Петр СОРОКИН:
– Еще в 1970-е годы известный советский историк Игорь Павлович Шаскольский писал, что территория Приневья – сплошное белое пятно. В отличие от сопредельных древнерусских земель в нашем крае почти не было археологических памятников. Самый ранний из них – древний Орешек, основанный в 1323 г. Долгое время считалось, что древние памятники здесь были утрачены при масштабном строительстве Петербурга и окрестных поселений, да и сама территория в бассейне Невы в прошлом была непригодной для проживания.
Однако, как показали последние исследования, это не так. На Охтинском мысу были найдены поселения эпохи неолита и раннего металла, существовавшие здесь с V до I тысячелетия до нашей эры. Там на берегу Литоринового моря все это время селились люди, занимавшиеся рыболовством и охотой. Нами были найдены уникальные заградительные деревянные сооружения – ловушки. Здесь они сохранились очень хорошо, потому что были перекрыты значительными песчаными напластованиями. Были собраны многотысячные коллекции керамики, каменных орудий, янтарных украшений. Эта территория была освоена уже в те далекие времена.
Около 3100 лет назад происходит прорыв Невы, что было связано с переполнением Ладоги. Считалось, что эта катастрофа надолго прекратила развитие наших территорий. Однако, по археологическим данным, полученным на Охтинском мысу, Нева довольно быстро, за несколько столетий, вошла в свои современные берега. На мысу были обнаружены памятники как раз того времени, которое следует за прорывом Невы, поселения раннего железного века.
Анатолий КИРПИЧНИКОВ:
– Северо-Запад России – одна из коренных территорий, где начало создаваться русское государство, где возникла первая столица Руси – Старая Ладога. У нас возник существующий по сей день великий водный путь (балто-волжский, позже – балто-днепровский). Изначально эти земли были населены финнами (в древности – саамы, позже – корелы, водь и чудь). Но и славяне появились здесь очень рано: сперва это были кривичи, потом новгородские славяне. Это уже были не земледельцы, а торговый люд, участвующий в международных связях. А наши земли – это перекресток великих водных путей, свободный доступ к Балтике.
– Именно поэтому финны до сих пор называют русских «веняляйсет» – «люди, пришедшие на лодках»?
Анатолий КИРПИЧНИКОВ:
– В этом есть правда. В древности не было никаких железных занавесов, и наш край был богат, его надо было осваивать. Финские племена добывали лучшие в мире меха. Через наши земли шел поток товаров: из Балтики и Скандинавии везли оружие, одежду, возможно, бусы, а с юга в эти места, так же как и во всю Россию, начало поступать в VIII – IX веках серебро (это была международная валюта) из Ирана и Ирака.
Международная торговля, охватившая фактически всю Восточную Европу, свершила чудо. Это был великий героический период «бури и натиска», когда на глазах нескольких поколений укреплялась и бурно разрасталась северная ветвь славянства. К великому водному пути примыкали и будущие земли Водской пятины, где жили фин-ские племена. Чудь уже в XII веке была вовлечена в тесные связи с Ладогой. В курганах мы видим множество изделий, которые чудь, скорее всего, привозила из Ладоги.
Вскоре на этих землях поселились и скандинавы. Бытует мнение, что они появились раньше славян, но археологи видят: основной земледельческий тип хозяйства говорит о том, что «первую печать» здесь наложили именно славяне. Это был особый период в истории нашего края, где возникли мощные стимулы для развития экономики, хозяйства, культуры и техники. Представители разных народов знакомились друг с другом, находили взаимодействие. Это была могущественная интеграция народов Восточной Европы.
Земля и этнос
– Выходит, земля наша древняя, но единого названия она до наших времен не донесла.
Есть разные варианты: Ингрия, Ингерманландия, Водская п
ятина... Какое же исконное название Невского края?
Константин ЖУКОВ:
– Кстати, в старые времена никто не называл нашу землю «Невский край» – это современная придумка. Наиболее древний топоним – Ингрия, латинизированный вариант ижорского названия «Инкеринмаа» (Ижорская земля). Существует красивая легенда, которая возводит топоним «Ингрия» к историческому персонажу – шведской принцессе Ингигерде (Ингрид), ставшей женой Ярослава Мудрого. По данным современных исследований, топоним восходит к слову «инкери», самоназванию народа ижора. А собственно «ижора» – это русифицированный вариант того же слова.
Название «Ингерманландия» – шведский продукт. Интересно, что в этом топониме дважды повторяется корень «земля» (по-ижорски и по-шведски), а в петровском словосочетании «Ингерманландская губерния» повторение уже троекратное. На протяжении веков ижорское название нашей земли, переходя из одного языка к другому, каждый раз обрастало новыми деталями.
Михаил БРАУДЗЕ:
– Наш современник фольклорист и лютеранский пастор Арво Сурво трактует происхождение топонима «Ингрия – Инкери» так. Это слово можно перевести как «земля, ограниченная куполом неба». Вторая версия: «двор» на финно-угорских языках звучит как «инкери». Инкери и Ингрия – это разное произношение одного и того же слова.
Адриан СЕЛИН:
– Водская пятина – топоним, также связанный с одноименным народом. После присоединения Новгородской земли к Московскому государству основная часть ее территории была разделена на пять частей, которые назвали пятинами. Для каждой из них было подобрано имя, соотносившееся со знакомыми терминами предыдущей эпохи. Например, Деревская пятина (земля между Ловатью и Мстой) была связана с ойконимом «Деревa». Шелонская пятина была связана с рекой Шелонь, протекавшей через ее середину, а Водская пятина связана с названием народности «водь». Эти административные единицы конца XV века в том или ином виде дожили до губернской реформы Екатерины II 1770-х годов.
Константин ЖУКОВ:
– Добавлю, что иногда встречающееся упоминание о делении на пятины новгородской земли еще в пору ее самостоятельного существования не соответствует действительности. Что касается шведского периода, то он оставил нам не только термин «Ингерманландия». Именно шведам наш край обязан появлением первого полноценного города, коим стал Ниен. Понятно, что и в новгородский период культура местного населения была более городской, чем сельской, поскольку ее стержнем были главным образом торговля и ремесло. Но в новгородские времена полноценного города с городским самоуправлением в наших краях все-таки не возникало. В шведском Ниене появилось то самое городское право, к которому большинство правоведов возводят все современные представления о демократии. Нынешняя демократия выросла из прав средневековых городов, один из которых находился на нашей земле.
– Сейчас часто спорят, какой народ первым заселил невские земли. Обычно называют русских и финнов. Так как же было на самом деле?
Анатолий КИРПИЧНИКОВ:
– Говорить о первенстве какого-то одного народа я бы не стал. Конечно, первыми поселенцами были финны, однако государственность возникла как сообщество представителей разных народов, но на базе славяно-рус-ского этноса. С точки зрения торгового и экономического лидерства, Северо-Западу принадлежит выдающееся место в истории именно России.
– Что можно сказать по результатам раскопок об этнических группах, которые здесь проживали?
Петр СОРОКИН:
– Длительное время считалось, что во времена Средневековья территория Приневья была мало обжита. В начале ХХ века в разных местах этой обширной территории было обнаружено несколько случайных находок – предметов финно-угорского облика: в основном украшения, несколько предметов вооружения. Если сравнить это с соседними территориями расселения води на Ижорском плато, корелы в северной части Карельского перешейка, веси в юго-восточном Приладожье, то мы видим там совершенно другую картину. Там известна достаточно высокая плотность памятников.
Могильники, которые нам удалось исследовать в районе среднего течения реки Мги, показывают, что в Приневье, где жила ижора, тоже была высокая плотность расселения. Теперь мы знаем, какая была погребальная культура средневековой ижоры в Приневье, и понимаем, почему эти памятники плохо сохранились до наших дней. Это были родовые захоронения, которые делались прямо на поверхности, присыпались землей и обкладывались камнями. Они не похожи на древнерусские курганы, известные на соседних территориях.
– Находятся ли следы пребывания здесь славян, германцев – параллельно с финнами?
Петр СОРОКИН:
– Могильники, о которых я говорил, относятся к XII – XIII векам. Финское племя ижора, скорее всего, проживало здесь и прежде, но культура у него была, вероятно, иная. Изменения в материальной культуре связаны как раз с древнерусским и со скандинавским влиянием. В захоронениях в районе Мги есть вещи древнерусского и скандинавского облика, что подтверждает контакты ижоры с этими народами.
Что касается русского населения на этих территориях, то мне кажется, что оно осваивает их позднее. Могли быть какие-то форпосты, которые позволяли контролировать путь по Неве, но мы не знаем здесь крепостей до развитого Средневековья. Единственное городище было найдено как раз на Охтинском мысу. Это мысовое укрепление, существовавшее до основания Ландскроны. Скорее всего, это был сторожевой пункт, который не был постоянно заселен и использовался в периоды военных действий. В археологии такие укрепления называются «городище-убежище».
Между Киевом и Новгородом
– В 753 году или даже раньше возникла Ладога, которую сейчас называют первой столицей Руси. А как же Киев?
Анатолий КИРПИЧНИКОВ:
– Мы видим, что зарождение государственности на Руси началось не с Киева, где были племенные вожди, а с севера, когда славянские и финские племена пригласили княжить Рюрика. Это приглашение было добровольным, мирным и вечевым (собрались вожди славянских и финских племен и решали, кого пригласить). Мы не будем зацикливаться на спорном вопросе, какой национальности был Рюрик: для того времени это было совершенно не важно. Главное, что он появился в нужное время и в нужном месте.
Население этого времени не знало феодального гнета. Можно сказать, что Русь начиналась со свободы. Потом многое изменилось, начиная с XII века возникли боярские землевладения. Потом развитие шло по разным «кольцам»: была Киевская Русь, и Ладога являлась ее частью. Напрасно говорят, что Ладога была «отсоединена» от массива славянского населения – наоборот, она была северными воротами, связывающими Русь со Скандинавией, Западом. Это своеобразные «серебряные ворота» – через них поступала огромная масса серебра. Мощное присутствие Ладоги во многом определяло развитие здешних мест.
– На каком языке общались в Ладоге?
Анатолий КИРПИЧНИКОВ:
– Изначально – на древнеславянском. Летописи уже начала XII века написаны на русском языке. Получается, что Русь – единственная страна в средневековой Европе, где исторические документы писались на родном языке. Так что нельзя представлять нашу страну VIII или IX веков как отсталую и неграмотную.
Олег ИОАННИСЯН:
– Приневье в те времена играло не самую главную роль: оно было вовлечено в эту орбиту, но находилось вдали от главной водной дороги, шедшей по Волхову. Роль Ладоги была намного значительней, так же как потом и Новгорода. Русь, если вы вспомните «Повесть временных лет», образовывалась из разных центров. В Приильменье новгородцы пришли – «словене пришли»: это единственное славянское племя, которое в отличие от полян, северян, кривичей и радимичей называлось своим именем. Потом – эпоха племенных союзов, воевавших между собой. Для миротворчества позвали Рюрика.
Если за начало российской государственности брать утверждение Рюриковичей, то все начинается с Ладоги. Но окончательно государство формируется, когда первой столицей стал даже не Новгород, а Киев. Именно к этому моменту племенные союзы и их аморфное объединение перерастают в государство. Именно тогда и возникает необходимость принятия единой религии. Князь Владимир сперва пытается объединить языческие пантеоны, но в итоге принимает христианство. Великий Новгород становится вторым городом Руси – именно туда переезжает старший сын киевского князя. А между Киевом и Новгородом была огромная неосвоенная территория, заселенная разными племенами.
– И тут на историческую сцену выходит Залесье, которое через несколько веков погубит Новгородскую Русь...
Олег ИОАННИСЯН:
– Эта была другая Русь – Залесская. Недостаточно освоенная в государственном плане территория, ставшая позже ядром уже российской государственности. Это Владимирское княжество, потом Московское. И Юрий Долгорукий, основатель Москвы, сидя в Киеве (почему и Долгорукий), руки-то тянет к своей столице. Другие князья видят, что Киев теряет столичное значение, и стремятся укрепить свои центры. Даже волынские князья не идут в Киев. Уже в XII веке расцветает феодальная раздробленность. В это время, безусловно, процесс нужно оценивать со знаком плюс, ведь появление новых центров власти дало старт развитию городской культуры на Руси. Что объединяло древнерусскую культуру? Одна вера, один язык и одна династия – то, чего не было в раздробленных государствах Европы.
Анатолий КИРПИЧНИКОВ:
– До монгольского нашествия рус-ские земли, включая Северо-Запад, развивались очень энергично, строились каменные храмы, осваивались новые площади для земледелия. Международная торговля немного сошла на нет, зато процветала внутренняя. Развитие Северо-Запада нисколько не умаляет развитие ни центральных земель Руси, ни западных, ни Киевской земли. Они все развивались в одном темпе, и это было очень сходно с тем, что развивалось в Западной Европе.
– В чем отличие исторических путей, по которым после XII века шли Русь Новгородская и Залесская?
Олег ИОАННИСЯН:
– В XII веке начинают утверждаться залесские города, каждый со своими амбициями. Именно туда князья пытаются перетянуть центр: Андрей Боголюбский даже свою митрополию там хотел утвердить. Владимир становится прямым соперником Киева. Для того чтобы с Киевом окончательно покончить, Андрей Боголюбский его захватывает, сжигает и сам туда в отличие от отца не идет – сажает захудалого родственника. Новгород в 1136 году изгоняет князя, наместника далекой Киевской земли, и развивается по абсолютно европейскому пути. То же происходит в это время и в Италии – противостояние городов Фридриху Барбароссе.
Анатолий КИРПИЧНИКОВ:
– Если бы не монгольское нашествие, то мы жили бы в стране, напоминающей современные Швецию или Финляндию. Нашествие разрезало наши территории, подорвало экономику, установило азиатские правила игры в политике на долгие годы. Однако Северо-Запад захватчики оставили неприкосновенным – и новгородскую, и псковскую земли. Гнет они, конечно, испытывали, снизилось каменное строительство. Но в этих местах, несмотря на последующие войны и смуту, жизнь продолжалась непрерывно. Поэтому мы с полным правом являемся наследниками первых веков русской истории.
Погранпост без границы
– Обратим взор на невские земли. Что происходило здесь до появления Петербурга?
Анатолий КИРПИЧНИКОВ:
– Города, такие как Ладога и «пред-Новгород», были лидерами активного культурного движения. Маленький штрих к портрету местного горожанина той эпохи. Во время раскопок в Ладоге мы убедились, что социальный облик захоронений во многом остался загадочным. Но совершенно ясно: они относятся к первым поколениям людей, населявших ладожские места, и они выглядят социально усредненными.
Идем дальше. В Ладоге мы раскопали серию более или менее похожих домов. Но нет боярских усадеб, нет частоколов. Такого свидетельства социального расслоения, как потом было в Новгороде начиная с XI века, в Ладоге не наблюдалось. Несомненно, что в этих домах жили купцы, ремесленники, но в целом здесь был строй вольнолюбивых горожан, которые определяли строй того времени.
Ладожский строй – это были более или менее свободные люди, на которых незаметна печать феодальной угнетенности. Нас учили в школе, что были феодалы, угнетавшие крестьян, – ничего этого мы не видим в действительности. В Новгородской летописи даже сказано: «Первые князья не стяжали богатства, а блюли русскую землю. А жены их ходили не в золотых обручах, а в серебряных».
Адриан СЕЛИН:
– Когда мы говорим о том, что не было в наших краях города до появления Ниена, то нужно понять, что для нас является городом. В XVI столетии, после присоединения Новгорода к Москве, мы можем фиксировать в Новгородской земле рост урбанизма. Это Новгород подавлял все локальное развитие, действительно забирая на себя все ресурсы и строя ростовщическо-торговый капитал, связанный с экспортом сырья.
Московская власть, какой бы неприятной она нам ни казалась, стала вкладываться в небольшие города Новгородской земли. Про первую половину XVI столетия мы знаем довольно плохо, но этот процесс достиг несомненных успехов в самом конце XVI века при Федоре Ивановиче и Борисе Федоровиче Годуновых.
В 90-х годах XVI века наблюдался масштабный рост значения таких городов, как Корела, Ивангород, Орешек, Ладога. К сожалению, по Орешку и Ладоге мало источников. Но по Кореле и Ивангороду можно точно сказать, что это растущие города на рубеже XVI – XVII веков. Я бы в этом ключе рассматривал и то, что говорил здесь Петр Егорович, – о возникновении в невском устье тенденций к градообразованию, которые проявлялись в неаграрном облике этих поселений.
Петр СОРОКИН:
– Впервые территория современного Петербурга упоминается в летописях в связи с Невской битвой 1240 года в устье Ижоры и со строительством крепости Ландскрона в 1300 году. В документах подробно описано, что сюда пришел шведский флот во главе с Торгильсом Кнутссоном и они построили в устье Охты мощную крепость. Но уже в 1301 году войска Андрея Александровича, сына Александра Невского, разрушили ее. Однако она сохранилась в гораздо лучшем виде, чем предполагалось: мы обнаружили крепостные укрепления – оборонительные рвы и центральную платформу на огромной площади – более 35 тыс. кв. м. Ранее никто не ожидал, что после 200-летнего существования на этой территории Охтинской верфи и «Петрозавода» все это могло сохраниться.
Ландскрона была большой регулярной крепостью, причем она значительно отличалась от тех, что строились шведами в это время на территории нынешней Финляндии (Абоский замок и Выборгская крепость). Ландскрона была деревянной, но я думаю, что в перспективе там предполагалось строительство каменной крепости.
Если Старая Ладога и Новгород были первоначальными центрами Северо-Запада, то Приневье всегда считалось дальней и малообжитой частью этой территории. Однако, как только возникала опасность утраты Приневья, принадлежавшего Новгороду, сюда сразу же приходили великокняжеские войска. Это случалось не один раз: Александр Невский – в 1240 году, Андрей Александрович – в 1301 году, далее Юрий Данилович, основавший в 1323 году крепость Орешек. Борьба за сохранение выхода Руси к Балтийскому морю продолжалась до начала XVII века, когда эта территория отошла к Швеции.
– Четыреста лет назад на территории современного Петербурга возник первый «настоящий» город – Ниен.
Его можно считать предтечей северной столицы?
Петр СОРОКИН:
– Ниен возник не на пустом месте. Освоение устья реки Охты начинается с мысового городища, продолжается Ландскроной, а впоследствии русскими поселениями. Сначала здесь было Сельцо в устье Охты из 18 дворов, которое упоминается в писцовой книге Водской пятины 1500 года. Это один из самых крупных населенных пунктов на территории будущего Петербурга. О том, сколько в нем жили человек, можно говорить только предположительно – около сотни. Такие поселения можно сосчитать по пальцам одной руки, здесь жили земледельцы, торговые люди.
В конце XVI века на Охте возникло торговое поселение Невское устье, это уже протогородской зарождающийся центр – здесь были гостиный двор, сюда приходили торговые суда из Европы, существовала таможня. Окончательно превратиться в город ему помешали войны со Швецией и опричнина.
Инфраструктура, которая предстает нам на территории современного Петербурга по шведским картам XVII века (система расселения, населенные пункты, земельные угодья, дороги), в основном складывается в предшествующий русский период, то есть в XV – XVI веках. В XVII веке единственным крупным изменением становится основание в 1611 году крепости Ниеншанц. Первоначально она была очень небольшой дерево-земляной крепостью, самое интересное – прямоугольной конфигурации, что не очень характерно для того времени. Это было нечто, напоминающее небольшие русские остроги или форты, которые устраивали американские колонисты.
Вскоре после этого, в 1618 году, рядом с Ниеншанцем упоминается поселение, а в 1632 году, по распоряжению шведского короля Густава II Адольфа, ему были даны первые городские права. Однако полные городские права Ниен получает только в 1642 году от королевы Кристины. В 1656 году ладожский воевода Петр Потемкин захватил и разрушил Ниеншанц, сжег Ниен. Однако территория остается за Швецией, город был восстановлен и развивался на протяжении всей второй половины XVII века. По оценкам историка Игоря Шаскольского, население его составляло около двух тысяч человек.
Шведы хотели здесь закрепиться. По шведским документам прослеживается мысль о создании из Невы оборонительного рубежа. Это был естественный мощный географический оборонительный рубеж, к которому шведы всегда стремились.
Адриан СЕЛИН:
– При этом Нева никогда формально не была границей! Вот такой парадокс.
Петр СОРОКИН:
– В Смутное время, когда сложились благоприятные для Швеции обстоятельства, она захватила более обширные территории, так что Нева осталась в их глубине. По Столбовскому миру 1617 года, шведская провинция Ингерманландия расширилась до реки Лавы.
Королевское наследство
– Вспомним, что в XVII веке Швеция была образцовой монархией, без крепостного права,
с городскими уложениями и прочими свободами.
Бытует термин «золотые шведские времена» в отношении земель, которые попали под власть
скандинавской короны, – это значило оказаться в цивилизованной среде. Так ли это?
Константин ЖУКОВ:
– Это и так, и не так. Швеция действительно была передовым государством того времени, но этот период называется временем «шведского великодержавия». Империя пухла как на дрожжах, стремясь превратить Балтийское море в свое внутреннее озеро. При этом та культура, которая господствовала в центральной Швеции, распространялась и на окраины. Но отношение к ним со стороны Стокгольма было несколько отстраненное. В какой-то степени шведы воспринимали эти земли как свои колонии.
Адриан СЕЛИН:
– Когда мы говорим о шведской власти XVII столетия, надо понимать – она разная. Одно дело – шведское королевство при Густаве II Адольфе, другое дело при Кристине и совершенно иначе – при Карле X и Карле XI. Это совсем разное отношение, в частности, к православному населению части шведского королевства и к состоянию самого государства. Мы в целом говорим об эпохе XVII века как о шведском великодержавии, но на самом деле это время упадка экономики, метрополии и ее отдаленных губерний. Военный инженер Эрик Дальберг обозрел все шведские крепости незадолго до Северной войны и фиксировал огромный упадок внутренних областей Швеции. Скажу высокопарно: шведское великодержавие лежало огромным бременем на народах королевства.
Константин ЖУКОВ:
– Не так давно на праздновании очередного юбилея Полтавской битвы шведский представитель, который присутствовал на торжествах, сказал, что шведы должны быть благодарны Петру за то, что он лишил Швецию ее великодержавных амбиций. Так что нынешние шведы спокойно относятся к тому, что эти территории сегодня не под их властью, и не очень любят Карла XII...
– А как шведы относились к рус-ским, оставшимся жить в Ингерманландии?
Адриан СЕЛИН:
– Те новгородские служивые люди, которые присягнули Густаву II Адольфу и остались на службе у шведских королей, быстро интегрировались в шведское общество и к третьему поколению не сохраняли православной идентичности. Крестьянское население значимых областей (а там были не только ижора и водь, но и русское население на юге нынешнего Гатчинского района – например, Зарецкий погост) сохраняло православную идентичность достаточно долго. Политические игры элиты не играли здесь роли. У шведов был план обособления православной территории Ингерманландии от власти Москвы. Они хотели назначить сюда особого архиерея, подчиненного Константинопольскому патриархату. Это означало бы, что данная территория окончательно выводилась из-под влияния московского государства. Не получилось, не договорились.
Когда в Ингерманландию приехал лютеранский миссионер Иоанн Гезелиус, началась активная лютеранизация местного населения. XVII век в Европе – время утверждения принципа «чье государство, того и вера». Должен быть один народ, одна нация, одна религия.
На этом фоне русские Ингерманландии испытывают воздействие религиозного раскола внутри православия. Неподвластная московским государям шведская провинция становится местом, куда бегут религиозные диссиденты. У попа, который сюда бежал, не спрашивали, никонианин он или нет. Поп? Поп! Значит, можешь крестить, венчать, отпевать. При этом к 1703 году на территории Ингерманландии сохранялось только 8% православного крестьянского населения и священнослужителей.
Константин ЖУКОВ:
– Шведы понимали, что если они будут насильственным образом насаждать лютеранство, то православные просто побегут из Ингрии. На переговорах в деревне Столбово этот вопрос поднимала не русская, а шведская сторона. Шведы обещали, что они сохранят здесь православие и не будут угнетать православных. Русские этот пункт не стремились включить в Столбовский договор, потому что, с точки зрения московской идеологии, православный должен быть под своим царем...
Адриан СЕЛИН:
– И должен был уйти из Ингерманландии!
Константин ЖУКОВ:
– Конечно, русская сторона делала все для того, чтобы православные перебегали из Швеции в Россию. Так, например, возникли тверские и тихвинские карелы. Местные православные, которые оставались на шведской территории, в течение всего XVII века настоятельно требовали от новгородского митрополита, чтобы сюда присылали священников, помогли в освящении церквей, присылали необходимые литургические принадлежности. Но московская сторона это не сделала.
Олег ИОАННИСЯН:
– Вот почти анекдотическая история, зафиксированная историческими документами XVII века: судебный процесс в Швеции по поводу дел церковных. Шведы построили для русского населения Ивангорода деревянную церковь на посаде. И все было хорошо, пока естественным образом не умер священник. То есть осталась церковь, а ходить не к кому. И тогда рус-ские жители Ивангорода собрались всем миром и пошли к шведскому пастору с просьбой быть и их священником. Он согласился, и после службы в каменной лютеранской церкви собирал русских прихожан в деревянной православной. Судили этого пастора не за вероотступничество, а потому, что доходы от служб в православной церкви не шли в Стокгольм.
– Еще одно шведское наследство – ингерманландские финны. Новый этнос, возникший из переселенцев,
но сформировавший собственную идентичность и язык. Как это произошло?
Константин ЖУКОВ:
– Как впоследствии Екатерина II приглашала в наши края немцев, так и шведы стремились заселить опустевшие по разным причинам невские земли. Причем не только финнами – они и немцев сначала приглашали. И потом, представление о том, что финны-ингерманландцы – исключительно переселенцы, не совсем точно. Определяющим этническим фактором в то время была вера. Те ижоры и вожане, которые приняли лютеранство, автоматически переставали быть ижорами и вожанами и становились ингерманландскими финнами. Так что современный финно-ингерманландский этнос корнями восходит ко всем трем народностям – ижорам, води и финским переселенцам савакотам (из финской провинции Саво) и эвремейсам (из местности Яуряпяя, что на Карельском перешейке).
Михаил БРАУДЗЕ:
– Ингерманландские финны не единственный прецедент формирования на территории России западного субэтноса со своим языком и культурой. Были немцы, которые жили в наших краях еще со шведских времен. Есть сведения, что церковь в Молосковицах построили не шведы, а немцы.
Евгений БАЛАШОВ:
– Тем не менее пожилые жители нашего города еще помнят довоенные времена, когда на улицах Ленинграда (а в особенности – в пригородах) часто говорили по-фински. Однако город начиная с 1930-х годов стал терять свою «финскость». Плюс это или минус? Смотря для кого. Для сторонников культурной глобализации и космополитов это, наверное, положительный фактор. Но для субкультуры нашего края это огромная потеря. Ведь исчезло своеобразие региона, выражавшееся главным образом в языковой традиции. Последний шаг в этом направлении идейными наследниками Термидорианского переворота был сделан в 1948 году, когда была уничтожена исторически сложившаяся топонимика Карельского перешейка. К сожалению, в настоящее время мало кто понимает, что это была поистине национальная трагедия.
Ниен наших дней
– Выходит, Петр Великий основал свою столицу не на пустом месте?
Петр СОРОКИН:
– Первоначально Петр и вовсе собирался остаться в Ниеншанце, переименованном им в Шлотбург. И только через несколько дней на военном совете было принято решение строить новую крепость ближе к устью Невы. Причем эта идея первой пришла не к русскому военному командованию: еще шведский фортификатор Эрик Дальберг в XVII веке предлагал переместить крепость ближе к устью Невы.
Шведы считали, что мыс, на котором находится Ниеншанц, слишком мал для возведения мощной крепости. Заячий остров (который на самом деле к зайцам никакого отношения не имел – это ошибка в переводе) был больше и современный Кронверкский канал в петровские времена был куда более широкой протокой. Если не брать в расчет наводнения, с которыми Петру пришлось столкнуться в первые же годы, Заячий остров был более удобным местом для строительства большой крепости.
Адриан СЕЛИН:
– Ниен не был первым городом в наших краях. Обратим внимание на пристань в невском устье и возникшую там таможенную точку. Хотя, конечно, говорить о городском самоуправлении в европейском смысле этого слова здесь не приходится до тех пор, пока эта территория не стала частью западноевропейского мира в XVII столетии. Иногда студентам задаешь вопрос: когда на территории Петербурга стал действовать первый закон об охране памятников? Ответ: в 1686 году, когда такой закон был издан на территории Швеции. То есть Северной Пальмиры еще нет, а закон об охране памятников уже есть.
– Остались ли сегодня какие-то следы от города Ниена?
Петр СОРОКИН:
– Планировка Ниена на современной Охте не сохранилась – она была принципиально иной. Шведский город был выстроен вдоль реки Охты, а планировка охтинских селений, возникших в конце царствования Петра Великого и заложивших основу современной Охты, была сориентирована вдоль реки Невы. Археологические следы города Ниена, конечно, сохраняются, причем местами очень хорошо. В 1999 году мы обнаружили остатки немецкой церкви этого города и окружавшее ее кладбище. В 2007 году рядом с этим местом на Конторской улице нам удалось приостановить строительство бизнес-центра и провести охранные раскопки. Здесь был заложен единственный большой раскоп на территории Ниена.
Был вскрыт участок городской территории с прекрасно сохранившейся деревянной застройкой XVII в. и той самой ориентировкой, которая прослеживается по шведским картам. Зафиксированы два яруса застройки этой территории. Сохранились остатки домов с печами и дренажными системами первой и второй половины XVII в. Найдены деревянные настилы и мостовые.
Я думаю, что это сохранилось и на других, соседних, территориях, только, к сожалению, не все они попадают в охранную зону и на них сложнее организовать исследования. Охта ведь до середины ХХ века была деревянной, и фактически больших повреждений культурного слоя здесь не было за исключением погребов, которые опускались в нижележащие слои. В отличие от территории Ниеншанца, где культурные слои и сооружения опускаются в глубину до пяти метров, в Ниене все находится на глубине полутора-двух метров.
Анатолий КИРПИЧНИКОВ:
– И все же утверждение, что у нас городское устройство стало развиваться с приходом шведов, не совсем корректно. Этот процесс более древний и своеобразный: в наших краях до этого не было магистратов, но горожане как организованная сила упоминаются в летописях с XII века повсюду.
Всем прекрасно известно, что за этим стояли уже организованные «концы», по-нашему – районы. Они базировались на приходских храмах, которые были одновременно и административными, и духовными центрами. Даже в культурном слое IX века мы нашли в Старой Ладоге свидетельства о землеустройстве: речь шла о том, что владетель Ладоги пригласил поселенцев и выделил им определенные участки. Мы до сих пор мало об этом знаем, у нас нет глубоких сведений.
Адриан СЕЛИН:
– Если говорить о неизбежности появления большого центра в устье Невы, то идея построить здесь город была очевидна многим задолго до основания Петербурга и даже до возникновения Ниена. В 1616 году, на четвертый год царствования Михаила Федоровича, в Посольском приказе допрашивали новгородцев, и никто не знал, за какую территорию идет спор со Швецией. У новгородцев спрашивали: а что такое Ивангород, Корела, Копорье? И вот один новгородец очень подробно рассказывал: «Ивангород торгом силен, а уездом мал», «Копорье уездом силен, а городом мал». Но только мы поставим город в невском устье, и весь ивангородский торг пропадет.
Ивангород – это военная точка, он не смог стать портом, альтернативой Нарве. Но Ивангород все-таки не торговый город. Он был ничтожен с точки зрения портовых условий. А вот порт с таможней, что фиксируется с 1611 по 1618 годы (есть таможенные книги), в невском устье это логично. Однако потом Петербург все затмил, и мы вообще не представляем себе эту землю без Северной Пальмиры.
Петр СОРОКИН:
– Нашему городу необходим Археологический музей, который мог бы хранить древние находки и проводить необходимые исследования в Петербурге. Лучшего места, чем Охтинский мыс, для него трудно придумать. Здесь сохраняются чудом уцелевшие реальные свидетельства 7-тысячелетней истории Приневья – неолитические стоянки и остатки трех древних крепостей. Их можно было бы показывать жителям и гостям города наряду с Петропавловской крепостью и Орешком как центр древней поселенческой агломерации Приневья. Сейчас существует уникальный шанс сохранить все это богатство.
Подготовили
Александр ВЕРТЯЧИХ,
Сергей ГЛЕЗЕРОВ
