Первоисточник

В обзоре, подготовленном координатором проекта ОВД-ИНФО Григорием Охотиным для коллективного доклада «Основные тенденции политического развития России в 2011 – 2013 годов. Кризис и трансформация российского авторитаризма» Фонда «Либеральная миссия», предпринята попытка на базе эмпирического материала [проекта "ОВД-ИНФО"] обрисовать масштабы и методы политически мотивированных преследований, получившие наибольшее распространение в России в 2012–2013 гг. В обзор включены только практики преследования непосредственно людей, в то время как репрессии, направленные против институтов гражданского общества (СМИ, партии и политические движения, НКО) описаны в других разделах. Вступительную часть своего раздела Г.Охотин посвятил проблеме определения "политических репрессий" и его рамок. 

Наиболее лаконичное и емкое определение политическим репрессиям дает американский исследователь Кристиан Давенпорт: политические репрессии – это преследование человека или группы лиц по политическим причинам, в частности для ограничения или недопущения их возможности принимать участие в политической жизни общества [1]. В правозащитной и академической среде распространено более широкое определение: политические репрессии – это систематическое нарушение гражданских свобод и прав человека, зафиксированных в различных международных конвенциях [2].

Российское законодательство дает свое определение в законе «О реабилитации жертв политических репрессий», однако оно относится ко всем подобным случаям, происходящим на территории Российской Федерации после 1917 года [3].

Несмотря на четкое понимание сути явления, классификация и сбор данных по политическим репрессиям в совокупности этого явления остается проблемой. Существенным продвижением стало закрепление конкретных критериев для определения статуса политического заключенного Парламентской ассамблеей Совета Европы осенью 2012 [4]. [В соответствии со сводом критериев ПАСЕ,]  Человек считается политическим заключенным в случае, если:

● Арест нарушает базовые гарантии Европейской конвенции о защите прав человека, в Особенности, в части права на свободу мысли, совести, религии, свободу выражения мнения и информации, а также свободу собраний и ассоциаций;

● Арест налагается исключительно по политическим причинам;

● Срок или условия заключения не пропорциональны тяжести преступления;

● Арест носит дискриминационный характер по сравнению с другими лицами;

● Заключение стало результатом судебных разбирательств, которые носили явно несправедливый характер и были связаны с политическими мотивами.

Россия, являющаяся членом Совета Европы, наличие в стране политических репрессий и политических заключенных отрицает. В ходе «прямой линии» в 2012 году Владимир Путин заявил, что «никто никого специально за решетку не прячет из каких-то политических соображений. Не за политические взгляды и даже за действия люди осуждаются на судебных заседаниях, а за нарушение закона» [5]. В российском законодательстве действительно нет «виновных деяний, совершенных по политическим мотивам». Вместе с тем и антиэкстремистское законодательство, и законодательство о массовых публичных мероприятиях касаются собственно политической деятельности в разных ее ипостасях. С другой стороны, как видно из приведенного определения, политическая репрессия не обязательно предполагает политический состав обвинения, но также политическую (не правовую) мотивированность уголовного.

Вторая проблема в применения к российской реальности как критериев ПАСЕ, так и позиции международных правозащитных организаций заключается в том, что практически все уголовные дела в России расследуются и рассматриваются судами с систематическим нарушением международных норм и конвенций. По критериям ПАСЕ политическим заключенным в России могут считаться десятки или сотни тысяч человек. Это не соответствует масштабу собственно политических репрессий, хотя и демонстрирует систематическое пренебрежение правами человека. Собственно, именно нарушение прав человека, вместе с особенностями системы правоприменения в России создают предпосылки для развития института политических репрессий (см. подробнее в разделе Доклада «Основные тенденции политического развития России в 2011 – 2013 годов. Кризис и трансформация российского авторитаризма» Фонда «Либеральная миссия» 2.7. - «Российская правоприменительная практика: правовое администрирование и репрессивные технологии») [6].

Политические репрессии в интересах как центральной, так и региональной власти практиковались в России на протяжении всех 2000-х гг. Однако если раньше они носили точечный характер и их жертвами преимущественно оказывались политические активисты, прежде всего - «лимоновцы» (члены «Другой России», а ранее - запрещенной Национал-большевистской партии), то вовлечение в протестную активность в 2011–2013 более широких слоев населения привело и к значительному расширению круга лиц, подвергающихся репрессиям. Изменилось и их общественное звучание. Государство, переходя в течение 2012–2013 годов от точечных преследований политических активистов к широкой кампании давления на граждан, вовлеченных в общественную и околополитическую жизнь, выводит репрессивные практики из узкой сферы политической активности в сферу общественную. В этом смысле можно уверенно говорить о формировании репрессивной политической культуры.

В обзоре, подготовленном координатором проекта ОВД-ИНФО Григорием Охотиным для коллективного доклада «Основные тенденции политического развития России в 2011 – 2013 годов. Кризис и трансформация российского авторитаризма» Фонда «Либеральная миссия», предпринята попытка на базе эмпирического материала обрисовать масштабы и методы политически мотивированных преследований, получившие наибольшее распространение в России в 2012–2013 гг. В обзор включены только практики преследования непосредственно людей, в то время как репрессии, направленные против институтов гражданского общества (СМИ, партии и политические движения, НКО) описаны в других разделах.

Примечания:

[1] См., например, Davenport, C., Johnston, H., and Mueller, C. Repression and Mobilization Minneapolis. – University of Minnesota Press, 2004; Davenport, C. State Repression and the Domestic Democratic Peace New York. – Cambridge University Press, 2007.

[2] P. M. Regan, E. A. Henderson. Third World Quarterly. Vol. 23, No. 1 (Feb., 2002); Democracy, Threats and Political Repression in Developing Countries: Are Democracies Internally Less Violent?

http://cdp.binghamton.edu/papers/threats-full.pdf . http://cdp.binghamton.edu/papers/threats-full.pdf

[3] «Политическими репрессиями признаются различные меры принуждения, применяемые государством по политическим мотивам, … а также иное лишение или ограничение прав и свобод лиц, признававшихся социально опасными для государства или политического строя по классовым, социальным, национальным, религиозным или иным признакам, осуществлявшееся по решениям судов и других органов, наделявшихся судебными функциями, либо в административном порядке органами исполнительной власти и должностными лицами и общественными организациями или их органами, наделавшимися административными полномочиями» (Закон о реабилитации жертв политических репрессий, статья 1).

[4] The definition of political prisoner. – Parliamentary Assambley, Committee on Legal Affairs and Human Rights, 05.09.2012. http://www.assembly.coe.int/ASP/XRef/X2H-DW-XSL.asp?fileid=18995&lang=EN

[5] «Владимир Путин: в России нет политических заключенных». // Коммерсант-Ъ, 25.04.2013. http://www.kommersant.ru/doc/2178622

[6] См. также: М. Шклярук. Возможен ли сейчас 37-й год? // Отечественные записки. 2013. № 2 (53) http://strana-oz.ru/2013/2/vozmozhen-li-seychas-37-y-god

Далее в докладе Г.Охотина следуют разделы: "Политически мотивированные задержания", "Уголовное преследование по политическим мотивам".

Полный текст Доклада: Osnovnie tendentsii politicheskogo razvitiya.pdf