История о первом в жизни задержании
Часть 1. Факты
На митинге 5 марта на Исаакиевской площади, который так и не был санкционирован городскими властями, провела в общей сложности минут 20, из них 5 – в оцеплении ОМОНа и еще 5 – в автобусе. Хотя как мне казалось, была на безопасном расстоянии от первых задержаний, быстро оказалась в замкнутом кольце квадратных бойцов ОМОНа, из которого уже было не выбраться при всем желании. Как издевательство прозвучали слова в мегафон «Акция не санкционирована, просьба разойтись». Скачала думала, что нас просто хотят изолировать от других, но довольно быстро стало ясно, что нас просто по одному выведут отсюда. Каждую пару минут в круг входили другого вида ОМОНовцы, забирали людей и по одному отводили в автобусы. Не знаю, взяли ли старушку и мальчика, но сначала мужчин, а потом и женщин брали без сомнений.
Меня взяли довольно быстро, отвезли сначала в 22, а затем в 52 отделение полиции, где в составе группы из 15 человек мы провели сначала несколько часов в актовом зале, а затем еще 12 часов – в составе 9 женщин в камере «обезьянника». На следующий день наш мини-бус, вместе с еще около 8 автобусов задержанных на митинге со всего города, привезли на улицу Садовая, где должен был состояться суд. В ожидании мы провели еще 6 часов. Затем мне вручили повестку на заседание суда через три недели и освободили. В общей сложности задержание длилось 26 часов.
Часть 2. Наблюдения
С женщинами обращение и со стороны ОМОНа и в полиции более гуманное – иногда даже чересчур вежливое. Чаще это радует, хотя иногда задевает: кажется, женщинам, а особенно молодым, еще больше отказано в способности собственного суждения о современной политике, чем мужчинам.
Полицейские были очень рады возможности поговорить о политике: говорили много и гордо. Иногда пытались вразумить и даже, кажется, считали своим долгом убедить «несмышленых девочек», что митингами ничего не изменить. Главный пафос состоял в том, что надо хорошо работать, обеспечивать себя и семью. И работать над собой, а не над системой. Конечно, задержанные тоже пытались доказать свою правду и убедить полицейских «быть с народом». Так за сутки состоялось множество политических дебатов.
Система устроена таким образом, что каждый из полицейских ответственен только за небольшой кусочек пути задержанного: задержание, транспортировка, составление протокола о задержании, потом другого протокола о правонарушении, опроса для статистики, досмотра и получения вещей для задержания в камере, охраны ночной и дневной, затем снова транспортировке и сопровождения. И наконец, мировой суд – совсем другая структура. Так, нас передали с рук на руки 9 раз. При этом представители каждого из этапов не знали не только об общей картине, но и о следующем этапе. Поэтому каждый раз человек оказывается перед неизвестностью и неопределенностью. А еще это означало, что эти мелкие представители каждого из этапа отвечали лишь за него, не неся никакой ответственности в своих глазах за целое. Вот такое разделение и отчуждение труда.
На уровне вещей все в камере также предусмотрено для того, чтобы сделать пребывание там максимально некомфортным: скамья привешена чуть выше чем нужно для нормального сидения, не прилегает к углам, узкая, рассчитана только на 6 человек, при том что нас было 9. Холодный грязный бетонный пол и стены. Прохладно.
Из всех возможных лозунгов, скандированных на площади («Россия без Путина», «Позор» и «Когда мы едины, мы непобедимы»), в протокол вошел лишь один «Долой полицейское государство!». Видимо, именно он оскорбляет полицию. Даже тогда, когда его не скандируют.
Однако новое звучание получил лозунг «Это наш город!» в момент оцепления и задержания за нахождение на Синем мосту.
Необыкновенной оказалась солидарность: незнакомые люди взяли за руки и забрали в толпу, закрыв меня своими телами от натиска полиции в первый момент. Подтверждение того, что они были искренны, когда скандировали «когда мы едины, мы непобедимы!»
А внутри временного коллектива камеры – равенство, взаимоуважение, отсутствие всякой иерархии, как выражение протеста против вертикали власти, и любой другой вертикали.
«Комитет поддержки задержанных» оказался гораздо более предусмотрительным, чем мы: когда мы вошли ночью в камеру, нас уже ждали передачи еды, воды, салфеток и даже брошюры «Карманная памятка о юридической помощи задержанному». Огромная благодарность! Так у нас на все время был неиссякаемый «шведский пол». Полицейские были даже восхищены нашим «баром». И тем, что мы аккуратно собрали мусор после себя. А еще пригодились пакеты из-под еды: на них можно было постелить пальто для сидения на грязном бетонном полу. А днем на Садовой кто-то даже наварил горячей гречи в полевой кухне, а кто-то приносил горячий чай.
Вынужденное сидение в автобусах на Садовой обернулось, возможно, не менее эффективной акцией. Табличка «Сидим за честные выборы» привлекала внимание прохожих, активно сочувствующих и поддерживающих нас: словом, жестом, шоколадкой, сигаретами и еще бог знает чем.
Для описания того, что со мной и другими 300 человеками происходит сегодня – слов недостаточно, не сложился этот лексикон, который считает задержания нормальным процессом, а участие в несанкционированных митингах – повседневным поведением.
Странный вопрос возникает о поведении в отношении предъявленных обвинений. Они кажутся незаконными, потому что порядок проведения демонстраций у нас – не разрешительный, а уведомительный. Это значит, что санкции не требуется, что несанкционированного митинга не бывает, и потому обвинять в участии в таком митинге незаконно. Но предлагаемой стратегией непризнания обвинения является утверждение о том, что мы просто проходили мимо. Возможно, это способствует отмене обвинительного приговора, но ведь это же снова тот же самый обман, против которого мы выступаем. Неужели без него не обойтись? То есть, либо мы признаем то, что были на митинге, и таким образом признаем свою вину, либо не признаем свою вину и тогда обманываем, что просто проходили мимо? Каждый обвиняемый делает этот выбор самостоятельно.
А под конец своего пребывания в камере, под утро, мы радостно и дружно поняли, кто мог бы быть нашим президентом: «Аленка», портрет которой был на шоколадке, пересланной нам активистами. Вот за кого мы все вместе могли бы агитировать и голосовать! Так закончились наши долгие дискуссии о таких разных сомнительных предпочтениях предложенных нам кандидатов на прошедших выборах. Аленка – наш общий кандидат!
Часть 3. Эмоции
Страх. Самая сильная эмоция, особенно в начале. И особенно в момент осознания оцепленности и необратимости. И ожидания неотвратимого. А еще страх перед неизвестностью. И страх того, что теперь так будет всегда.
Оторванность от реальности. Очень странное чувство несвободы: ты видишь свой знакомый город, улицы, людей, ты можешь с ними разговаривать по телефону, ты знаешь, что лучшая подруга живет совсем рядом. Но это все как бы за некой пеленой, смазано. Оно все становится как бы ненастоящим. А настоящий мир сужается до людей, стоящих и сидящих рядом. Усиливается это чувство в камере: нет вещей, нет даже шнурков и очков. Пелена усиливается. Можно погрузиться в себя, но почему-то страшно. Кажется – а вдруг и там, внутри ты тоже за пеленой? Иногда кажется, что так и есть: голова не работает, чувства притупляются, все занавешено.
Смех. Главным спасением стал смех, который имитировал радость, который притуплял страх, который давал иллюзию «нормальности» и составлял связь с обычным миром. Не зря если бы это была революция, ее надо было назвать «креативной». Потому что смех и креативность спасали и здесь, поддерживая друг друга, сами себя и продолжение протеста.
Счастье. Счастье от свободы после освобождения, радость от спадания пелены, от обретения зрения, запаха, слуха, от встречи друзей и своего нормального мира. Воодушевление, которое передается другим, которое помогает справиться с чувством безысходности. И которое заставляет бодро думать о будущем!
P.S. Прошу Вас, не надо восхищаться мной, никакого героизма здесь нет. Это происходит сегодня с очень многими и может произойти с каждым. Потому я вижу большой интерес к этой истории, и только потому решила поделиться этим с Вами.
Фото Sergey Chernovотсюда