Хава Хазбиева – литературовед, исследователь творчества Али Хашагульгова (1943-1999) – ингушского поэта и художника, собирателя ингушского фольклора, создателя современного ингушского литературного языка, бывшего политзаключенного.

Но сегодня Хава Хазбиева еще и кинорежиссер. Потребность высказаться, привлечь внимание к судьбе своего народа заставила Хаву отложить на время литературоведение и искать другую форму обращения к аудитории. Так Хава Хазбиева стала автором документального фильма «Верую». Это ее первая работа в кинематографе.

Фильм «Верую» посвящен трудному становлению ингушской государственности, жизни ингушей в ХХ веке, депортации 1944 года, годам изгнания, мучительному, полному препятствий возвращению на родину спустя десятилетия. Но большая часть фильма говорит о событиях 23-летней давности в Пригородном районе, закончившихся гибелью многих людей и новым изгнанием ингушей. Задача, которую видит перед собой Хава Хазбиева: не оставить зло безнаказанным, не дать замолчать события недавней истории, подтолкнуть тех, кто обладает достаточными полномочиями, к расследованию преступлений осени 1992 года и последующих лет, к поиску и наказанию преступников. Но пока до этого очень далеко.

О том, что именно произошло в конце октября – начале ноября 1992 года в Пригородном районе Северной Осетии, людям, несвязанным лично с этой трагедией, известно очень мало. В 1992 году сработала мина замедленного действия – сталинская национальная политика СССР. Произвольное перекраивание карты, перемещение и выселение народов в 30-х – 40-х годах привели к многочисленным конфликтам конца 80-х – начала 90-х, сопровождавшим окончательное исчезновение Советского Союза. Так же было и на Северном Кавказе: после депортации ингушей в 1944 году территория, на которой издавна жили ингуши, была отдана осетинам, а также туда были переселены люди других национальностей.  Подробностей того, кто и как в ХХ веке делил землю коренных народов на окраинах СССР, большинство россиян не знает и никогда не задумывалось на эту тему. Всё это довольно далеко от жителей больших городов, но очень важно людям, чьи история, повседневная жизнь и труд непосредственно связаны с землей.

Фильм «Верую» - это попытка заполнить зияющую пустоту. Это не расследование преступлений, оно еще впереди. О фильме, об истории ингушского народа у нас с Хавой Хазбиевой состоялся долгий, трудный разговор. Мучительна сама тема: трагедия, вошедшая в каждый ингушский дом. И совсем непросто распутать клубок противоречий, сложные переплетения взаимных претензий, но часто и вполне дружеских, соседских связей, взаимоотношений отдельных людей и народов. Как случилось, что нелегкая, но относительно мирная и спокойная жизнь Пригородного района оборвалась? Почему события 1992 года не были предотвращены? Почему они до сих пор не расследованы? Почему об этом военном конфликте на территории России знают так мало россиян? Пытаемся разобраться вместе с Хавой.

***

Хава Хазбиева рассказывает: «По возвращении из ссылки (постепенное возвращение началось в 1957 году) ингуши были поставлены перед фактом: лучшие для проживания, для земледелия и скотоводства земли остаются в составе Северной Осетии. Это 45 % той земли, где жили ингуши. Самое главное для ингушей – это Пригородный район – исторический и культурный центр ингушей до 1934 года вместе с г. Орджоникидзе. Но Пригородный район тоже оказался в Северной Осетии. Стало ясно, что вернуться в свои дома ингуши не могут, их просто не прописывают. Вообще ингуши не могут там проживать ни на каких условиях: не могут купить землю, построиться в Пригородном районе тоже не имеют права, вопреки всем действующим в стране законам. Тем не менее ингуши с момента возвращения на Кавказ героически отстаивали право на свою родину. Буквально врастая в землю, живя в землянках первые годы, обрекая себя и детей на невыносимые условия существования, и спустя какое-то время, путем частных сделок, пользуясь законами рынка, покупая участки, строясь на них, отдавая этому все свое здоровье и силы, небольшая часть ингушей сумели физически вернуться в Пригородный район. Но существование этих людей на своей земле было чисто фантомным, поскольку, органы власти в обход всем законам не оформляли их пребывание в Пригородном районе юридически. Эта ситуация не менялась полтора десятка лет. В 1973 году ингуши в Грозном устраивают многотысячный митинг».

На словах Хавы о многотысячном митинге во времена еще вполне крепкой и жёсткой советской власти я вспоминаю, что это важное событие почему-то вообще прошло мимо меня. Впервые о митинге ингушей 1973 года я узнала лишь пару дней назад: из фильма Хавы «Верую». Как вообще удалось организовать такую масштабную акцию? Как собрать людей? Как они рискнули «выйти на площадь»? В фильме есть исторические кадры с митинга 1973 года. Одна из героинь киноленты (Хадишат Точиева, ныне профессор филологии) вспоминает своё участие в митинге и последующую жизнь – фактически запрет на профессию на многие годы.

Хава продолжает: «И только после митинга, несмотря на все репрессивные последствия этого выступления, жизнь ингушей в Пригородном районе чуть облегчилась. Боясь новых выступлений, Кремль заставил осетинские власти пойти на некоторые уступки. Но в корне ничего не менялось. И так до перестроечных времен в СССР. К концу 80-х, уже когда государством было признано, что все репрессивные акты, принятые в сталинскую эпоху, преступны и подлежат отмене, ингуши более активно, чем раньше, пытались исполнить завет отцов: покупали земельные участки, кто мог – покупал дом, а кто-то (но так было в единичных случаях) смог выкупить и родительский дом. Ничто не предвещало трагической развязки. Люди были уверены, что наконец-то вопрос Пригородного района будет решен по справедливости. Наступила осень 1992 года. Самые страшные события случились в конце октября – начале ноября. В те дни и последующие месяцы погибло много людей, много пропало без вести.  Были уничтожены 13 из 15 сёл Пригородного района, в которых компактно проживали ингуши. С тех пор, на протяжении последующих 23 лет убийства и похищения ингушей продолжаются, следы этих преступлений чаще всего теряются во владикавказских СИЗО. Но никто еще не ответил ни за одно преступление. Это сотни тысяч эпизодов тяжелейших преступлений против человека и человечности».  

После 1992 года невозможно жить так, будто ничего не случилось. Невысказанная, не проговоренная вслух боль не дает отпустить горе, мысленно расстаться с трагедией и просто жить дальше. Хава Хазбиева вытаскивает страшные события из-под спуда и вводит их в публичное пространство, в коллективную память, в общую историю: «В 1992 году остановилась моя жизнь и остановилась жизнь каждого ингуша. Никто из нас не ждал такого... Когда Чечня заявила о выходе из состава России, ингуши приняли решение остаться с Россией. По требованию Бориса Ельцина был проведен референдум, подтверждающий, что Ингушетия не выходит из состава России. За это решение проголосовало более 90% ингушей. И это было разумное решение. На тот момент, в той ситуации Ингушетии важна была своя государственность. Прежде всего, необходимо было окончательно решить вопрос реабилитации репрессированных народов. Только так, сообща, можно было вернуться к своим очагам. Пригородный район был и остается общенациональной проблемой №1 для ингушей. Но никто не хотел крови. Все понимали ситуацию и были нацелены законным, мирным путем вернуться домой. И готовы были стоять на этом до конца. Другого пути не было и нет. Никаких других вариантов не рассматривалось и не обсуждалось… 
Между людьми такой вот, чтоб убить человека, ненависти не было, по крайней мере, явно это   проявлялось редко. Конечно, если рядом живет сосед-НКВДшник, принимавший участие в депортации, симпатии к нему ингуши не испытывали, но жили мирно. Пока не заработала идеологическая машина, и из телевизора, радио, газет в Осетии не понеслись человеконенавистнические речи. Но даже тогда казалось, что все станет на свои места. Ведь все, что открылось про сталинскую эпоху, знание этого не даст повторить ничего подобного. Власть же "очеловечилась". Так казалось. Потому что риторика была такая.    Ну а простые люди не думали, что за этими декларациями политиков пустота...
Началось с того, что в 1991 году, в апреле за два дня до принятия закона о реабилитации репрессированных народов, было введено чрезвычайное положение. Зачем было вводить чрезвычайное положение? Для введения чрезвычайного положения требовалось решение Верховного Совета. Инициировали чрезвычайное положение Примаков и Дзасохов. Территория стала стремительно милитаризироваться. На улицах появилась боевая техника. Сразу после введения чрезвычайного положения начались провокации, убийства. Всего было убито 26 ингушей. В том числе, дети. Эти преступления не расследовались. Это было совершенно непонятно. Все знали о том, что происходит, начиная с Ельцина. Депутаты, журналисты. Все были в курсе. Но ситуация с каждым днем только ухудшалась. Я глубоко убеждена в том, что Чеченской войны не было бы, и у страны был тогда еще шанс строить правовое государство, если бы виновники осени 1992 года были бы отданы под суд. Они все были названы. В материалах Генпрокуратуры есть это все. Но граждане России не содрогнулись от содеянного государством с маленьким народом. Те, кто сегодня в ужасе кричат: что же произошло? как такое может быть? - оглянитесь туда, в 1992-ой. Вы молчали. Когда лилась рекой ингушская кровь вы молчали. И от этого молчания каменели сердца ингушей. А все, что случилось после, – это только следствие безнаказанности преступников. Были, конечно, люди, кто пытался донести правду, но их голоса тонули в цинизме и лицемерии власть предержащих.  Я назову имена некоторых из тех, кому благодарны ингуши: Ирина Дементьева, (газета "Известия"), Марк Дейч (Радио "Свобода"), Юрий Щекочихин («Новая газета»), Егор Яковлев, руководитель телеканала ОРТ, который после освещения событий войны был уволен с поста по заявлению председателя ВС Северной Осетии А.Галазова. Еще это Светлана Алиева, Сергей Белозерцев, Людмила Дуванова, Виктор Боков. В преступлениях 1992 года виновны все те, кто скрывает правду, наравне с теми, кто совершил преступления. Вся исполнительная и вся законодательная власть, армия, суды и прокуратура».

Обвинения Хавы Хазбиевой в равнодушии, высказанные в адрес российской интеллигенции, мне кажутся вполне правомерными. Фактически российская интеллигенция «не заметила» трагедию, в которой, по данным прокуратуры РФ, осенью 1992 года за время боевых столкновений погибло 490 ингушей и 118 осетин, ранено 457 ингушей и 379 осетин.  Ещё 261 человек пропал без вести (208 ингушей и 37 осетин), от 30 до 60 тысяч ингушей были вынуждены бежать из Владикавказа и Пригородного района. Вот такой «забытый конфликт».

Есть вопросы, на которые должны ответить не герои фильма, а совсем другие люди. Хава Хазбиева спрашивает: «Как могли участвовать в этой бойне российские воинские части? Откуда появилось столько военной техники? Почему уже 23 года об этих событиях стараются не упоминать в прессе? Откуда эта информационная блокада? Какое определение можно дать этому? В российских СМИ это событие стали называть осетино-ингушский конфликт».

О роли российской армии в событиях 1992 года можно было бы узнать, получив доступ к документам того времени, но документы закрыты. Хава считает, что «ответы на эти вопросы есть в материалах расследования. Приказы отдавались с самого верха». На сегодняшний день нет ни подтверждений, ни опровержений этого. 
Сложно даже собрать факты, составить точную картину произошедшего. Об этом говорит автор фильма: «У историков нет полных данных о том, что происходило там. Об этом говорилось на всех уровнях, вплоть до сессии ООН. Но результата нет, хотя преступники выявлены и названы. Они до сих пор живут среди нас. Кто-то уже умер своей смертью. Например, Ельцин, Галазов. На поверхности лежат ответы на все эти вопросы: кто виноват? зачем и кому это нужно было? Знаю точно, что это совсем не осетино-ингушский конфликт. Важный момент про заложников. Среди них много женщин.  Убит 31 ребенок. 9 убитых – это дети до одного года. Около 200 человек пропало без вести. Но нет убитых женщин и детей среди осетин. Это говорит о многом. Многочисленные требования вести расследование преступлений остаются без ответа. О том, как расследовались преступления осени 1992 года, можно судить по таким фактам: приезжала следственная бригада, проводила расследование. Как только следователи добивались каких-то результатов, их отзывали. Не давали проводить работу дальше. Одну следственную группу меняли на другую. И так несколько раз. Каждая новая бригада следователей начинала с нуля: снова собирала свидетельские показания. Предыдущие материалы следствия объявлялись утерянными. Все делалось, чтобы постепенно детали событий забывались, показания свидетелей становились менее четкими. В результате – расследование не полное. Оно так и не было завершено. Не дана политическая оценка произошедшему. А значит, изначально и не ставилась задача расследования по конкретным уголовным преступлениям. Даже убийства детей остались не расследованными. Самое больное у нас то, что неизвестна судьба без вести пропавших. Большинство из пропавших – 189 человек в 1992 году – были насильно уведены в заложники   конкретными людьми, их имена известны. Похищенных в последующие годы больше 200 человек. Ни в 1992 году, ни позже геноцид ингушей в Северной Осетии не заставил никого выйти на марши, митинги. Возможно, именно поэтому власть продолжала свои преступления».

Фильм «Верую» дался Хаве Хазбиевой очень нелегко. И дело не в том, что это дебют. Сложно было найти героев, согласных говорить публично о событиях недавней истории. На интервью для фильма согласились почти только ингуши. Лишь один осетин решился ответить на вопросы автора: «Мне не удалось сделать интервью с представителями осетинской интеллигенции, хотя я ко многим обращалась. Кто-то отмалчивается, а кто-то и прямо говорит, что это опасно для них. Хотя до событий 1992 года осетины и ингуши, понимая, что нужно жить рядом, пытались строить диалог. Я говорю о некоторой части интеллигенции   Осетины все эти годы   живут под очень жестким давлением, и сильно запуганы». Но и среди ингушей многие известные люди предпочитают молчать: страх не дает открыть рот тем, кто обладал в те годы достаточными полномочиями, кто больше всех знает о случившемся, кто мог хотя бы отчасти предотвратить трагическую развязку. А рассказывают о недавних событиях те ингуши, кто не связан с прошлой и нынешней властью, те, чьи близкие погибли или пропали без вести.

О том, как шла работа над фильмом, и что побудило автора взяться за эту больную тему, говорит Хава Хазбиева: «Я решила снять фильм, чтобы люди перестали жить мифами и постарались понять причины, того, что произошло. Для того, чтобы горькое прошлое не отравляло день сегодняшний, чтобы не чувство безысходности сковывало сознание, а пробудилась воля к борьбе за лучшую долю. Мне с большим трудом дался этот фильм. Но не сделать его я не могла. Фильм нужен, чтобы люди, которые молчали все эти годы, заговорили, а люди, которые не имеют представления об этой трагедии, узнали о ней. Мы должны говорить и друг с другом, и с осетинами, и со всем миром. Иначе мы обречены снова и снова становится пушечным мясом для кровавых игр Кремля. Это точно не было нужно ни осетинам, ни ингушам. Осетины и ингуши могли сами разобраться, могли договориться и уже договаривались между собой. Многие факты всплывают сегодня. За эти 23 года появлялись отдельные публикации, но в большинстве из них суждения поверхностны, неполные данные.  Это и понятно: тема необсуждаема. Достаточно сказать, что все это время ингушские СМИ подцензурны, как в самые дикие советские времена». 

Сегодня, 16 февраля 2016, в ИРП состоится круглый стол «Почему не состоялась реабилитация репрессированных народов?

Upd 20.02.2016 Корректировка формата.