01.01.2014 | 00.00
Общественные новости Северо-Запада

Персональные инструменты

Лица

Общественный диалог в автократии: Задачи автономий. Интервью с Григорием Голосовым

Вы здесь: Главная / Лица / Интервью / Общественный диалог в автократии: Задачи автономий. Интервью с Григорием Голосовым

Общественный диалог в автократии: Задачи автономий. Интервью с Григорием Голосовым

Автор: Когита!ру — Дата создания: 11.01.2010 — Последние изменение: 31.01.2010 Когита!ру
В новогодние каникулы мы побеседовали с Григорием Голосовым о современной российской политике, задачах автономных секторов общественной жизни, проекте "Межрегиональная электоральная сеть поддержки", работе семинара "Петербургская политика" в 2009 и планах центра "Геликс" в новом 2010 году. В интервью приняла участие Юлия Шевченко. Записала Татьяна Косинова.
В новогодние каникулы мы встретились с Григорием Васильевичем Голосовым, доктором политических наук, профессором Европейского университета в Санкт-Петербурге, директором Межрегиональной электоральной сети поддержки.

В начале 2008 года 
Европейский университет едва не закрыли из-за проекта "Межрегиональная электоральная сеть поддержки" (сюжет более известен как "пожарный" кризис в ЕУ СПб, который продолжался с октября 2007 до марта 2008). Тогда ЕУСПб от проекта отказался.

Однако уже в марте 2008 года авторы проекта - Григорий Голосов и Юлия Шевченко - создали Центр "Геликс", на базе которого проект продолжил свое развитие.

 

Вопрос: В Петербурге ваш центр «Геликс» с осени 2008 года проводит регулярные семинары в цикле «Петербургская политика». Какими вы видите итоги этого цикла, их сухой остаток? Эти семинары вам самим нравятся? К чему вы пришли за полтора года работы?

 

Григорий Голосов: Цель семинаров состояла не в том, чтобы получить немедленный и осязаемый выход. Нужно было создать площадку, на которой те социальные и политические акторы, которые сохраняют автономию от государства, могли бы в независимом от него режиме взаимодействовать между собой, участвовать в постановке вопросов, вступать в диалог. Вы знаете, что для нас важным приоритетом было привлечение к участию в семинарах людей с разными политическими взглядами, то есть не принадлежащих к одному идеологическому кругу. И в этом смысле, я думаю, программа семинаров была вполне успешной. Стратегия властей в значительной мере строится на том, чтобы сегментировать политической пространство, разделить его на изолированные фрагменты, которые не взаимодействуют между собой, каждый из которых можно было бы легко игнорировать. Этой стратегии можно и нужно противодействовать.

 

С этой точки зрения, надо признать, программа семинаров в Петербурге была для нас не более важной, чем аналогичные программы в других административных центрах субъектов Российской Федерации. Пожалуй, она была менее важной. Потому что в Петербурге подобные возможности существуют и помимо нас. Во многих областных и краевых центрах мы были единственными. Были еще общественные палаты, да и то не везде, потому что общественные палаты существуют примерно в половине регионов. А в тех, где существуют, они зачастую вообще ничего не делают, будучи частью имитационной «вертикали гражданского общества». Нам хотелось бы продолжать семинары. Мы считаем, что эта деятельность является центральной для Межрегиональной электоральной сети поддержки в том контексте, который сейчас существует в России. Вы знаете, да это видно и из названия, что первоначально сеть создавалась с основной ориентацией на обслуживание участников избирательного процесса. Однако избирательный процесс деградировал до такой степени, что он не может находиться в фокусе какой бы то ни было осмысленной социально-политической деятельности. Он по-прежнему важен, но концентрироваться на нем становится бессмысленно, потому что распались те институциональные рамки, в которых борьба за свободные выборы имела приоритетное значение. Выборы стали частью проблемы, а не решением. Сейчас наиболее важной является борьба за сохранение тех элементов автономии, которые все еще существуют в российском обществе. И мы считаем, что наша скромная деятельность как раз и является элементом поддержания автономной политической инфраструктуры.


Впечатление от общественной жизни, что она затухла еще больше, чем политика, растянулось на годы. Но все-таки в 2009 году не возникло ли какое-то оживление, попытки оживления? Нет подтверждения этому в опыте вашей работы?  

 

Григорий Голосов: Когда эта тема обсуждалась в течение последних месяцев, то, в основном, обсуждение концентрировалось на фигуре Медведева, его выступлениях и публикациях в СМИ. Но это была неправильная точка концентрации внимания. Потому что деятельность Медведева носит вполне целенаправленный имитационный характер. Мне кажется, что правильное видение современной ситуации в России состоит в том, что мы живем в условиях консолидирующегося авторитарного режима. А консолидация, между прочим, предполагает купирование некоторых эксцессов, которые имели место на начальной фазе.

 

Октябрьские региональные выборы 2009 достаточно ясно показали, что те формы деятельности, которые были использованы властями для решения ситуационных задач в декабре 2007 года и в марте 2008 года, в значительной мере исчерпали себя с точки зрения самого режима. Выяснилось, что выполняя указания федерального центра по обеспечению электоральных результатов для «Единой России», региональные власти преследуют свои собственные повестки дня, которые, в сущности, дестабилизируют систему в целом. Поэтому те действия, которые были предприняты парламентскими партиями по итогам этих выборов, как я полагаю, должны были быть с пониманием восприняты в Кремле. В логике той системы, которая складывается сейчас в России, эти партии должны иметь представительства в региональных законодательных собраниях. Это представительство должно быть минимальным, сугубо символическим, без малейших шансов повлиять на процесс принятия решений. Однако, как признанные и лицензированные участники политического процесса, они имеют на это право. Мне кажется, что в президентской администрации существует понимание того, что нужно пресекать самодеятельность региональных властей, когда они блокируют, например, представительство КПРФ или ЛДПР в региональных законодательных собраниях.

Я думаю, что борьба с эксцессами системы будет продолжаться и на других направлениях. Возьмем коррупцию. Коррупция в России носит именно системный характер, то есть входит в число основных механизмов принятия и реализации управленческих решений. Но именно в силу ее системности власти должны позаботиться о том, чтобы отдельные коррупционные агенты не выходили за пределы своих возможностей, заданных неформальными правилами игры. Раньше, из-за политической важности этих агентов или по материальным соображениям, центральные власти были склонны закрывать глаза на самые вопиющие проявления коррупции. Консолидация означает отказ от подобных эксцессов. Но итогом консолидации станет не устранение коррупции, а ее окончательное оформление в качестве системного механизма. Для этого нужно устранить элементы, способные сыграть дестабилизирующую роль, - как с точки зрения восприятия в обществе, так и, особенно, с точки зрения конфликтогенности в правящем классе.

Безусловно, важным приоритетом властей является создание площадок для контролируемого обсуждения разного рода общественных вопросов. В узких, четко обозначенных пределах, с участием узкого круга лицензированных лиц, по вопросам не очень важным, в особенности – по таким, где нет ни политической позиции властей, ни материальных интересов правящей группы.

 

Допустимы для обсуждения лампочки, часовые полюса – вот эти темы, которые не затрагивают какие-то глубинные процессы? Это можно и нужно обсуждать.

 

Григорий Голосов: Да, конечно. Но не обязательно. Можно обсуждать и что-то более существенное. Но при этом особенно важно подбирать вопросы и организовывать обсуждение таким образом, чтобы в ходе разговора не возникло и намека на то, какие управленческие решения могли бы привести к исправлению ситуации, а в особенности – на то, предметом чьей политической ответственности являются такие решения. Один мой знакомый назвал те «дискуссии», которые ведутся сейчас на российском телевидении, «общероссийским кухонным разговором». В зависимости от жанра передачи, разговоры обильно сдабриваются либо пафосом, либо цинизмом, и в таком виде доставляются потребителю прямо с телеэкрана. Вообще говоря, и «Прожектор перисхилтон», и куклы Путина и Медведева в телевизоре – все это совершенно естественные элементы либерализованной персоналистской диктатуры, каковой является нынешний российский политический режим. И то, что этого не было в конце 2007 – начале 2008 годов и по прошлую осень, негативно сказывалось на его функционировании, что в какой-то момент стало ощущаться как недостаток теми людьми, которые принимают принципиальные политические решения. По крайней мере, некоторыми из них.

 

То есть иллюзии какого-то очередного начала «перестройки сверху» - это, по-вашему, всего лишь иллюзии?

 

Григорий Голосов: Безусловно. С моей точки зрения, это, безусловно, иллюзия. Я оцениваю текущую тенденцию российского развития прямо противоположным образом. Тот авторитарный режим, который стал продуктом действий 2004-2008 годов, сейчас преодолевает эксцессы этих действий. Потому что, повторяю, это либерализованная персоналистская диктатура, не имеющая почти ничего общего с авторитарными режимами того типа, к которому принадлежал, скажем, Советский Союз. Для нынешнего типа авторитаризма совершенно естественно открывать ограниченные и контролируемые площадки для общественных дискуссий, с терпимостью относиться к целым секторам, в которых свобода выражения мнений вообще не ограничивается. Таким сектором является на данный момент Интернет. Я не думаю, что если консолидация режима будет прогрессировать, то он пойдет на существенные ограничения в Интернете. Разве что по глупости одних и алчности других, потому что попилить фонды на «российский файерволл» было бы куда как приятно. Но если говорить по существу, то это просто ни к чему.

 

Другое дело, что сама консолидация режима – это сложный процесс. Этот режим может консолидироваться только на определенной материально-экономической базе, дальнейшее существование которой по-прежнему не очевидно. Вообще, такие режимы обладают повышенной чувствительностью к ситуационным шокам, в том числе и внешнего происхождения. Кроме того, им присущи проблемы с преемственностью власти. Разумеется, вся деятельность властей направлена на то, чтобы сгладить эти проблемы, и на данный момент они решаются вполне успешно. В принципе, однако, у режимов такого рода (как и у любых иных) есть проблемы, которые могут их дестабилизировать, переводить их в более репрессивные фазы, а в предельных случаях – менять их природу.

Но в данный момент признаков такой динамики нет. Преобладает стремление к устойчивому равновесию, а элементами такого равновесия являются безобидные, выделенные и контролируемые  секторы для общественной дискуссии. И не только дискуссии, но и деятельности. В некоторых секторах, вроде традиционной правозащитной деятельности, власти будут выкорчевывать всякие элементы автономии. Но если ты, скажем, помогаешь сиротам, пусть даже с деньгами, непосредственно выделенными из штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли, то - пожалуйста. Это безобидная деятельность, которая разгружает местные власти за счет зарубежных грантодателей, и мотивами к тому, чтобы ей противодействовать, могут быть, опять-таки, только глупость и алчность.

 

Историческая политика, историко-политические войны с «фальсификаторами» тоже рассматриваются Вами как «преодоление эксцессов»? Или это собственно эксцессы? Какое место в этой конструкции «либерализованной диктатуры» занимает идеология? Такое ощущение, что все идеологические конструкты 2007-2008 годов оказались в 2009 году на периферии? Что это означит? Или это опять же иллюзия? Как-то не хочется обманываться, но речь Президента 30 октября 2009 года многих обнадежила. Или это опять же выгодно режиму?

 

Григорий Голосов: Идеология для режимов данного типа не очень важна. Персоналистская диктатура является таковой не потому, что в ней широко практикуются какие-то архаичные формы «культа личности», а потому, что место институтов в процессе принятия решений замещают личности во главе с лидером, который способен, во-первых,  выступать в качестве арбитра по отношению к группам правящего класса, а во-вторых, мобилизовывать поддержку на выборах. С обеими этими функциями уже давно и вполне успешно справляется Путин. Но для их выполнения важно, чтобы лидер не был ограничен в своих решениях. А идеология является именно ограничителем. Поэтому совершенно естественно, что кодовым словом российского руководства стал «прагматизм», а «идеологические догмы» превратились в ругательство. И столь же естественно, что основной месседж российского телевидения – не идеология, а постоянный показ первых лиц за работой. Они в курсе проблем и способны их решать. Только они, собственно, и способны, говорит телевизор. Такого неидеологического послания избирателям вполне достаточно.

 

Тем не менее, определенный уровень идеологии полезен для трансляции в СМИ. Это особенно ярко проявляется во время избирательных кампаний, когда без идеологии все еще не обойтись, хотя бы в целях имитации избирательных действий. Но некоторая работа должна вестись и в межсезонье, в промежутках между новостями с показом главных лиц и анекдотами про тещу. А поскольку целью идеологической работы является воспитание лояльности властям, то совершенно естественно, что главным идеологическим ориентиром, который используется для наиболее массовых целевых аудиторий, стал государственный национализм. В этом контексте и следует рассматривать «войны с фальсификаторами» и прочие подобные кампании. Еще раз подчеркну, что идеология для российских властей не очень важна, и поэтому их национализм – не особенно агрессивный и не слишком последовательный.

Что касается тематики сталинизма, то тут есть два обстоятельства. Во-первых, одна из ролей, отведенных Д. Медведеву в конструкции «тандема», в том и состоит, чтобы работать с периферийной, но по-своему важной аудиторией, каковой является российская интеллигенция (с более важными аудиториями Путин по-прежнему работает сам). А для интеллигенции эта тематика содержательно важна и, кроме того, служит важным политическим маркером. Это все, что я могу сказать по поводу речи 30 октября. Проблема состоит в том, что сталинизм по-прежнему актуален и для электорально существенных слоев населения. Для этих слоев позиция формулируется примерно таким образом. С одной стороны, Сталин был эффективным менеджером и провел успешную модернизацию. С другой стороны, он был чудовищным тираном. Мы тоже эффективные менеджеры и успешно модернизируем Россию, но мы не тираны. Народ получает все выгоды от эффективного менеджмента, а цену за это не платит.

 

Как быть с опытом «гласности», которая, как считается, в период перестройки 1985-1991 годов разрушила коммунистический режим? Тогда властям казалось, что они контролируют гласность.

 

Григорий Голосов: Коммунистический режим разрушила не «гласность», а выборы 1989-90 годов. Вклад «гласности» состоял в том, что именно в прессе и на телевидении были созданы репутации, которые, как только появились институциональные условия в виде относительно свободных выборов, были конвертированы в политику. До выборов 1989 «гласность» способствовала только расширению ресурсной базы Горбачева, который и затеял это дело преимущественно для того, чтобы создать массовую базу поддержки, не зависевшую от партийного и идеологического аппарата КПСС. В этом смысле он «гласность» действительно контролировал, и без выборов 1989  она, вероятно, вошла бы в историю СССР как очередная идеологическая кампания. Но Горбачев пошел дальше и в 1990 году, после выборов в союзных республиках, начал утрачивать контроль над политической ситуацией, в результате чего созданная Горбачевым база поддержки перешла к Ельцину. Разумеется, нынешние российские власти хорошо осведомлены об этих исторических деталях и делают все для того, чтобы избежать подобных ошибок.

 

Какие есть аналоги в мировой практике? Есть ли у нашей «либерализованной диктатуры» ориентиры? Можно ли это проследить?

 

Григорий Голосов: Режимы такого типа распространены в мире достаточно широко. В научном смысле точнее было бы говорить не о «либерализованной диктатуре», а, простите уж за неловкое слово, о неопатримониальном режиме. Это такой режим, при котором право политического господства приписывается персоне, а не должности; личные взаимоотношения подменяют формальные институты; отсутствует грань между собственностью, находящейся под управлением должностных лиц, и их частной собственностью, доступной для личного пользования. Приставка «нео» означает, что общество, в котором существует режим – в основном современное, не традиционное, и религиозная легитимация отсутствует. То есть это не самодержавие, каким его знали в дореволюционной России.

 

Коренное отличие неопатримониального режима от других типов современного авторитаризма состоит в том, что личное господство не институционализируется в организациях типа КПСС или, скажем, Институционно-революционной партии в Мексике, а персонализируется, что сопряжено с деградацией институтов, их превращением в имитации. Именно поэтому так печальна судьба партии «Единая Россия», которая пыжится-пыжится быть правящей, но ничего не выходит, потому что все понимают –  дело не в ней, а в ее беспартийном лидере. Но при этом иного механизма легитимации, кроме выборов (а значит, и фиктивной «правящей партии»), у неопатримониальных режимов нет. Поэтому для них имитационная активность действительно важна. Отсюда – стремление к зрелищности и колоссальная роль СМИ в их функционировании.

Основной ареал распространения подобных режимов в современном мире – это Африка. Там, на глазок, они существуют примерно в двух третях государств. Режимы эти отличаются фантастическими уровнями коррупции, неэффективностью и, в целом, не являются стабильными, хотя есть примеры их весьма продолжительного существования. Но африканские примеры не очень показательны, потому что в России и общество более современное, и ресурсная база гораздо более прочная, да и других отличий не счесть.

 

Если говорить об ответственности за такое положение вещей, возникает один из традиционных русских вопросов: кто виноват?

 

Григорий Голосов:

Вы знаете, мне этот вопрос не совсем понятен. На мой взгляд, за любую ситуацию отвечает тот, кто ее создал. А кто же еще? Когда Путин пришел к власти в 2000 году, перед ним стоял ряд задач, не решенных на предыдущем этапе политического развития, и главной из них было завершение процесса национально-государственного строительства. За эту задачу Путин взялся, не стал ее игнорировать, и в течение первого президентского срока действовал в этом направлении. Народ России, надо сказать, это оценил. При этом Путину в основном удалось тогда сохранить те элементы демократии, которые были созданы в 1990-х.

Однако к 2004 году стало ясно, что дальнейшее развитие чревато фундаментальными рисками, которые были связаны с некоторыми проблемами, унаследованными из 90-х: проблемами экономической структуры и структуры собственности.

И если восстановить государственное единство Путин смог путем использования административных механизмов, которые сработали за счет включения в них «силовой» составляющей, то эти новые проблемы требовали гораздо более масштабных решений. Вероятность того, что новая серия реформ стоила бы путинской группе власти в условиях свободной политической конкуренции, была весьма велика. В этих условиях Путин сделал два выбора, определивших текущую траекторию России. Во-первых, он отказался от реформ, положившись вместо этого на приток нефтедолларов. Во-вторых, он отказался от по-прежнему существовавших, пусть и ущербных, элементов демократии и начал систематический демонтаж демократических институтов. Скорость, с которой это произошло, объясняется влиянием ряда ситуационных факторов: близостью президентских выборов 2008 г., в которых Путин не мог принимать участия; украинскими событиями; «монетизацией»; неудовлетворительными результатами ряда региональных выборов.

Если на Путине, как на лидере персоналистского режима, лежит основная ответственность за демонтаж демократии в России, то разделяют эту ответственность и другие члены узкой правящей группы, включая нынешнего президента. Недавно он, кстати, напомнил о своей роли в принятии одного из основных антидемократических решений того периода, о замене губернаторских выборов на фактическую назначаемость губернаторов.


Появились ли, на ваш взгляд, в 2009 новые фигуры, новые центры мыслительной активности?

 

Григорий Голосов: Нет, я не вижу таких. Очень важно для властей, чтобы они не появлялись. И есть все возможности для того, чтобы блокировать их появление. Проблема ведь не в том, что нет фигур и центров, а в том, что их никто не видит за пределами каких-то узких кружков. А если начинают видеть, то это первый признак того, что ничего интересного от них уже не услышишь. В той мере, в какой дело касается политики, ценой доступа в массовые СМИ является репутация.

 

Были у вас какие-то открытия в регионах? Какие-то новые центры активности, неожиданные?

 

Григорий Голосов: Нет, в рутинной организационной деятельности лучше, чтобы неожиданностей и не было. Если бы в каком-то регионе все шло значительно лучше, чем я ожидал, начиная деятельность там, то это было бы для меня основанием для тревоги.

 

Вы не любите даже приятных неожиданностей?

 

Григорий Голосов: Мы очень консервативные люди, мы не любим никаких неожиданностей, в том числе и приятных.

 

В тех центрах, в которых вы уверены, что интересно? О чем можно рассказать как об открытиях вашего проекта?

 

Григорий Голосов: Нет-нет, наша идеология состояла в том, что мы ничего не открываем. Мы работаем с теми людьми, которые реально есть. МЭСП никогда не ориентировалась на то, чтобы создать нечто такое, чего до сих пор не было. Потому что если этого не было до нас, то после нашего ухода оно немедленно и прекратит свое существование. Мы всегда работали в регионах с уже имеющимися организациями. А наша философия строилась на том, что координаторы пользуются весьма высокой степенью автономии и действуют, исходя из собственных ресурсов и принимая во внимание местные условия. При этом мы стремились к тому, чтобы координаторы не находились в позиции непосредственного руководства теми организациями, с которыми мы работаем: чтобы они пользовались влиянием, но не возглавляли их. Для нас было важно, чтобы они преследовали нашу повестку дня. С этой точки зрения, мы никогда не стремились что-то создавать с нуля. Если в регионе ничего нет, то это свидетельствует, скорее всего, о том, что там ничего и сделать нельзя. Вообще, все зависит от местных условий. Нам важно, чтобы местные условия принимались во внимание, и именно в местном контексте реализовывались те ценностные приоритеты, которые у нас есть.

 

Точка, в которой мы не идем не компромисс, это ценностное содержание. Мы выступаем за политические свободы. При этом мы не занимаемся политикой. В России много странных заблуждений, и одно из них состоит в том, что все касающееся политики является политикой. Но это не так. Заниматься политикой – значит не просто выдвигать идеи, но и заявлять, что ты лучше других справишься с реализацией этих идей, а на этом основании требовать власти, бороться за власть. Мы за власть не боремся. Нам безразлично, кто именно восстановит политическую свободу в России. С нашей точки зрения, было бы прекрасно, если бы это сделали нынешние власти, просто вероятность этого представляется довольно низкой.

Так вот, если человек разделяет эту ценностную ориентацию и способен ее реализовывать в той мере, в которой это позволяет местный контекст, он для нас является подходящим партнером. Поэтому для нас важно, чтобы этот человек был укоренен в местных условиях. Это, по крайней мере, гарантирует, что он не исчезнет после того, как мы оттуда уйдем с нашими деньгами. Важно, чтобы эти опорные точки, раз уж мы в них инвестируем ресурсы, сохранялись вне зависимости от этого обстоятельства.

 

Кроме сохранения автономий в обществе, какие еще усилия нужны и могут быть  предприняты самим обществом изнутри, по-вашему?

 

Григорий Голосов: Кроме сохранения автономии, нужно еще стремиться к ее расширению. Сохранение – это программа-минимум, ориентированная на то, что линия властей будет постоянно ужесточаться. Но я это не рассматриваю как гарантированный ход развития событий. Думаю, сейчас как раз нормализовался тот уровень давления, которое государство стремится оказывать на общество. А это значит, что можно сформулировать и реализовывать стратегию, направленную на расширение этих автономных секторов. Поэтому для нас важно создавать звенья между сохраняющимися автономными акторами и теми общественными группами, которые хотя бы потенциально, в конечном счете могут войти в автономную и не охваченную государственным контролем общественную сферу.

Мы уделяем большое внимание работе с молодежью. Причем для нас важно не то, чтобы эта молодежь приходила на наши мероприятия и выслушивала лекции о том, как хороша демократия. У нас, на самом деле, есть довольно большая опасность такого рода, принимая во внимание то, что значительная часть сети основана на вузах. Но мы хотим этого избежать. Мы хотим, что молодые люди, у которых по тем или иным причинам возникает интерес к общественным вопросам, могли на наших мероприятиях видеть людей, которые вовлечены в реальную общественную и политическую деятельность. Примет молодежь эти модели поведения, стратегии и т.д. – не наше дело. Важно, чтобы они посмотрели на это и заключили, стоит ли этим заниматься или нет, или, может быть, стоит этим заниматься совершенно иначе?.. Нас исходные предвзятости этой молодежи опять-таки не интересуют.

Даже если это будут националистически ориентированные группы?

 

Григорий Голосов: Да-да. Местное ДПНИ довольно регулярно участвует в наших мероприятиях.

 

А какие-то изменения, я не знаю, в риторике, происходят с ними?

 

Григорий Голосов: Происходят. У нас было мероприятие, посвященное миграционной политике. И на нем один из докладчиков был представитель ДПНИ. Мне самому было интересно, что именно они скажут. Там был теоретик из всероссийского руководства этой организации. Само ДПНИ в Петербурге очень маленькое, как я понял, но этот был в авторитете.  И он очень корректную речь произнес. В основном напирал на то, что России навязывают модель экономического развития, связанную с использованием привлеченной рабочей силы. Но это не единственная модель экономического развития. В Японии, например, рабочую силу не привлекали, и посмотрите, какая там замечательная модернизация произошла. Есть и западноевропейский опыт такого рода, хотя гораздо более скромный. Кроме того, привлечение наемной рабочей силы снижает цену труда во многих секторах, поэтому тормозит экономическое развитие… Такие, в общем, аргументы. Некоторые из них были бесспорными. Действительно, в строительном секторе цена труда снижается, и это тормозит экономическое развитие. В дискуссии были разные выступления. Один из активистов ДПНИ более или менее связано изложил расовую теорию, другой в течение пяти минут доказывал, почему либеральная демократия не является для России вообще и для всего мира, в частности, подходящим строем. Звучали и альтернативные мнения, в том числе и резко полемические, и более сбалансированные. Я полагаю, что основные участники этого обмена остались при своем. Однако те, для кого не было полной ясности по этим вопросам, могли как-то, прислушиваясь к аргументам, выработать собственную позицию или уточнить ее, если она уже была. Наша задача в том и состоит, чтобы разные социальные и политические акторы могли представить свои взгляды именно так, как они хотят это сделать. Без внешнего контроля. А самоцензура у них сидит у всех – дай боже. Это касается не только ДПНИ, а кого угодно. Особенно экстремистских высказываний сейчас не дождешься, все боятся. Но для нас тем более важно, чтобы они говорили то, что думают.

 

О ваших планах на 2010 год расскажите, пожалуйста. (Рассказывает директор центра "Геликс" Юлия Шевченко.)

 

Юлия Шевченко: В этом году мы начинаем новый проект, поддержанный Евросоюзом. Он называется «Лучше меньше, да лучше: Просвещение для демократии в малых городах и сельской местности России». Он ориентирован на то, чтобы проводить просветительскую работу по линии общественно-политического информирования в малых городах, в сельской местности, вплоть до уровня сельских поселений и деревень в тех регионах, где уже работает Межрегиональная электоральная сеть поддержки. Возможно, будут охвачены еще какие-то регионы. То есть мы планируем расширять деятельность не только по регионам, но и вглубь регионов, «идя в народ» и обращая свое внимание на те категории населения, которые в наименьшей степени обладают информацией об общественно-политической жизни, проводить работу среди тех людей, которые зачастую ограничены в своих возможностях каким-либо еще образом расширять свой общественно-политический кругозор.  Проект рассчитан на год. Он пойдет с весны будущего года до конца зимы 2011 года. Надеемся, что в течение этого года будет создан еще некоторый задел, накоплен опыт, который нам позволит планировать такого рода деятельность и в дальнейшем. Мы очень благодарны Евросоюзу за то, что он пошел нам навстречу и поддержал эту нашу деятельность. В течение полугода работа над этим проектом будет идти параллельно с основным нашим проектом, Межрегиональная электоральная сеть поддержки.

 

В Ленинградской области будет что-нибудь происходить?

 

Юлия Шевченко: В Ленинградской области у нас еще в прошлом году был создан центр электоральной поддержки, в Волхове. И сначала там же и развивался. Но в течение последних месяцев года были активные поездки по другим городам. В частности, в Гатчине, в Тихвине собиралась общественность, собирались политически заинтересованные люди. И я считаю, что многие из мероприятий прошли достаточно успешно. Мы нашли людей, которые готовы ездить по Ленинградской области и проводить консультационно-просветительские мероприятия.

 

В Петербурге прекратятся ваши семинары или будет продолжен регулярный цикл «Петербургская политика»?

 

Григорий Голосов: Нам бы хотелось надеяться на то, что он продолжится. Финансирования на этом направлении деятельности пока нет, как и на некоторых других. Однако еще и время до осени есть. С февраля 2010 и до июня цикл семинаров будет продолжаться в рамках проекта «IRENА».

 

Юлия Шевченко: В Петербурге мы планируем в рамках нового проекта проведение двух тренинговых программ для активистов из охваченных МЭСП регионов, из малых городов. Эти школы будут проводиться в Петербурге в течение недели или около того.

 

Сайт АНО "Центр "Геликс"

(АНО «Центр «Геликс») была зарегистрирована 4 марта 2008 г. (ОГРН 1087800001563). Директор и учредитель - Ю.Д.Шевченко.

Целью Автономной некоммерческой организации информационных, экспертных и консультационных услуг "Центр содействия демократии и правам человека "Геликс"

является оказание информационных, экспертных и консультационных услуг для удовлетворения потребностей общества в области развития демократии и гражданских прав путем расширения доступа к информации об общественно-политических процессах для содействия пониманию обществом данных процессов.

См. также на Когита!ру:

Григорий Голосов: 1000 слов о демократии

Григорий Голосов. Модернизация и другие слова

Григорий Голосов. Выборы: жизнь после смерти

Новый способ борьбы с неугодными НКО: украсть их деньги через банк ВТБ-24

Центр "Геликс" и кража денег со счета в банке ВТБ24


См. интервью с Григорием Голосовым на Полит.ру:

«Принципиальные соображения не зависят от того, есть ли у тебя надежда…»

Выборы в Государственную Думу: комментарий опубликованных результатов

«Российская политика рациональна, но не правильна»

Политическая наука или политическая аналитика