Лев Усыскин. Государственный террор: введение в предмет
Мало что так раздражает в дискуссии, как невнятность словоупотребления. Или, говоря иначе, жонглирование понятиями, определить которые говорящий не сделал себе труда. А тем более не удосужился позаботиться, чтобы и оппонент понимал под употребленным им словом то же, что и он. С толку обычно сбивает привычка – дескать, это слово мы слышим отовсюду постоянно, сами употребляем много раз на дню – ясно же, что все мы одинаково знаем, что оно означает!
На самом деле – вовсе не ясно. Сплошь и рядом каждый из двух (а то и более) дискутантов понимает "общее" слово совершенно по-своему – от чего спор, при кажущейся эмоциональной и словесной напряженности, является попросту пустышкой. Коммуникации-то нет: каждый возражает не настоящему, а воображаемому оппоненту, хотя, казалось бы, настоящий строит перед ним вот тут же, собственной своей персоной!
Но – довольно об общем, остановимся на частности. Возьмем в этом качестве популярное нынче слово "террор".
Казалось бы – что может быть проще: всякий знает, что оно означает. Однако…
Однако, все не так просто. Даже определения террора во вполне уважаемых словарях – весьма аморфны. То есть, не дают возможности, для любого, взятого произвольно явления, с четкой однозначностью сказать – террор это или не террор. В большинстве случаев определения словарей, да и наши собственные, связывают террор с жестокостью. Мы, однако, понимаем, что, наверное, не всякая жестокость есть террор. И в этом случае – как определить уровень жестокости, необходимый для того, чтобы она стала террором? Или, может быть, дело здесь вовсе и не в жестокости?
В ряде определений террор также связывается с понятием страха. Это уже немного теплее – жестокость, порождающая страх, это вроде бы и есть террор? Но всегда ли? Если государство казнит, к примеру, детоубийц и тем самым вселяет страх в кого-то, кто готов был также стать детоубийцей – едва ли это террор, не правда ведь?
Значит – что-то другое. Что же?
Пора, похоже, открыть прикуп. Итак, террор – эта технология управления, для которой характерно внедрение в сознание управляемых субъектов страха подвергнуться репрессиям без всякого с их стороны повода. Здесь важно, что страх насаждается не из спортивного интереса, и не с целью, допустим, уничтожения врагов, а ради задачи управления – то есть, чтобы управленец мог проводить свою волю. Или, говоря по-другому, чтобы управляемый субъект не мог этой воле противостоять.
Как эта машинка работает? Примерно следующим образом: видя, что репрессии обрушиваются на ему подобных даже без повода, субъект управления во-первых оставляет попытки критиковать существующую власть – ибо, если уж без повода власть карает с плеча, то с мало-мальским поводом – вообще подумать страшно, что будет! Во-вторых же запуганный субъект замыкается в себе – не пытаясь скооперироваться с соседями: ведь если соседа заметут, то он, как ни крути, окажется причастным – а это опасно. Таким образом, достигается атомизация управляемых субъектов – единственным каналом информации для них становится информация, спускаемая сверху. Так достигается вынужденная лояльность, причем лояльность довольно глубокая. Что, вообще говоря, есть однозначное достоинство данного метода управления.
А чем же плох такой способ управления? Многим. Первым делом, упомянем собственно прямые издержки террора – то есть жертвы, тех субъектов, на примере печальной судьбы которых власть демонстрирует прочим указанный принцип управления. Эти потери могут быть не слишком значительны для общей картины, а могут быть и напротив, весьма ощутимы. Скажем, урон генофонду СССР в годы сталинского террора, похоже, оказался невосполнимым в принципе. Второй, однако, связанный с первым, недостаток видится в том, что политика террора – механизм самораскручивающийся. Управление террором требует проводников террора в массы, во всю гущу управляемого общества. И вот в обществе неизбежно возникает слой лиц, пытающихся в рамках политики террора добиться собственных частных целей. Возникает волна доносов, грабежей, шантажа и злоупотреблений. Легко понять, что это явление весьма деструктивно – жертвами подобной "народной инициативы" обычно становятся лучшие, наиболее успешные, богатые, талантливые и т.д. Третьим недостатком управления через террор является паралич управленческой инициативы на всех уровнях. В условиях страха неспровоцированных репрессий единственно верная стратегия выживания – не высовываться. Что не слишком совместимо с творчеством и вообще с борьбой за высокие показатели любого рода.
Человечество выучило этот урок еще в 4 веке до н.э., когда во время т.н. Пелопонесских войн афиняне настолько пристрастились подвергать остракизму (изгонять из города навсегда) потерпевших неудачу военачальников, что желающих командовать афинским войском почти не стало, а те, кто все-таки подряжались это делать, старались ничего не предпринимать вообще.
Кроме этого, весьма неблагоприятно для совместной деятельности людей отсутствие либо затрудненность горизонтальной коммуникации между ними – это, что называется, азбука управления проектами. Видимо, именно данному недостатку мы обязаны широко известным из литературы казусом, когда уже после 22 июня 1941 года СССР продолжал отправлять в Германию эшелоны коммерческих грузов согласно прежним контрактам. И, наконец, еще один недостаток режима управления через террор состоит в том, что такой режим все-таки вполне способен взорваться изнутри при определенном стечении обстоятельств – видимо, в какой-то ситуации, доведенные страхом до некоторого барьера субъекты управления все же преодолевают атомизированность и свергают террористическую власть – иногда подобный процесс принимает формы дворцового переворота, иногда – всеобщей революции, не оставляющей камня на камне и способной нанести нации огромный ущерб. (Иллюстрацией первого типа исхода до известной степени является хорошо документированный процесс ареста и свержения Берии в 1954 году.)
Таким образом, серьезных недостатков у террористического способа управления обществом столь много, что такое управление едва ли может рассчитывать на долговременную эффективность – подобное общество с неизбежностью проиграет конкурентную борьбу, сколь бы велики ни были его исходные ресурсы.
Зачем же тогда избирается данный способ управления? Разумеется, от безысходности. К нему власть прибегает тогда, когда не может или не умеет управлять иначе – когда попросту у нее недостаточно квалификации. Но при этом – управляемое общество (страна) имеет избыточный ресурс, который можно положить в качестве цены этой террористической неэффективности.
Скажем, оба главных случая Большого Террора в России – при Иване Грозном и при большевиках – этой модели соответствуют. И тогда, и тогда Россия в предшествующие периоды накопила очень серьезный запас человеческого и материального капитала. И тогда и тогда верховный управленец – будь то царь Иван или Сталин ни в состоянии оказался управлять доставшейся ему сложной системой и, дабы избежать неминуемой жестокой критики, погрузил страну в болото террора, в котором, как мы знаем, критика власти принципиально невозможна.
В случае Сталина, как мы знаем, предметом особой заботы диктатора было предотвращение возникновения коалиций в своем ближайшем окружении – именно об этом проговаривается Хрущев в своих мемуарах, когда замечает, что никто, помимо Сталина, не обладал в руководстве страны сколько-нибудь полным видением ситуации. Именно благодаря этому обстоятельству малообразованный и малоопытный управленец-Сталин, по словам Хрущева "был действительно на голову выше всех".
Вообще – скажем в сторону – когда кто-либо говорит о Сталине как об "эффективном менеджере", так и тянет привести следующую метафору. Досталось, допустим, кому-то плодоносящее ореховое дерево. Можно было бы "управлять" им – ухаживать, подрезать, охранять от вредителей и т.д. Но при этом – собирать каждый год урожай и, кроме этого, вырастить некоторое время спустя побеги- "детки". Однако, наш "кто-то" не обладает для подобной деятельности ни знаниями, ни трудолюбием, ни, наконец, желанием строить планы на столь отдаленное будущее. Он просто-напросто рубит дерево под корень и начинает понемногу торговать кусочками ценной древесины. Текущая эффективность налицо: древесина приносит больше, чем урожай орехов, а, кроме того, из ореховых плашек удается выточить и некоторые уникальные изделия, никому больше в округе не доступные. Беда только в том, что достаточно скоро это срубленное дерево закончится и "эффективный менеджер сухого бревна ценной породы" или его наследники остаются у разбитого корыта.
И в заключение нашего краткого обзора, зададимся вопросом: а каким бывает террор помимо Большого? Сколько-нибудь пристальный взгляд на окружающую нас действительность с легкостью принесет нам охапку примеров, подпадающих под наше определение террора. Прежде всего, мы видим, что террор может иметь и весьма ограниченное число жертв, да и сами жертвы могут даже быть не слишком кровавы – отрубленные головы не так важны, важно, чтобы участь жертв, примеренная на себя их коллегами и соседями, была бы вполне способна запугать последних. Берем, допустим, наше законодательство, регулирующее реальный бизнес. Едва ли, для кого-то является секретом тот факт, что соответствовать всем его нормам настоящему бизнесу невозможно. Несовместимо с его, бизнеса, жизнью. А, следовательно, ВСЕ поголовно это законодательство вынуждены нарушать – и, стало быть, каждый, в принципе, в любой момент может стать жертвой контролирующих органов. А потому, каждый предприниматель знает, что высовываться – не надо, качать права – не надо, организовывать реальные, а не картонные организации себе подобных для отстаивания групповых прав – не надо тоже. Знакомо все, не так ли? Да что там – предприниматели! Обычные граждане в повседневной жизни опутаны такой взаимопротиворечивой паутиной нормативных актов, что неминуемо нарушают те или иные из них – не правила пожарной безопасности, так правила установки газовых колонок, не ПДД, так налоговое законодательство – и все мы знаем, что в случае возникновения целенаправленного желания, власть доберется до любого из нас со вполне законными вроде бы претензиями. Или, вот, довелось как-то выслушать откровения участкового милиционера, поведавшего за чашкой чая о том, что его должностная инструкция содержит принципиально невыполнимое количество обязанностей – никто их в полном объеме никогда и не выполняет, так и живут всю жизнь, но начальство имеет в любой момент формальные основания наказать ЛЮБОГО за служебное несоответствие! Все перечисленное – несомненные проявления террора, мягкого террора, который, как мы видим, по-прежнему остается основой нашего государственного управления.
Имеем ли мы в этом плане будущее?