Считай, уже третье поколение родилось после смерти Сталина. Однако споры все продолжаются, и им не видно конца. Еще бы, с самых высоких трибун тирана объявляют «эффективным менеджером», зарегистрированный без сбора подписей кандидат в президенты называет свою программу «10 сталинских ударов». Но были и есть люди, которые скрупулезно изучают архивы и рассказывают о действительных злодеяниях палача народов. Один из них — Дмитрий Волкогонов. 

В студенчестве мы зачитывались трудами Волкогонова (перестройка, гласность — помните?). Одна из его книг называется «Сталин. Политический портрет». Перечитать ее мне захотелось вчера, 5 марта 2018, в день 65-летия со дня смерти героя книги. Не прочитанной остается эта книга. Впрочем, как и многие другие. 

«Ломки»

— Боги не знают возраста. Кто сегодня скажет, сколько лет Зевсу, Афродите, Артемиде, Палладе, Фемиде? Видимо, никто. Но в представлении людей боги вечны. А это все равно что допустить невозможное: «застылость» времени. Но, может быть, они потому и боги, что стоят над временем? Человек для своего удобства разбил его на века, десятилетия, годы, месяцы, сутки, часы, минуты, секунды… А оно, время, течет, не замечая этих эфемерных рубежей. Для бега времени они не имеют никакого значения.

Так начинается глава «Диктатор и Диктатура». Речь в ней идет о становлении диктатора Сталина и превращение его в зверя. Автор продолжает:

— 21 декабря 1929 года Сталину исполнилось 50 лет. Нет, ещё не было бесконечного славословия, припадания к алтарю «вождя» множества подхалимов, приписывания буквально всех заслуг только ему одному. Еще не будут печатать в его честь фолианты в тысячу страниц сплошной аллилуйщины, принимать в десятках тысяч коллективов приветственные письма в его адрес, начинать и заканчивать его именем все передовицы. Все это будет позже.

Однако уже и сейчас добрая половина «юбилейного» номера «Правды» была посвящена ему. Здесь статьи Л. Кагановича «Сталин и партия», С. Орджоникидзе «Твердокаменный большевик», В. Куйбышева «Сталин и индустриализация страны», К. Ворошилова «Сталин и Красная Армия», М. Калинина «Рулевой большевизма», А. Микояна «Стальной солдат большевистской партии», ряд других. Начало славословию положено.

В приветствии ЦК и ЦКК ВКП(б), в частности, говорится, что они приветствуют лучшего ленинца (выделено мной. — Прим. Д. В. ). В общей шапке номера Сталин называется «верным продолжателем дела Маркса и Ленина», «организатором и руководителем социалистической индустриализации и коллективизации», «вождем партии пролетариата» и т.д. Юбилей пришелся как нельзя кстати: он приковал всеобщее внимание к человеку, который уверенно разделался с очередной оппозицией, или, как теперь говорили, «уклоном». Популярность Сталина начала быстро расти. Проницательные люди уже тогда заметили, что к концу 20-х годов, к своему 50-летию, Сталин обрел повышенную уверенность, властность, безапелляционность.

Напомню, каким он вступил в революцию: малозаметным функционером-исполнителем, умевшим не просто ждать своего часа, но и не жалеть себя (и других, конечно), выполняя задания Ленина и партии. Сегодня, в день 50-летия, принимая поздравления от членов Политбюро, народных комиссаров, руководителей многочисленных государственных и общественных организаций, Сталин осязаемо почувствовал, что за эти двенадцать лет после революции он научился (или, как он говорил, «наловчился») управлять временем. Ему казалось, что он «пришпорил» время.

Молотов и Каганович предлагали более торжественно отметить юбилей признанного уже почти всеми «вождя». Его удержала не скромность. Просто у него ещё свежо было в памяти 50-летие Ленина. Он не раз ловил себя на мысли: ленинские слова о нем, Сталине, обычно приходили ему в голову, когда нужно было делать принципиальный выбор. Подлинный выбор предполагает способность субъекта ставить себя на место тех, кто зависит от него. Ленин умел мысленно принять роль другого: умели это и многие соратники Владимира Ильича. Но только не Сталин. Даже трудно представить, чтобы Сталин мог себя поставить, допустим, на место своей жертвы. Его прямолинейное мышление не допускало таких коллизий. Но сдерживать себя Сталин умел, особенно в начале своего восхождения. А в канун 50-летнего юбилея Сталина его сдержал Ленин. Пока сдержал.

Далее автор описывает события, которые отложились в памяти Сталина. Тогда на полувековой юбилей Ленина, Иосиф Виссарионович построил свое выступление весьма неоднозначно. На что был упор: на то, что Ленин делает ошибки или на то, что он их признает? Да, и не скажет ли нынче на его пятидесятилетие кто-нибудь подобную речь:

—  «Иногда т. Ленин в вопросах огромной важности признавался в своих недостатках. Эта простота особенно нас пленяла, — завершал свою речь Сталин. — Это, товарищи, все, о чем я с вами хотел поговорить». Слушатели жидко поаплодировали пятиминутному выступлению Сталина, немного недоумевая над неюбилейными словами наркомнаца.

Почему Сталин тогда, в вечер чествования вождя, решил отметить «ошибки» Ленина? Он сейчас не мог ответить на этот вопрос. Показать, что наркомнац не ручной? Выделиться? Или он знал, что Ленин не боялся никакой правды? Обо всем этом можно только догадываться. Во всяком случае, упоминание об этом выступлении первое время вызывало у самого Сталина чувство неловкости.

Борьба с собственными комплексами просматривалась в течение всего периода тирании Сосо. Причем, чем больше они его терзали, тем ненасытней был его пыл палача. Но есть и иные, еще более ранние свидетельства.

— Уже в начале 1925 года он согласится с предложением В. Молотова о первом крупном увековечении своего имени. После этого Председатель ЦИК Союза ССР М. Калинин и секретарь ЦИК А. Енукидзе подпишут постановление Президиума Центрального Исполнительного Комитета, в котором говорилось:

«Переименовать гор. Царицын — в гор. Сталинград; Царицынскую губернию — в Сталинградскую; Царицынский уезд — в Сталинградский; Царицынскую волость — в Сталинградскую и ж.д. станцию Царицын — в Сталинград».

На дворе было 10 апреля 1925 года. После смерти Ленина прошло немногим более года. То было одно из первых «испытаний совести», которое Сталин не выдержал. Впрочем, никакого смущения от «скромного» согласия на массовые переименования Сталин не испытывал. Гегель, которого он невзлюбил за свои бесплодные попытки овладеть хотя бы «оглавлением» его философии, писал, что совесть — это «процесс внутреннего определения добра». У Сталина то, что люди называют совестью, уже находилось во внутреннем заточении. Его совесть раз и навсегда была лишена каких-либо шансов.

Уже в 1927 году газеты опубликуют «Приветствие сталинградской газете «Борьба», подписанное — «И. Сталин». Скоро это станет нормой. Я не раз задумывался: что мог испытывать человек, беря в руки газету (например, «Правду» 3 марта 1927 г.), где напечатано краткое изложение его речи на собрании в железнодорожных мастерских, носящих его имя? Ты жив, а твоим именем уже названы области, города, районы, предприятия, парки, газеты, корабли, дворцы культуры. Разве это не претензия на бессмертие? Вот где иллюзия власти судьбы над временем! Ты жив, но ты уже бессмертен! Сталин знал, что свое время он переживет. Но бессмертие — ещё не вечность!

Позже, мне попалась одна точная, на мой взгляд, цитата, подытожившая эту главу: «Таким был человек, ставший волею обстоятельств во главе огромной крестьянской страны».

Первые враги народа

Ну, а потом началось то, что началось. Причем, параллельно с Германией, по-другому, но с той же прогрессией. Волкогонов продолжает, что сначала это якобы недобитые белогвардейцы, ну а потом уже и все остальные, кто хотя бы минимально опасен Сталину и его окружению.

— Подводя на объединенном Пленуме ЦК и ЦКК в январе 1933 года итоги первой пятилетки, Сталин включил в доклад специальный раздел о задачах и результатах борьбы «с остатками враждебных классов». Хотя речь шла об «остатках», Сталин тем не менее призвал вести с ними «непримиримую борьбу». И ни слова о перевоспитании, включении многих «бывших», членов их семей в новую жизнь, которая быстрее и эффективнее способна менять их умонастроения и «классовые инстинкты». Сталин, рисуя социальную картину в обществе после первой пятилетки, говорил: «Остатки умирающих классов: частные промышленники и их челядь, частные торговцы и их приспешники, бывшие дворяне и попы, кулаки и подкулачники, бывшие белые офицеры и урядники, бывшие полицейские и жандармы… расползлись по нашим заводам и фабрикам, по нашим учреждениям и торговым организациям, по предприятиям железнодорожного и водного транспорта и главным образом — по колхозам и совхозам. Расползлись и укрылись они там, накинув маску «рабочих» и «крестьян», причем кое-кто из них пролез даже в партию.

С чем они пришли туда? — продолжал Сталин. — Конечно, с чувством ненависти к Советской власти, с чувством лютой вражды к новым формам хозяйства, быта, культуры… Единственное, что остается им делать, — это пакостить и вредить рабочим, колхозникам, Советской власти, партии. И они пакостят как только могут, действуя тихой сапой. Поджигают склады и ломают машины. Организуют саботаж. Организуют вредительство в колхозах, совхозах, причем некоторые из них, в числе которых имеются и кое-какие профессора, в своем вредительском порыве доходят до того, что прививают скотине в колхозах и совхозах чуму, сибирскую язву, способствуют распространению менингита среди лошадей и т.д.».

… Призыв, лозунг, директива могли «бросить» многих на то, чтобы, как говорил Сталин, «добить последние остатки капитализма». Отсюда — один шаг до террора. Или, по крайней мере, готовность к нему. Генсек считал, что применение насилия является органичным элементом мирного строительства социализма. «Репрессии, — заявил Сталин летом 1930 года на XVI съезде партии, — являются необходимым элементом наступления».

Беседуя в 1936 году с группой работников ЦК, отвечающих за подготовку учебников, Сталин подчеркнул:

«Наша демократия должна всегда на первое место ставить общие интересы. Личное перед общественным — это почти ничего. Пока есть лодыри, враги, хищения социалистической собственности, значит, есть люди, чуждые социализму, значит, нужна борьба…» «Личное перед общественным — это почти ничего». Не замечая изъянов, мы постепенно убедили людей в том, что все мы хозяева общенародной собственности. А то, что принадлежит всем, — не принадлежит никому. Чувство хозяина как бы исчезло.

Единовластие порождает культ личности

Именно после этого умозаключения, Дмитрий Волкогонов пытается показать формирование новой для страны системы:

— «Тайны» культа не в личностях, а в том процессе, который стал быстро развиваться после смерти Ленина. Государственные, партийные, общественные институты оказались неприспособленными для социальной защиты. Отсутствие подлинной выборности, сменяемости и обновления руководства, создание номенклатуры, всевластие аппарата, выдвижение насилия в качестве универсального средства решения социальных вопросов (вспомним сталинские термины «насаждение колхозов», «раздавить врага», «ликвидация кулачества», «нанесение сокрушающего удара пособникам» и т.д.) создали предпосылки серьезных деформаций в сфере общественного и индивидуального сознания. В нем стали играть доминирующую роль мифы, обожествляющие отдельного человека.

Конечно, причины единовластия — в недрах государства, общества, в истории, традициях создаваемой системы. Главная идейная «заслуга» Сталина здесь состоит в том, что он смог своим изощренным умом добиться, чтобы в конце концов его имя олицетворялось с социализмом, новым великим делом. А дальше логика проста: славословие, защита, укрепление социализма есть одновременно и славословие, защита и укрепление позиций Сталина, после Ленина — подлинного и единственного вождя. В партии, кстати, фактически не было сомнений, что должен быть вождь и после смерти Владимира Ильича. Цезаристские настроения масс, огромное значение быстро растущего аппарата в деле упрочения и узурпации личной власти стали понятны Сталину ранее, чем кому-либо другому.

В организационном отношении «заслуга» Сталина ещё более очевидна: он смог превратить партию в инструмент личной власти. Советы, заняв уже с конца 20-х годов подчиненное, а затем вспомогательное, порой даже бутафорское положение, утратили реальную власть. Партия, которая должна была осуществлять политическое, идейное руководство обществом, полностью взяла на себя функции государственной власти. Это лишило её творческого динамизма, сделало важнейшим звеном сталинской диктатуры. Партия превратилась в сталинский орден.

(…) Все или почти все (кроме совести!) «работало» в тот период на Сталина. При этом нельзя отбрасывать и субъективные моменты, помогавшие Сталину: подчеркивание верности ленинизму, демонстративная «скромность», происхождение. Все это позволяло Сталину без драматических сбоев двигаться к его цезаристской цели. Самое страшное заключалось в том, что подавляющее большинство народа и партии верило, что сталинский курс на единовластие и есть социализм. Тогда немногие понимали, что абсолютная власть развращает абсолютно.

В итоге случилось

Дальше. Автор уже приближается к самой страшной странице в советской истории эпохи Сталина (помните ранее: «малозаметный функционер-исполнитель»):

— Сталин скоро сделает ставку на удержание общества в состоянии перманентной «гражданской войны». Народом, который всегда на «взводе», который бдительно всматривается в каждого, легче управлять и манипулировать. До конца жизни диктатор с помощью своего окружения будет делать все, чтобы поддерживать в обществе социальное, политическое напряжение.

Подозрительность, жестокость, властность у Сталина всегда брали верх, когда нужно было сделать выбор между элементарно порядочным и тем, что мешало его власти. Убийство Кирова явилось хорошим предлогом для ужесточения всего внутриполитического курса в стране. Он не мог забыть, что четвертая часть делегатов XVII съезда голосовала против него. А сколько их во всей стране? Тогда ещё мало кто мог предположить, что из 1225 делегатов с правом решающего голоса 1108 скоро будут арестованы и большая часть их погибнет в подвалах НКВД и лагерях. Из 139 членов и кандидатов в члены ЦК партии, избранных на этом съезде, 97 человек будут арестованы и расстреляны. А ведь подавляющее большинство этих людей были самыми активными участниками Октябрьской социалистической революции, восстановления страны после разрухи, исторического рывка от сохи к современному индустриальному государству. Это была сознательная ликвидация старой «ленинской гвардии». Они слишком много знали. Ему нужны были самоотверженные исполнители, функционеры более молодого поколения, не знавшие его раннего, прежнего.

Неутешительное послесловие

Ну и так далее. И вот сегодня, спустя 65 лет, после смерти палача, когда опубликованы многочисленные материалы о нем, его времени, деяниях и преступлениях, ещё немало людей «по духовной, социальной, моральной инерции» продолжают считать его великим преобразователем, мудрым вождем с «твердой рукой». Мы вновь и вновь пытаемся переосмыслить то, что случилось в 20-50-е годы прошлого века.

Помимо негодования, Дмитрий Волкогонов в своей книге говорит и об очевидном: ошибках в коллективизации на селе, но, в тоже время о победах в индустриализации. Сегодня, спустя 30 лет после написания этого, считай, исторического документа, со всеми сносками и списком литературы, «Сталин. Политический портрет» по-прежнему актуален, хотя тогда мы думали, что все, в дискуссии о Сталине, поставлена точка. Отнюдь. Как точно накануне назвала статью на данную тему «Новая газета»: «Почему Джугашвили умер, а Сталин - нет». Еще одна цитата из Волкогонова:

— (…) с легкой руки генсека всей системой пропаганды, воспитания, социальной жизни долгое время утверждалось: «Социализм — это Сталин». Поэтому в огромной степени верность Сталину — это верность той, давней, освещенной молодостью идее. Этой идее так много отдано, и вдруг оказывается, что символ, олицетворявший социализм, оказался ложным… А отрицать «ложных богов» — непросто; все же они — боги…

Справка:

• Дмитрий Антонович Волкогонов (по Википедии) советский и российский историк, философ, политолог и политик.
• Генерал-полковник (1986). Профессор, доктор исторических наук и доктор философских наук. Член-корреспондент РАН с 7 декабря 1991 года по Секции гуманитарных и общественных наук (история России). Лауреат Государственной премии Российской Федерации (1995 — посмертно).
• Отец был расстрелян в 1937 году, мать с тремя детьми была сослана в Ирбейский район Красноярского края, где умерла в 1947 году.
• Проработав учителем в семилетке, в 1949 году поступил на службу в Советскую армию, где дошел до замначальника ГПУ СА и ВМФ (с 1984-го по 1988 годы)
• Депутат Верховного Совета РСФСР в 1985 году.
• В 1990 году избран народным депутатом РСФСР по 60-му национально-территориальному округу (Оренбург), победив во втором туре будущего председателя правительства РФ В. С. Черномырдина. На I Съезде был избран членом Совета Национальностей Верховного Совета РСФСР, был сопредседателем фракции «Левый центр — сотрудничество», координатором депутатской группы «Россия», членом Комитета Верховного Совета по вопросам обороны и безопасности.
• С июня по сентябрь 1990 года — заместитель председателя Совета Национальностей Верховного Совета РСФСР.
• С 1990 года вице-президент международной ассоциации военных историков. Был членом правления Философского общества, общества «Знание», членом редколлегий «Военно-исторического журнала» и журнала «Знамя».
• С 20 июля 1991 года — Советник Президента России по оборонным вопросам.
• С 31 декабря 1991 года — член комиссии по определению перечня документов Архива Президента Российской Федерации.
• С 3 июня 1993 года — представитель Президента Российской Федерации для участия в Конституционном совещании.
• В 1993 году избран депутатом Государственной Думы Федерального Собрания Российской Федерации 1-го созыва, был членом фракции «Выбор России», членом Комитета по обороне.
• С 21 октября 1993 года по 26 января 1994 года возложено руководство, на общественных началах, комиссией при Президенте Российской Федерации по расследованию фактов бесследной пропажи граждан иностранных государств, а также российских граждан, исчезнувших при невыясненных обстоятельствах за пределами границ бывшего Советского Союза.
• С 22 сентября 1994 года — член Комиссии по рассекречиванию документов.
• С 8 ноября 1994 года — председатель Комиссии при Президенте Российской Федерации по военнопленным, интернированным и пропавшим без вести. Работал до последнего дня своей жизни.

Андрей Рысев