В 1952 году, спустя семь лет после окончания Великой Отечественной войны, в Военном министерстве СССР озаботились изучением причин разгрома Красной армии летом–осенью 1941 года. Генеральному штабу Советской армии было поручено собрать и проанализировать соответствующую информацию. Эта работа была начата под руководством начальника Главного военно-научного управления Генштаба Советской армии генерал-полковника А.П. Покровского с письменного опроса командного состава РККА о действиях советских войск перед нападением Германии на СССР и в первые дни войны.

Высшим командирам были заданы одни и те же вопросы, не отраженные в известных на тот момент документах, а именно:

1. Был ли доведен до войск в части их касающейся план обороны государственной границы. Если этот план был доведен до войск, то когда и что было сделано командованием армии и войсками по обеспечению выполнения этого плана?

2. С какого времени и на основании какого распоряжения войска прикрытия начали выход на государственную границу, и какое количество из них было развернуто для обороны границы до начала военных действий?

3. Когда было получено распоряжение о приведении войск в боевую готовность в связи с ожидающимся нападением фашистской Германии с утра 22 июня? Какие и когда были отданы войскам указания во исполнение этого распоряжения и что было сделано?

4. Почему большая часть артиллерии корпусов и дивизий находилась в учебных лагерях?

5. Насколько штабы частей были подготовлены к управлению войсками и в какой степени это отразилось на ходе ведения операций первых дней войны?

Подробные ответы командиров дивизионного и выше уровней были рассекречены только в XXI веке, но до сих пор эти уникальные документы не вовлечены в активный военно-исторический оборот и, тем более, в заинтересованное публичное обсуждение.

Здесь мы впервые публикуем ответы известного военачальника, генерал-лейтенанта Петра Петровича Собенникова, который с весны 1941 года командовал войсками 8-й армии Прибалтийского военного округа. Материал публикуется без редактирования с сохранением орфографии и лексики автора.

***

Начальнику Главного военно-научного управления Генерального Штаба Советской армии

Генерал-полковнику тов. ПОКРОВСКОМУ А.П.

На исх. №№ 190814 и 191460

Будучи поглощен текущей работой, я не смог своевременно выполнить Ваше задание и дать полное, подробное описание событий начала Великой Отечественной войны (1941 г.).

Этой работой я в настоящее время занимаюсь и обязуюсь, хотя и с опозданием, представлять Вам необходимый материал.

В данном докладе я коротко постараюсь ответить на поставленные мне Вашим предписанием №190814 вопросы:

По вопросу плана обороны государственной границы

Получив в марте 1941 года назначение на должность Командующего войсками 8 Армии Прибалтийского Особого Военного Округа, я, к сожалению, в это время ни в Генеральном Штабе, ни по прибытии в г. Ригу в Штаб Прибалтийского Военного Округа не был информирован о «Плане обороны Государственной границы 1941 года».

По прибытии в штаб 8 Армии в г. Иелгава, я также не нашел никаких указаний по этому вопросу.

У меня складывается впечатление, что вряд ли к этому времени (март 1941 г.) таковой план существовал.

Лишь 28 мая 1941 года (эту дату я отлично помню) я, будучи вызван совместно с начальником штаба армии генерал-майором ЛАРИОНОВЫМ Г.А. и членом Военного Совета дивизионным комиссаром ШАБАЛОВЫМ (?), в штаб округа был, буквально наспех, ознакомлен с («Планом обороны» сперва бывшим тогда Начальником оперативного отдела (Управления?) ТРУХИНЫМ, а затем Командующим войсками округа генерал-полковником КУЗНЕЦОВЫМ.

Прибыв 28 мая в г. Ригу в штаб округа, я застал там Командующего 11 Армией генерал-лейтенанта тов. МОРОЗОВА, начальника штаба 11 Армии генерала ШЛЕМИНА, только что назначенного и знакомого мне по Дальнему Востоку Командующего 27 Армией тов. БЕРЗАРИНА, его начальника штаба и членов Военного Совета 11 и 27 армий.

Командующий округом принимал нас (командующих армиями) по очереди, отдельно и, видимо, давал нам аналогичные указания — срочно ознакомиться с планом обороны, принять решение и доложить ему.

Все это происходило в большой спешке и несколько нервной обстановке.

План был получен для ознакомления и изучения моим начальником штаба генералом ЛАРИОНОВЫМ в оперативном отделе у ТРУХИНА (по-видимому, автора плана).

План представлял довольно объемистую, толстую тетрадь, напечатанную на машинке.

Примерно, через 1,5–2 часа после получения этого плана я, не успев еще с ним ознакомиться, был вызван к генерал-полковнику тов. КУЗНЕЦОВУ, находившемуся в затемненной комнате, который с глазу на глаз продиктовал мое решение (Командующего 8 Армии). Решение, как я помню сейчас, сводилось к сосредоточению главных усилий на не правлении Шауляй–Таураге (две стрелковых дивизии — 125 и 90) и к прикрытию границы от Балтийского моря (м. Паланга) на фронте около 80 км одной 10 стрелковой дивизией XI стрелкового корпуса.

48 стрелковую дивизию предполагалось к началу войны перебросить на левое крыло армии и удлинить фронт обороны левее 125 стр. дивизии (прикрывавшей основное направление Таураге, Шауляй) до р. Неман, у г. Юрбаркае (левая граница армии).

12-й механизированный корпус (генерал-майор ШЕСТОПАЛОВ погиб 25–26.6), согласно этому плану, выводился в район севернее Шауляй во второй эшелон армии, при чем право отдачи приказа 12-му механизированному корпусу Командующему войсками 8 Армии не предоставлялось. Фактически, как потом и подтвердилось на практике в первые дни войны, 12-й мехкорпус находился в подчинении Командующего фронтом и действовал по его приказам.

В аналогичном со мною положении, находился и Командующий 11 Армией, который был принят первым, ранее меня, генерал-полковником КУЗНЕЦОВЫМ.

Мои записи, а также записи моего начальника штаба были отобраны, нам было приказано отбыть к месту службы, при этом было обещано — незамедлительно выслать нам указания по составлению плана обороны и наши рабочие тетради с записями. Всего на пребывание в штабе округа ушло около 4 часов.

К сожалению, после этого никаких указаний не последовало и даже своих рабочих тетрадей мы не получили.

Таким образом, этот план до войск не доводился.

Однако, войска, стоявшие на границе (10, 125, а затем с весны 1941 г. и 90 стрелковые дивизии), занимались подготовкой полевых укреплений на границе в районах строившихся укрепленных районов (Тельшайского и Шауляйского), были ориентированы практически о своих задачах и участках обороны.

Возможные варианты действий проигрывались на полевых поездках (апрель-май), а также на занятиях с войсками.

[К вопросу выхода на государственную границу]

Утром 18 июня 1941 года (дата точная) я с начальником штаба Армии (на двух машинах) выехал в район приграничной полосы для поверки войск и хода работ в укрепленном (Шауляйском) районе.

Около 9–10 часов утра, проехав г. Шауляй (5–6 км), меня обогнала машина Командующего округом и впереди меня остановилась. Из машины вышел генерал-полковник КУЗНЕЦОВ и отозвал меня в сторону от дороги в поле.

Здесь тов. КУЗНЕЦОВ сказал мне, что в СУВАЛКИ (это я хорошо помню) сосредоточились какие-то механизированные части немцев. Он был взволнован и, спросил меня куда я еду. Я ему сказал, что еду в Таураге на участок 125 стрелковой дивизии. Он приказал мне немедленно вывести войска на границу, а Штарм перевести к утру 19 июня на командный пункт у развилки шоссе, что непосредственно южнее моста, через канал Виндавский (12 км юго-западнее Шауляй).

Командный пункт Командующего 8 Армией был оборудован блиндажами и ходами сообщения.

За несколько дней до начала войны блиндажи были усилены дополнительными накатами из бревен.

Этим КП штаб армии пользовался во время проводившихся полевых поездок. Запасный КП был оборудован (скорее обозначен) в 3–4 км сев-западнее основного КП.

Эти командные пункты (основной и запасной), хотя и хорошо были замаскированы в лесу и охранялись, однако, конечно, были известны местным жителям и вражеской агентуре. Место командного пункта было надежно прикрыто с юга.

Впереди по южным опушкам леса располагалась на позициях артиллерийская бригада (Полковника ПОЛЯНСКОГО).

Эта бригада была только что сформирована из личного состава артиллерийских частей, прибывших из западной Сибири. Материальная часть артиллерии (76, 85 и 122 мм орудия) была ею получена, но средств тяги бригада не имела. В начале войны эта бригада, создав прочный противотанковый район на удобных позициях, мужественно дралась и сыграла большую роль, не допустив прорыва немцев в направлении Шауляй. Установив непосредственную телефонную связь с наблюдательными пунктами командиров артиллерийских дивизионов и батарей, я, связываясь с ними, получал подробную ориентировку о ходе боя перед передним краем этого сильного противотанкового района.

Итак, около 10–11 часов 18 июня я получил приказание вывести части дивизий на свои участки обороны к утру 19 июня, при чем генерал-полковник КУЗНЕЦОВ приказал мне ехать на правый фланг, а сам лично выехал в Таураге, взяв на себя обязанность привести в боевую готовность 10 стрелковый корпус генерал-майора (ныне генерал-полковника) ШУМИЛОВА.

Начальника штаба армии генерал-майора ЛАРИОНОВА Г.А. я отправил обратно в Иелгава с приказанием выводить штаб Армии на командный пункт. Мы разъехались.

К концу дня все распоряжения о выводе войск на границу мною были сделаны устно.

К этому времени войска находились на строительстве полевых укреплений в УР»ах, на строительных дворах, где происходила заготовка строительных, материалов, часть на строительстве аэродромов.

Однако, при личной моей проверке утром 19 июня части уже выходили в свои районы.

Следует отметить, что части не были укомплектованы.

Помню, как сейчас, при личном моем подсчете числа бойцов в проходивших мимо меня колоннах — самые большие по численности роты имели всего лишь по 55–57 штыков.

Таким образом, в течение дня 19-го июня были развернуты три стрелковых дивизии (10, 90 и 125). Части этих дивизий располагались в подготовленных траншеях и ДЗOT»ах. Долговременные сооружения (ни одно) готовы не были.

Штаб Армии задержался и не смог прибыть к назначенному сроку. Я, прибыв к ночи 19 июня на КП не нашел там штаба армии, выехал в Иелгава и застал штаб в сборах. В ночь на 20 июня я вывел штаб Армии на КП.

В штабе армии я узнал, что части 12 мехкорпуса в ночь на 19 июня выводились в район Шауляй. Этой ночью все дороги в районе Иелгава были заняты танковыми и моторизованными колоннами 12 мехкорпуса.

Нужно добавить, что 48 стр. дивизия по приказу Командующего войсками Округа также в эту ночь выступила из Риги и двигалась с музыкой к границе, не будучи ориентирована о близкой угрозе войны. Я о ее выдвижении в известность не был поставлен.

Эта хорошая дивизия в районе Райсейняй (Россиены), не зная, что война началась, внезапно, подверглась атаке с воздуха, а также прорвавшихся наземных войск немцев, понесла большие потери и, не дойдя до границы, была разгромлена.

Насколько неожиданно для подходивших войск началась война можно судить, например, потому, что личный состав тяжелого артиллерийского полка, двигавшийся по железной дороге на рассвете 22 июня, прибыв на ст. Шауляй и увидев бомбежку наших аэродромов, считал, что «начались маневры».

А в это время уже почти вся авиация Прибалтийского военного округа была сожжена на аэродромах. Например, из смешанной авиадивизии, долженствовавшей поддерживать 8 Армию, к 15 часам 22 июня осталось 5 или 6 самолетов СБ.

Какие и когда были отданы войскам указания по обороне границы?

На этот вопрос мною дан ответ в предыдущем пункте.

Следует заметить, что никаких письменных приказаний до 20 июня, да и после 20.6 из штаба округа о развертывании войск­ получено не было.

Я действовал на основании устного приказания генерал-полковника КУЗНЕЦОВА, данного мне утром 18 июня.

В дальнейшем на КП стали поступать по телефону и телеграфу весьма противоречивые указания об устройстве засек, минировании и т. п., причем одними распоряжениями эти мероприятия приказывалось производить немедленно — другими в последующем отменялись, затем опять подтверждались и опять отменялись.

Следует отметить, что даже в ночь на 22 июня я лично получил приказание от начальника штаба фронта КЛЕНОВА в весьма категорической форме — к рассвету 22 июня отвести войска от границы, вывести их из окопов, что я категорически отказался сделать и войска оставались на позициях.

Вообще, чувствовалась большая нервозность, несогласованность, неясность, боязнь «спровоцировать» войну.

4. Артиллерия была с войсками и сыграла большую роль в первые же часы начавшегося в 4 часа 22 июня боя.

Даже тяжелый полк из Риги по железной дороге прибыл и выгрузился 22 июня юго-восточнее г. Шауляй.

[К вопросу подготовленности штабов]

Как войска, так и штаб Армии не были укомплектованы и не были переведены на штаты военного времени. Мобилизация в Литве и Латвии к этому моменту не проводилась.

Таким образом, штаб Армии не был боеспособен. Особенно это сказалось в отсутствии необходимого количества средств связи (радио и транспортных), охраны штаба, транспортных средств для перемещения. Отсутствие органов управления тылом очень сказалось с первых же дней Войны, так как оставалась система снабжения мирного времени — «округ–полк».

Штаб Армии влиять на организацию снабжения, особенно горючим, не имел возможности.

Управление до начала войны осуществлялось по проводным средствам связи. С началом войны уже 23 июня вся проволочная связь была разрушена и мы перешли на радиосвязь, которая обеспечила управление войсками в исключительно тяжелых условиях первого периода войны.

Бывший Командующий войсками 8 армии генерал-лейтенант (П.П. СОБЕННИКОВ)

Публикацию подготовил Андрей Евдокимов, писатель и публицист