Лекция Макаревича. Транскрипт
Ранее о событии на Когита!ру в репортаже Евгении Литвиновой.
Андрей Макаревич:
Я вообще-то не настоящий лектор. Вот это у меня конспект. Но вопрос это меня очень давно интересовал и интересует. И вообще он меня интересует потому, что я занимаюсь не только музыкой, но еще графикой, а еще иногда пишу стихи и какие-то книжки. И, в общем, все это к предмету имеет отношение самое непосредственное. Я много раз убеждался, что бессмысленные споры возникают от того, что люди изначально не определились в понятиях. Вот если среди вас есть кто-то, кто коротко и четко скажет мне, что такое красота, я ему буду аплодировать стоя. Есть такой человек?
Из зала раздался крик – Есть!
И женщина срывающимся голосом начала читать Заболоцкого «Стихи о некрасивой девочке» про сосуд и пустоту.
«Красота – это что заложено в человеке», – сказал женский голос поближе.
«Ну, в человеке много чего заложено, знаете», - сказал в ответ Макаревич. Кто-о прошептал еще что-то, что услышал только Андрей Вадимович. Но, тем, не менее, он отреагировал:
- Это, на самом деле, вы попали с моей точки зрении почти в десятку, потому что мое определение недалеко от вашего ушло: я сначала полез в словари и совершенно поразился, потому что в некотором количестве словаре это слово отсутствует вообще. Хотя оно вообще-то часто употребляется. Например, у Даля слово «красота» отсутствует. У него есть «краса», ну это понятно, краса девичья, краса женская, такое узконаправленное. У Ожегова – красота, это то, что производит художественное впечатление. Глубоко копнул. Самое смешное в Большом энциклопедическом словаре. Оказывается красота, это квантовое число характеризующее андроны, сохраняется в сильном электромагнитном воздействии и не сохраняется в слабом. То есть это какое-то десятое, специальное значение слова «красота». А вот общепринятого – нет. Тем не менее, каждый сам для себя может сказать: вот это красиво, а это – нет. Тут начинаются споры. Страшно интересно – есть ли объективность в этом море субъективного? В Понятии красота если мы посмотрим любую сувенирную лавку любого дьюти-фри любого города мира, у вас возникнет ощущение, что все это делается на одном заводе, независимо от того, Италия это или Китай. Это все сделано на одном уровне вкуса. Вот именно этот уровень вызывает большой общественный интерес, и, соответственно, потребление. Я склонен думать, и конечно, определение мое очень субъективно. Вот девушка сказала почти слово в слово – красота – это присутствие божественного в человеческом. Если человек считает себя атеистом и понятие «божественно»е его не устраивает, давайте заменим это словом «природа». Потому что я не видел некрасивой природы. Я не знаю ни одного живого существа, которое было бы некрасивым. Опять же, если очень субъективно, то, возможно, это гиена, но кому-то она нравится. Ни одной некрасивой рыбы, ни одной некрасивой птицы, ни одного некрасивого дерева. Мне кажется, что, рождаясь, человек гораздо более открыт восприятию мира, чем спустя несколько лет. Он готов, как антенна, он настроен на любую волну. И дальше родители – потому что большую часть времени в этом возраст он проводит с родителями начинают ему объяснять устройство этого мира. Девочка видит фей, потом она рассказывает про фей маме. А мама говорит, что фей не существует. Папа говорит мальчику – смотри, какие красивые картинки. А что он показывает в этот момент, мы не знаем, может быть, журнал «Крокодил», а может быть Тициан. Но именно в этот момент, грубо говоря, от полутора до пяти лет у человека формируется представление о мире вообще и о том, что такое красота, в частности. Чем дальше, тем сложнее его переубедить, а лет после 12-ти, я думаю, это и вовсе невозможно. Потому что дверцы уже закрылись, эти файлы заполнены, и представление у него костенеет. И это очень печально, потому что чаще всего бывает, что и родителей-то в детстве никто толком не научил понимать и видеть красоту.
Мне страшно повезло - потому что мой отец был замечательным художником. Он не был реализован, как художник, и его это, по –моему, не очень волновало. В общем, он работал архитектором, преподавал основы проектирования и рисовал постоянно. Поскольку мы жили в квартирке тесной, мы с ним делили одну комнату – я там спал, а он там рисовал. И все это происходило у меня на глазах. Вот этот камертон был уже очень хороший. И он меня знакомил с тем, что такое искусство, очень ненавязчиво. Он садился рассматривать какой-то альбом. И мне становилось интересно – я лез к нему на колени, начинал задавать вопросы. Чуть позже, делая какой-то проект, он говорил мне: «Слушай, я не успеваю, вот возьми кисточку помоги закрасить». Он меня так вводил в профессию, а мне это не приходило в голову, я был уверен, что папе надо помочь. И таким образом я учился. Он не мог провести некрасивую линию, вот это удивительное дело. У него бы не получилось. Сейчас я знаю такого художника - их немного, на самом деле. Есть такой Саша Бродский, который учился со мной в Архитектурном, он может быть каким угодно авангардистом, он может заниматься сверхсовременным искусством, которое я не очень люблю, и об этом мы поговорим позже, но он не может сделать некрасивую вещь. То есть какой-то ангел ему мешает сделать некрасиво. Если попытаться разобраться – существует ли что-то объективное в представлении о красоте, конечно, мы упремся в золотое сечение. Это соотношение, которое было открыто еще Эвклидом в Древней Греции, но трактовано, пожалуй, Леонардо, потом что оказалось, что вот это соотношение присутствует в живой природе повсюду. Это соотношение единицы к одному и шестьсот восемнадцати тысячных.
Если взять любое великое произведение искусства, там можно найти огромное количество этих золотых сечений, я не думаю, что художники специально вычисляли эти вещи с помощью линейки, маловероятно. К тому же обратной силы…не имеет. Ты можешь как угодно расчерчивать лист золотыми сечениями, искусства из этого не получится. К тому же в искусстве современном часто сознательно идут на обратный эффект, когда хотят вызвать дискомфорт, привлечь внимание, создать какой-то диссонанс. Это соотношение сознательно нарушают. НО у кого-то это выглядит божественно, а у кого-то безобразно. И объяснить это невозможно. ТО есть, наверное, на любой картине можно объяснить, почему это так, почему это хорошо, а это не хорошо, когда это уже сделано. Но пользуясь этими же объяснениями, как инструкциями, ты ничего не создашь. Удивительно, что я не хочу читать лекцию по истории искусств, но, вообще говоря, на протяжении почти всей истории человечества искусство было достоянием ничтожного процента населения Земли. Это была элита, это была верхушка, это были богатые люди, которые могли себе позволить излишества в виде искусства, поэтому возникали школы, возникали художники, которые это дело удовлетворяли. Периодически во времена расцвета достигало это невиданных высот. Наверно, начиная с Древней Греции, которая вообще, будучи…все ее население, если не считать рабов – это два Чертанова, но они как-то за три века придумали все, чем человечество пользуется до сих пор. Философию, математику, геометрию, театр, поэзию, скульптуру. Я уверен, что живопись, которая до нас просто не дошла, у них тоже была на высочайшем уровне. И мы просто не заем, как она выглядела. У них не могло не быть божественной музыки при таком развитии всего остального. Есть несколько ансамблей в мире, которые пытаются воссоздать музыку Древней Греции, потому что сохранились обрывки нот, они были совсем другие, флажковая так называемая система записи звуков, поэтому расшифровать их до конца не удалось. Точнее, существует несколько трактовок расшифровки этих. И то, что мы слышим сегодня это одна из версий, как мне кажется, очень далекая, потому что как звучали инструменты на самом деле, мы уже никогда не узнаем. При этом для меня совершеннейшая загадка, почему в языке, которым они пользовались, практически отсутствовали названия цветов. Это при том, что архитектура у них была невероятно язычески пестрая. Вот эти храмы, которые в недорогих исторических фильмах показывают нам как из белого мрамора, они были расписными как пряник – с красными фризами, зелеными антифризами, синими колоннами. Также они одевались. А в языке существовало, по-моему, три определения цвета. Был черный, белый и какой-то еще ..например цвета синего моря не существовало. Поэтому у Гомера море винноцветное хотя я сомневаюсь, что они пили вино синего цвета. И это до сих пор необъяснимая штука. Скульптуры, которые мы привыкли видеть сделанными из светящегося белого мрамора, они раскрашивали как чучела в музее мадам Тюссо. Где были нарисованы натуральные глаза, раскрашена одежда. Я подозреваю, что это было ужасно. Это были таки макеты людей. Интересно, что когда эта скульптура вернулась во времена Возрождения, спустя тысячу лет – к Микеланджело, к Леонардо, уже никаких раскрасок не было. Потому что то, что дошло до них из Греции и Рима, красок уже было лишено. Оно было просто в мраморе, и эстетика поменялась, и оказалось, что это гораздо более красиво.
Параллельно, конечно, существовало искусство так называемое народное которое очень далеко отстояло от искусства скажем так элитарного. Это были орнаменты, лубки, песни очень замешанные на языческой религии. И это искусство сохранилось без изменений гораздо лучше, потому что оно передавалось от папы к сыну от бабушки к внучке без изменений. Удивительно, что по всему миру на сегодняшний день в самых разных точках земного шара народные орнаменты иногда невероятным образом совпадают. Например, орнаменты нашего Севера - Архангельск, Мурманск и орнаменты индейцев Северной Америки, я бы еще понял, если бы это была Аляска и Сибирь. А это уже совсем дальние концы. Тем не мене символика цветовая и символика изобразительная совпадают полностью. И когда 20 лет назад моя подруга царствие ей Небесное Татьяна Шлык, которая в Архангельске как раз занималась сбором народных промыслов, привезла сюда в Русский музей выставку этих тканых ковриков покрывал и прочего, здесь был большой скандал – что вы нам выставляете американское искусство. А она собирала это по деревням. Перед войной поехала специальная делегация в Архангельской области поменять бабушкам орнамент. Потому что женский знак это была такая лягушечка – ромбик с четырьмя лапками, а мужской знак солнце свастика, а бабушки не могли поменять - руки сами вяжут. Плюнули на это и махнули рукой.
Все это дело, если мы говорим об искусстве вообще с небольшими изменениями продолжалось где-то до середины 19 века, и потом случился взрыв, который почти все изменил. Во-первых, появились средства массовой коммуникации. И оказалось, что искусство может быть доступным огромному количеству людей. Бах всю жизнь проиграл в капелле святого Фомы. Сколько людей его слышало – тысячи полторы, а то и меньше. Вдруг оказалось, что музыку можно записывать, тиражировать, продавать, крутить по радио – ее услышат миллионы. Это, с одной стороны, дало колоссальный толчок к развитию, с другой – здорово обесценило, потому что выяснилось, что можно нажать на стоп можно перемотать можно под нее выпивать и разговаривать и она вообще может быть фоном, а до этого концерт все таки был событием. И каждый концерт был уникальным, и люди понимали, что следующий будет уже немножко отличаться. А вот этот уйдет в вечность.
Что касается искусства изобразительного, у меня нет точного ответа, что случилось с человечеством. У меня вопросов больше, чем ответов. Мне кажется, что живопись к этому моменту уже накопила такой багаж высочайшего мастерства, что кто-то очень рациональный понял – вот дальше в эту сторону ехать некуда. Высот взята. Значит, это надо сломать. Тогда надо плясать от обратного. Это еще совпало с волной революций всяких, когда очень большая часть человечества была убеждена, что они действительно создают новый и лучший мир. Возникли авангардные движения, авангардные направление в искусстве. Я всегда считал, что ломать – не строить, и , в общем, история это доказала. Малевич в молодые годы был очень неплохим пейзажистом, рисовал жанровые картинки, вполне себе реалистичные. Потом он придумал черный квадрат. Я говорю – придумал, потому что рисовать там нечего. Расчертил и закрасил. Он их, кстати, нарисовал 13 штук. Он, в общем, так с коммерцией у него нормально все было. Родилась концепция. Оказывается, не важно, как ты это делаешь, а важно, что ты имел в виду. В этом смысле слово «искусство» имеет два значения. Одно – это художественное отображение действительности. А второе – это высокая планка ремесла. «Он изрядный искусник тачать сапоги, например. Так вот во все предыдущие века художники, обладая высочайшей планкой ремесла. Кстати говоря, никогда не было вокруг них вот этого божественного ареола такого, который появился, как только все это разрушилось – я художник, я гений, Богом поцелованный и я слушаю музыку иных сфер. Нет. Художники вообще считали себя ремесленниками и картины продавались по площади. Вот мерялись больше она дороже, меньше –дешевле. Это был один из видов обслуживания высшего класса. Тем не менее, вот это сочетание невероятного мастерства и чего-то еще, что мы называем красотой, и создало шедевры, которые продолжают оставаться шедеврами сегодня. И никто их не переплюнет, и, боюсь, что уж никогда. Потому что человечество поехало по другим рельсам и удаляется все больше и больше. Я не противник современного искусства. Я вообще не считаю, что стоит делить искусство на современное и не современное. Надо его делить на искусство и не искусство. Но вопрос в том, что как раз вот та планка искусства во втором значении – планка мастерства, она не позволяла тебе ошибиться в оценке. С появлением концепта мы убрали это мастерство за скобки, значит, величие художника и его произведения определяется чем-то другим. Сегодня это масса обстоятельств, где не последнюю роль играет реклама, галерейщики, которые в общем то нормальная международная мафия, которые упорно держатся за слово искусство в принципе. Я бы принимал все это, если бы это называлось каким-то другим словом. Закрепив слово «искусство» все - таки за тем, что мы понимали в искусстве традиционном. А это давайте назовем придумки, хэппенинги, перформансы, инсталляции, как угодно. Но они отлично понимают, что если они избавятся от слова искусство, то тут же нолик или два нолика с цены будут убраны. Поэтому сегодня, на мой взгляд, довольно легко задурить голову. Особенно людям, не сильно подготовленным. А подготовленных единицы всегда были и всегда будут.
Интересно, что, если говорить о музыке, которая тоже напрямую связана с понятием «красота», и казалось бы там сложнее разобраться, потому что картина все таки конкретна, а музыка абстрактна, это просто звуки. Кстати, удивительно нас в школе учили – смотрите, художник нарисовал на этой картине золотую рожь, дорогу, уходящую в небо, за рожью –лес. Он хотел этим сказать думал, какого черта вы мне объясняете. Это же не словарь. Я должен чувствовать, я должен получить эмоцию. Поэтому меня всегда изумлял вопрос – а что вы рисуете. Человек рисует не что, а как. Вообще это искусство не про что, а как. Про что – это телефонный справочник. Сюжет для меня всегда был поводом для передачи своего состояния. А с музыкой удивительно. Я помню, к нам в школу приходил композитор Кабалевский, я еще был совсем маленький, и он удивительным образом говорил - вот дети, они никогда не учились музыке, а они сразу говорят – вот эта мелодия веселя, а эта грустная. У него не было ответа на этот вопрос. Я-то нашел ответ. Он оказался на самой поверхности. Дело в том, что когда мы говорим, особенно, когда мы говорим эмоционально, мы никогда не говорим на одной ноте. Если наш голос записать на осциллограф, мы увидим, что у нас интонация повышается и понижается, то есть мы говорим мелодиями. Если за стеной разговаривают или ссорятся или милуются два человека, вы не всегда разберете слова, но отлично услышите – они ссорятся, они мирятся или они веселятся. Потому что когда человек говорит о веселом, он говорит большими терциями, квартами, если грустно-малыми терциями. Так вот музыкальная мелодия – это речь, лишенная информации, но наполненная состоянием. И дети это отлично чувствуют, даже не знаю, как это устроено. Оказалось, то с музыкой проще, а вот в изобразительном искусстве на массу вопросов у меня нет ответа. Мы сейчас были на гастролях в Америке, я пошел в национальную галерею в Вашингтоне, не в первый раз. Там потрясающий музей, который поражает размерами, качеством коллекции и как это экспонировано. Там одна небольшая картина может висеть на очень большой стене и другие работы не мешают тебе с ней общаться и не попадают в твое поле зрения, пока ты не повернешься. И очень неназойливо поставлен свет, которого совсем не видно. И тем не мене хожу среди малых голландцев и не могу понять – почему от этой картины идут мурашки по коже, а а от этой нет.
В завершение я вам хочу прочитать притчу из книжки Краковского «День творения». Жили-были две сестры. Были они близняшки. И все у них было одинаково – и глаза, и волосы и рост и голос. Только одна была красивая, а вторая – нет. Поэтому люди, которые умели видеть красоту, их различали, а остальные путали.