В этом году в России, на фоне стагнации в экономике, происходили внешнеполитические процессы, которые год назад никому бы в голову не могли прийти. За счет этих неожиданных процессов территория России немного увеличилась, а экономическая ситуация резко ухудшилась и продолжает ухудшаться с каждым днем. Как ни странно, ухудшение в области экономики ведет не к попыткам «оживить рынок» (облегчение налогового бремени, помощь малому и среднему бизнесу и т.д.). Наоборот. Мы видим  желание содрать с населения и с бизнеса (кроме госкорпораций) «последнюю шкуру» и всё более агрессивную внешнюю политику, которая, в свою очередь, вызывает очередную волну санкций, опять давит на экономику и обесценивает рубль. Замкнутый круг.  Вместо «хлеба» - сплошные «зрелища»: Крым наш. А еда чья?

Откуда взялось решение: обменять довольно высокий уровень жизни россиян на новые территории? Есть ли в этом решении внутренняя логика? Так ли безоговорочно население поддерживает власть,  и когда может закончиться эта поддержка? На эти вопросы отвечали участники Экспертного клуба при агентстве «Росбалт», где состоялась очередная дискуссия, посвященная мировоззренческим особенностям современной России.  Тема встречи - «Державность России».  

Что такое «державность»? Зачем она нам понадобилась сегодня? «Ее и будем кушать?»J

Ясно одно: державность в моде. Вот и Патриарх Кирилл на открытии XVIII Всемирного русского народного собора сказал, что России необходим «синтез, который можно описать формулой «вера — справедливость — солидарность — достоинство — державность».

На заседании Экспертного клуба державность обсуждали ученые: Мария Мацкевич, Дмитрий Травин, Григорий Тульчинский. Вел дискуссию писатель Андрей Столяров.

Андрей Столяров:

Аналог нашего нынешнего режима – время Наполеона Третьего. Оба эти режима – реставрационные. Реставрационные режимы возникают после больших социальных перетрубаций. Они пытаются воссоздать прежнюю жизнь. Реставрационный режим всегда опирается на идеологию державности. Наполеон Третий воссоздавал империю Наполеона Первого. Россия сейчас воссоздает режим советского застоя брежневского периода. Тогда всё в стране решала ограниченная группа: генеральный секретарь и члены Политбюро. А демократические институции, типа Верховного Совета, нужны были для декорации. Реставрационные режимы всегда развиваются по одному и тому же сюжету: первая половина реставрации, как правило, очень успешна. После социальных потрясений народ жаждет стабильности и социального порядка. Правила жизни реставрационного режима могут быть уродливыми, но они есть и они понятны. Это вызывает большой энтузиазм у граждан. И в это же время обычно начинается экономический подъем. К этому времени уже разрушены все старые законы, которые сдерживали экономику. Образуется свободное экономическое пространство. Темпы развития хорошие. Страна богатеет. Повышается уровень жизни. Заслуги приписываются самому режиму. Соответственно, в первой стадии реставрационный режим необычайно популярен. Это мы видели и в России. Вторая фаза реставрации обычно бывает катастрофической. Причины этого понятны: исчерпан внутренний потенциал развития. Чтобы развиваться дальше, необходимы реформы. Не только экономические, но и политические. Но реставрационный режим непременно является авторитарным, и ни на какие реформы идти не может. Развитие тормозится. Возникает застой. Растет социальная напряженность. Отсутствие успехов внутри страны нужно компенсировать победами во внешней политике. Так возникает идея державности. Зимой 2011-2012 годов неожиданно вспыхнули гражданские протесты. Казалось, что в стране всё нормально. Ситуация стабильная. Экономика несколько тормозит, но это мировой кризис. Жить можно. И вдруг - массовые демонстрации. Какой выход из этой ситуации? Учитывая, что реставрационный режим на  реформы не способен. Отсутствие внутренних достижений он пытается заменить внешними победами. Есть еще один фактор, который имеет огромное значение: психология самого автократа. Человек, находящийся в фокусе такого типа власти, где отсутствует обратная связь, теряет представление о реальности. После периода успехов у него начинается имперское головокружение. Он начинает переоценивать и свои возможности и возможности своей страны. В результате страна ввязывается в некие авантюры, которые заканчиваются трагически. Представьте себе: если бы Гитлер (а тогда в Германии был типичный реставрационный режим) остановился в 1938 году, ограничившись оккупацией Судет в Чехословакии, не стал бы оккупировать всю Чехословакию, не начал бы войну с Польшей, то, я уверен, сейчас памятники ему стояли бы во многих городах Германии. Это были бы памятники человеку, который возродил государство, превратил Германию в сильную страну. Но в том-то и дело, что авторитарный правитель остановиться не может. Гитлер развязал Вторую мировую войну. Для Германии это закончилось катастрофой. Возвращаясь к России, скажу, что есть факт, который у нас не осознан: Россия уже около года ведет войну. Это, конечно, не та война, где сталкиваются армии, но это война. Зимой этого года мы наблюдали битву за Киев, которую Россия проиграла. Весной этого года была битва за Крым, которую Россия выиграла. Сейчас идет битва за Донбасс. Исход ее пока неясен. Мне кажется, что победителей в битве за Донбасс не будет вообще. Важно, что мы перешли во вторую стадию реставрационного режима. Это означает, выражаясь корректно, что нас ждут большие социальные трансформации.

Дмитрий Травин:

Ясно, что никакой великой державой наша страна уже не будет. Представление 85% о том, что мы «встали с колен», что мы великие, - это иллюзии и плод телевизионной пропаганды. Простой человек не обязан разбираться в том, что происходит в стране. Он мыслит довольно примитивно. Мы видим, что с экономикой очень серьезные проблемы: не растет валовой продукт, падает рубль, мы обложены санкциями со всех сторон. Но главная проблема в том, что у нас сегодня не существует ни одного разумного выхода из экономического кризиса. Я думаю, что исправить сейчас уже ничего невозможно. Экономическое сползание вниз будет продолжаться при любом раскладе. Точка невозврата уже пройдена. Это всё уже понятно. Что непонятно и нуждается в обсуждении? При разваливающейся экономике единственный способ сохранить режим достаточно долго – это создавать «державные грезы». Власть этим успешно занимается с помощью пропаганды. Но дальше дела в экономике будут только ухудшаться. В какой-то момент общество должно будет разочароваться в том, что происходит, и сделать какой-то более реальный запрос на «великую державу». Понадобятся какие-то победы, а ресурсов для этих побед нет. И тут возникает вопрос: может ли держаться какое-то время «великая держава» при разваливающейся экономике? Сталину удалось сделать так, что мы имели мощную оборонную промышленность и сильную армию при деградирующей экономике. В 30-е годы ценой индустриализации была гибель нескольких миллионов крестьян. Страна это приняла. В ходе войны мы, в конце концов, одержали победу. Но, готовясь к войне, мы настолько развалили нашу армию, что в первый год войны опять несли многомиллионные потери. Вопрос: возможен ли такой поворот путинского режима, при котором мы будем долго поддерживать иллюзию великой державы (сильная армия, сильное вооружение) за счет выкачивания всех внутренних ресурсов из страны? Примет ли народ нищету ради укрепления великой державы? Нам уже не грозит потребительское богатство в сочетании с величием державы. Тут всё ясно. Но возможно ли довести народ до полной нищеты, поддерживая мощный оборонный комплекс, сильную армию и время от времени с кем-то воюя? Грузия, Украина, дальше что-то еще… На уровне бюджета этот курс взят несколько лет назад. Если мы посмотрим на бюджеты, увидим, что всё время увеличивается доля расходов на вооружение, армию и правоохранительные органы. Сокращается доля расходов на социальные нужды: культура, образование, здравоохранение. Пока народ это принимает нормально. Понятно, что власть будет дальше продолжать этот курс. Бюджет следующего года предусматривает еще больше расходов на вооружение, еще меньше – на социальные нужды. До какого уровня общество способно это выдерживать? Возможны ли повороты, типа сталинских, когда можно было доводить людей до голодной смерти ради поддержания великодержавности? Или сейчас это невозможно? Мой ответ: до такого ужаса дойти – это маловероятно. Я думаю, что у Путина не существует политических и психологических ресурсов довести страну до сталинизма. Потому что сейчас мы живем в обществе потребления, и у людей принципиально иной запрос на благосостояние, чем тот, что был в 30-е годы. В модернизирующемся обществе 30-х годов можно было убить часть людей для того, чтобы создать социальные лифты для других. Сейчас это практически нереально. Поэтому я относительный оптимист: я не вижу серьезных возможностей довести нашу страну до полной деградации ради поддержания великодержавности. В какой-то момент этот режим сломается и, к великому счастью нашего народа, мы не станем великой державой. Парадоксально? Но если мы станем великой державой, мы опустимся до полной нищеты. Я думаю, что нас ждет нечто типа советского застоя, когда мы лет 15 жили без всяких иллюзий насчет построения коммунизма, но режим существовал до физической кончины всех его вождей.

Комментарий Андрея Столярова:

По данным социологов число россиян, готовых многим пожертвовать ради державы выросло с 4% до 11%.

Мария Мацкевич:

Есть ли запрос на великодержавность? Общим местом стало, что этот запрос есть. Я утверждаю, что ответ далеко не однозначный. Социологи проецируют свое понимание на мнение респондентов. Если мне задать вопрос: «Хочу ли я великодержавности?» Я задумаюсь: «А что такое великодержавность?» Вернемся на год назад. Тогда не было еще в головах никакой Украины, никакого Крыма. Более половины граждан России тогда думало, что цель России – улучшать собственную жизнь, не вмешиваться в дела соседей, не поддерживать зарубежных лидеров, лояльных России. Главной задачей России они назвали повышение благосостояния наших граждан. И что в этом такого державного? Да, были какие-то иллюзии, которые сохранились и сегодня. Но считать, что население было безумным и неадекватно оценивало себя и ситуацию, нет оснований. Начиная с 1998 года, на фоне роста благосостояния населения, постоянно уменьшалось число людей, которые считали, что Россия – одна из самых бедных и несчастных стран. В 2013 году таких людей было менее 10%. При этом люди говорили, что страна «заслуживает большего». В чем выражалось это желание «большего»? В экономическом благополучии граждан и в справедливости. То есть у граждан были не внешнеполитические притязания, а претензии к взаимоотношениям внутри российского общества. Это данные 2013 года. Что случилось в 2014 году? Появилось ощущение успеха во внешнем пространстве. Около 80% считает, что «мы занимаем важное место в мире», но «у нас есть враги». Главные враги: США и Евросоюз (около 70%). При этом почти те же 70% считают, что отношения с США нужно налаживать. Я не вижу готовности населения пойти на любые жертвы ради великодержавных претензий. Количество людей, которые считают, что холодная война возможна, примерно равно количеству людей, которые считают, что ее не будет. Кроме того, 70% считают, что нет войны с Украиной, и более того, они вообще не признают, что Россия вмешивается в ситуацию на Украине: «защищает русских», но «не вмешивается». Но я утверждаю, что 84%, считающих, что «мы великие», нет.  И никогда не было. 84% - это те люди, кто в марте сказали, что они поддерживают действия власти по присоединению Крыма. Но это никак не относится ни к «величию», ни к полному одобрению всех власти. У нас большое количество тех, кто считает, что у России есть враги. У нас большое количество тех, кто поддерживает президента. Одобрение действий президента – около 60%. Консолидация в обществе есть. И ее нельзя назвать позитивной консолидацией. Но я вижу большую опасность не в массовой поддержке власти, а в жесткой реакции в отношении тех, кто не согласен с чьим-то мнением, в готовности к крайней агрессии, в радикализации мнений. Судя по опросам, крайние точки зрения набирают больше позиций, чем раньше. Это не просто поляризация. За этой поляризацией стоит агрессия в отношении людей с другой точкой зрения. Говорят, что граждане готовы терпеть трудности, и пока не видят экономических ухудшений. Я бы сказала, что граждане видят экономические ухудшения, но готовы терпеть. И вот почему. Раньше главной проблемой граждане считали несправедливость в распределении доходов: гигантское расслоение между бедными и богатыми. Граждане считают, что основные экономические потери сейчас несут богатые. Под богатыми они имеют в виду не олигархов, а нас – жителей мегаполисов (москвичей, петербуржцев и вообще «городских»), которые жили слишком (не по заслугам) богато. В федеральных СМИ рассказывают про то, как кто-то не может выехать за границу, а кто-то лишен привычных продуктов. У «простых людей» создалось ощущение, что пока экономическое ухудшение – это восстановление социальной справедливости. Рассуждают так: «Нам хуже. Но тем, кто был несправедливо богат, гораздо хуже». Это подпирает позитивную оценку санкций, снижения курса рубля и т.д. И определяет готовность терпеть. Посмотрим, как будет развиваться эта повышенная агрессия в сочетании с чувством восстановления справедливости. Но, на мой взгляд, всё это не имеет отношения к державности.

Григорий Тульчинский:

Я скажу о рессентименте (о чувстве зависти и бессильной обиде). Демократия - институализированная зависть. Но мне, в отличие от Марии, это чувство кажется напрямую связанным с державностью. Начну с аналогии. Можно сказать, что Судеты у нас уже были. Аншлюс уже был.  Сейчас вопрос о Данцигском коридоре, который упорно пытаются пробить. Всё это неслучайный процесс. Теперь относительно реставрационного проекта. После распада Варшавского договора в странах бывшего социалистического лагеря побеждали на выборах коммунисты. То же самое могло быть и у нас. Коммунисты были близки к победе в 1996 году. Существует ли запрос на державность? Да. Он проявляется в этих волнах энтузиазма и поддержки. Значит, это ответ на какие-то глубинные запросы общества. Какие-то не просто фантомные боли, а мечты и чаяния получили ответ. Что за этим стоит? Человеку очень важен не столько материальный комфорт, сколько психологический комфорт. Нужно доверие. Без доверия человек чувствует себя незащищенным. Человек не может быть всесильным. Доверие – это компенсация временной или частичной несостоятельности. Если я могу рассчитывать на этих людей, происходит компенсация недостающих у меня знаний и возможностей. А в состоянии неопределенности, фобий, недоверия возникает потребность в гиперкомпенсации. В этой ситуации запрос на державность, то есть на принадлежность к великой державе – это не просто мечта о принадлежности маленького капрала великой армии. Это гиперзапрос на доверие и сплоченность. Насколько это иллюзорно – другой разговор. Но такой запрос повышается в ситуациях неопределенности. Выросло поколение, которое может сказать: «Вы профукали великую эпоху». «У нас была великая эпоха» - это книга Лимонова. А такие вещи наследуются через поколение. Молодежь поддерживает державные идеи, потому что это и им помогает снять неопределенности и фобии. Это всё исторически и социально естественно и органично. Люди делают то, что они не могут не делать. Я не вижу в действиях нашей власти стратегии. Я вижу действия, которые совершаются в силу необходимости. Те, кто нынче у власти, их можно представить не у власти? Если они не у власти, то они где? Они хотят остаться у власти? Хотят. Они понимают, что если они не у власти, то они нигде. Для того, чтобы сохраниться у власти, нужно обеспечить бюджет. Бюджет в его нынешнем виде невыполним. Понятно, что из этого может последовать социальное напряжение. В той ситуации, в которой находится экономика, есть только один способ наполнения бюджета – это игра против рубля, опускание рубля. От этого выигрывают экспортеры, и бюджет наполняется. Вспомните: игра против рубля началась в октябре 2013 года. В интенсивной фазе подготовки к Олимпийским играм. Далее – российская виктория. Восемь золотых медалей. Спасибо американцу, спасибо корейцу. Все счастливы. И тут происходит киевский перформанс. И удается забрать Крым. Грех этим не воспользоваться. Опыт с бронзовым солдатом в Таллинне показывает, что порог восприятия информации пробивается за два дня. И он был пробит за два дня. И это вытеснило из повестки дня всё прочее. Только Крым, только Украина. У людей уже нет других проблем. Дальше – контрсанкции. Контрсанкции, на самом деле, способствуют решению всё той же проблемы: повышению цен, выкачиванию денег из населения и наполнению бюджета. Вот поэтому я говорю: власть делает то, что не может не делать. Это спорадические действия. Иллюзий, что из нынешней ситуации будет конструктивный выход, я не питаю.

Комментарий Дмитрия Травина:

Почему люди раньше любили Путина? Потому что был реальный рост доходов. Жить становилось лучше. В прошлом году стало ясно (хотя 90% населения этого не понимает, но в окружении Путина  понимают), что период, когда можно покупать любовь населения с помощью роста доходов, кончился. Кончился всерьез и надолго. Перед нашими рационально мыслящими правителями встал вопрос: как выиграть парламентские выборы 2016 года и президентские – 2018 года? И вообще как не уходить из власти совсем? Если нет денег купить голоса, надо сделать так, чтобы люди отдали голоса бесплатно и еще благодарили за всё. Люди будут любить и благодарить власть, если создать представление, что мы в кольце врагов. Сейчас создана иллюзия, что вокруг все враги. В этой ситуации люди сплачиваются вокруг вождя, вокруг национального лидера. Это очень прагматичный и эффективный способ сохранения режима тогда, когда старыми методами его уже не сохранить по объективным причинам. Если бы Крым не возник сам по себе в результате неудачных действий Януковича, его бы надо было как-то выдумать.

Вот такой разговор о державности состоялся в Росбалте. Кстати, державность тоже бывает разная. У кого-то  - «Крым наш», а кто-то в это время изучает комету через долетевший до нее спутник. Но важнее Крыма, важнее космоса частная жизнь отдельных людей: есть ли у них возможность реализовать свои способности и удовлетворить свои интересы? К сожалению, на этом направлении успехов ждать не приходится.