Сегодня, когда кино четко разделено на «кассовое» и «некассовое», любители последнего часто лишены возможности удовлетворить эстетическую тоску по «человеческому» в широком прокате. Довлеющее компьютерное «улучшение» всех жанров, неминуемо сопровождающееся на экране постоянной «движухой», уже воспитало поколение потребителей кино, которым неминуемо скучными покажутся долгие, задумчивые крупные планы или операторские изыски в виде особых «наездов». Фильм Штубера не для тех, кто привык к киножвачке.

Это современное добротное кино, но словно пришедшее «из прошлого века», заставляющее грустить и смеяться, всматриваться в лица актеров, восхищаться операторской работой и ясно понимать, про что и о чем неумолчно говорит отсутствующий в кадре режиссер.

Начинаясь со штраусовского вальса и улетающей рядами вдаль и ввысь панорамы зала типичного магазина-склада, на фоне которой в такт музыке снуют вилочные электропогрузчики, фильм несколько раз обманывает зрителя. Штубер заставляет ждать чего-то, подозревать, что рваный ход действия и «черепаший»  темп действия на экране обязаны смениться, и тогда начнется жизнь, как будто понятие «жизнь» не относится к той не очень веселой обыденности, что изо дня в день захлестывает междурядье супермаркета. Просто есть «парадный фасад», к которому относятся классика, звучащая в оптовом сетевом магазине по трансляции, и бесконечное функционирование, мельтешение погрузчиков и работников в рядах. И есть то, что праздному покупателю, занятому рассматриванием товаров на полках магазинов и делегировавшему зрителя на просмотр фильма Штубера, видеть недосуг: человеческие взаимоотношения на фоне ночных работ, системы запретов «от работодателя», коротких перекуров и кофе-брейков, самопальных вечеринок. Увы, то, о чем зритель никогда не задумывался, и есть жизнь людей, именами которых названы весьма условно обозначенные три части ленты.

Вне работы у этих людей есть только место для ночевки − откровенные конуры, как у отсидевшего тюремный срок Кристиана (Франц Роговский),  или неухоженные квартиры, как у обманывающего всех мудреца и страдальца Бруно (Петер Курт), либо шикарный на их фоне дом Марион (Сандра Хюллер), в котором она глубоко несчастлива. Работа для героев – спасение (каждому от своей личной боли и страха), а место, куда они приходят помыться и поспать, может лишь подтолкнуть к подмене «отойти к ночному сну» на «отойти от жизни», спровоцировать бегство от невыносимости «режимного», рутинного бытия. С пониманием того, что у героев фильма нет понятия «дом» в смысле «убежище», погружение в фильм происходит с головой.

За каждым из героев, явно любимых режиссером – судьба, своя особая, связанная с личными, социальными, политическими обстоятельствами, всплывающими словно между делом, походя. Так, татуировки, которые Кристиан каждое утро скрывает униформой, выдадут наблюдательному Бруно недавнее тюремное прошлое его нового напарника. Кристиан мимоходом узнает от Бруно, что муж частенько побивает Марион (и тогда зрителю станет понятной провокационная смелость некрасиво обаятельной героини Хюллер, стремящейся нравиться всем и инициирующей знакомство с Кристианом). А еще герой Петера Курта словно нехотя расскажет Кристиану за бутылкой пива, что до падения стены (разумеется, берлинской) его жизнь и жизнь его друзей, ныне зажатых распорядком супермаркета, была совсем другой. И хотя эту часть истории Штубер оставляет за кадром, с этой минуты лучше понимаешь Бруно и его товарищей, ныне социально опустившихся, а некогда свободных в своем благополучии ребят-дальнобойщиков из «восточников», которым новая Германия смогла дать работу лишь на складских погрузчиках. Их взращенное в социализме братство чуждо миру, в котором они оказались и который разрушает его ежедневно. Не очень понятно это единство поначалу и Кристиану, человеку другого поколения. Ведь истинная дружба ныне остается признаком прошлого века. Век нынешний больше приветствует поверхностное знакомство и внешнее приличие, родственное безразличию. Оттого одиночество – главная беда героев фильма «Между рядами».

На фоне этой безысходного существования чувство, возникающее у Кристиана к Марион – еще один вид спасения, спасения наверняка. Оно может наполнить мир супермаркета не только шумом моря, на который так похоже шуршание пневматики погрузчика, но и сообщить рутине смысл, превратить бытие в Жизнь. Счастье – когда ты нужен, счастье – когда ты не одинок, счастье – когда тебя понимают. И сыгранная Роговским (Немецкая киноакадемия присудила ему премию года за лучшую мужскую роль) застенчивая молчаливость, немногословие его татуированного «по рукам и ногам» героя выявляет неприкаяннность, полную ненужность никому парня по имени Кристиан, случайно, от проклятого одиночества и ради вожделенной движухи, заменяющей смысл, связавшегося с дурной компанией. Но теперь в его жизни появилась Марион, а значит, обретен смысл в работе между рядами...

Камера оператора Петера Матяско тактична (если не сказать нежна) по отношению к актерам. Здесь нет «парадного портрета» даже на крупных планах, а есть наблюдение, близкое документальному кино. Причем камера может, надвигаясь на героя, вдруг, словно смущаясь своего вторжения в личное пространство, притормозить, а затем вновь продолжить свое рабочее движение вперед с тем, чтобы зрителя поразили взгляд, улыбка или непроницаемость лиц героев. Камера может также достаточно долго фиксировать какую-то, на первый взгляд, незначительную мизансцену, но именно это корректное наблюдение заставляет зрителя проникаться фильмом все глубже. Союз режиссера и оператора, бережно отслеживающих натуралистичные, порой до полной нелепости и бессмысленности поступки героев, а также актеров, не играющих, а живущих на экране, заставляет зрителя, поначалу подхохатывающего над нелепыми, но весьма житейскими ситуациями, впустить в сердце сопереживание. Именно за этим и ходили в кино в прошлом веке: посмотреть на чужую жизнь, сострадание к которой запросто сделает тебя самого более счастливым.

Использованы раскадровки Sommerhaus Filmproduktion GmbH, предоставленные автору рецензии компанией ПРОвзгляд