Еще недавно слова «разномыслие» нам слышать не приходилось, за исключением разве что богословов, занимающихся толкованием традиции и ереси в православии.

Легко понять, что «разномыслие» - антоним «единомыслия». Но вот чем «разномыслие» отличается от «инакомыслия» - разобраться сложнее. Можно предположить, что понятие «разномыслие» - это что-то более объемное, чем «инакомыслие», показывающее более широкий спектр направлений и запросов общества.  Не только «против власти», но и вообще в другом направлении, в другой плоскости.

Термин «разномыслие» был введен в научный оборот Б.М. Фирсовым в 2008 году в его исследовании «Разномыслие в СССР. 1940-1960 годы».

Правомерность введения нового термина стала предметом дискуссии и на конференции, и на страницах сборника. О том, насколько возможна и насколько успешна самостоятельная мысль в стране, где осуществляется жесткий идеологический контроль, размышляли на страницах сборника вслед за Борисом Максимовичем московские и петербургские историки и социологи.

Свой доклад «Говорить и действовать: политический дискурс в России (1989-1992)» представила и британская исследовательница Мэри Маколи.

Советский опыт сегодня – это, к сожалению, не только предмет научных изысканий, не только погружение в историю. В условиях сокращения публичного пространства, отсутствия дискуссии о смыслах в обществе, когда проблемы не артикулируются, а загоняются внутрь, снова актуальна тема «разномыслия», снова актуальна тема свободы (пока не столько физической, сколько ментальной). 

Исследования о «разномыслии» в СССР  «не только в хрущевскую эпоху, но и в условиях «вечной мерзлоты» послевоенного сталинского периода» - пример, достойный подражания. Об этом Б.М. Фирсов говорил во время презентации своей книги в 2008 году: «Люди искали и находили способы оставаться самими собой, они сопротивлялись разными способами принудительному единодушию, в которое их вгоняла система и власть». Этому посвящены и доклады конференции, включенные в сборник «Разномыслие в СССР и России (1945-2008)".

В книге Б.Фирсова и в сборнике материалов «Разномыслие в СССР и России (1945-2008)" последовательно и убедительно опровергаются «вульгарные представления о ментальной однородности советского общества… Понятие «разномыслие» позволяет хорошо понять  все разнообразие факторов, проявлений и последствий этой ментальной неоднородности, в сущности спасшей наше общество от полного окостенения и воплощения в жизнь антиутопий Замятина и Оруэлла» (Андрей Алексеев – один из авторов сборника, ведущий научный сотрудник Социологического института РАН, кандидат философских наук).

Важным для сегодняшней России наблюдением делится Арлен Блюм в статье «Настроения ленинградцев в связи с началом второй мировой войны», открывающей сборник. Он пишет, что «долгое время разделял популярный в кругу его друзей безнадежно-пессимистический взгляд на тотальное «единомыслие», безраздельно царившее в сообществе советских людей». Обнаруженные в архиве материалы заставили скорректировать это мнение: «Удивительно, что в многострадальном Ленинграде нашлось тогда немало людей – и не только в элитарных кругах научной и художественной интеллигенции, но и среди так называемого простого народа, - проявивших в разговорах абсолютное бесстрашие. И это – после событий, терроризировавших город, после «кировского призыва», как стали называть массовые аресты и высылку «бывших» в результате убийства Кирова в декабре 1934 г., и, разумеется, той очередной «судороги» 1936-1934 гг., запущенной по совету Петруши Верховенского, высказанному еще лет за семьдесят до событий большого террора».

С Арленом Блюмом спорит Виктор Воронков в статье «25 февраля 1956 года – начало «разномыслия» в СССР»: «Где-то в первой половине 30-х гг. с разномыслием, распространенным еще в 20-е гг., было покончено даже в самой невинной форме (окончательная реализация проекта единомыслия в стране была закреплена политическими процессами и вообще репрессиями 1937 г.)».  Полное единомыслие, демонстрируемое подавляющим большинством советских людей даже в приватной сфере,  Воронков связывает с тем, что «стены подслушивали и доносы решали судьбы людей». «Люди в городах жили в коммунальных квартирах и постоянно находились под контролем. Доноса можно было опасаться не только от соседей, но и от членов собственной семьи». Появление разномыслия в СССР Воронков относит к 50-м гг. и связывает с  докладом Хрущева на ХХ съезде КПСС 25 февраля 1956 г., с ослаблением репрессий, с массовым строительством жилья, позволившим горожанам переселиться из коммунальных квартир в отдельные.

Материалы сборника свидетельствуют о том, что на протяжении советской истории уровень поддержки власти населением колебался, но всегда был очень высок. 

Каково количественное соотношение «агрессивно-послушного большинства» и того меньшинства, которое осмеливалось думать самостоятельно, и какова роль этого меньшинства в разрушении тоталитарного строя, - вопрос, актуальный не только для специалистов.

Многое в современной России напоминает СССР в 1970-е годы. Это печально: мы снова там, откуда должны были давно уйти, но это и дает надежду: за 1970-ми и 1980-ми могут вернуться 1990-е. Скорее всего, у России будет еще один шанс стать европейским государством.

Как будет использован этот шанс, зависит, прежде всего, от уровня сознания граждан, от их способности мыслить самостоятельно, мыслить по-разному. Нам важно понять сегодня: как будут взаимодействовать различные группы населения.  Какие тенденции окажутся доминирующими: свободомыслие и либерализм одних или патернализм и единомыслие других?

Пессимистичный ответ на этот вопрос дает Борис Фирсов. Его слова вынесены на обложку сборника: «Чего больше в происходящем вокруг? Того, что нас калечило в недавнем прошлом, или того, что раскрепощало еще 10 с лишним лет назад?.. По-моему, больше того, что калечило! Думать подобным образом меня побуждают действия российской власти, для которой, прежде всего, послушные граждане являются persona grata».

См. также на Когита!ру:

Разномыслие в СССР и России: Сборник материалов