Приезжать в Вологду на фестиваль исторических спектаклей под открытым небом «Голоса истории» для петербургских театров стало традицией.

Нынешним летом Александринский театр привез свою «Ксению. Историю любви» по пьесе Вадима Леванова, уже пять лет идущую в северной столице. Главный режиссер театра, народный артист России Валерий Фокин радикально переделал свою постановку для Консисторского дворика Вологодского Кремля, лишив ее камерности и задушевности, но добавив зрелищных массовых сцен и компьютерных эффектов, проецируемых на стену из белого камня.

Пьеса Леванова была представлена на фестивале в 2010 году в виде читки в маленьком дворике бывшего купеческого дома, а ныне музея «Мир забытых вещей», и действие происходило около дровяного сарая. Тогда на ней присутствовал и сам драматург, приехавший в Вологду специально для участия в проекте «Новая историческая пьеса», незадолго до своей смерти в 2011 году. В присутствии всего лишь двух-трех десятков зрителей пьеса звучала пронзительно и трогательно, а артистка вологодского ТЮЗа Валентина Бурбо создала незабываемый образ петербургской святой – настоящей чудачки, блаженной, живущей совсем по другим законам. В небольшом пространстве невероятно сочно звучал язык пьесы – казалось, что Леванов подслушал диалоги где-то там, в 18-м веке, перенесясь туда на машине времени…

И вот – новая версия пьесы в исполнении крупнейшего российского театра и в постановке одного из ведущих российских режиссеров. Но тут вступили в силу совсем нетеатральные обстоятельства!

Во-первых, Александринку ждало серьезное испытание холодом. За двадцать с лишним лет существования фестиваля такой температуры не было еще никогда – все-таки в это время обычно стоит хоть и северное, но лето! Оба вечера температура опускалась до 6 градусов. Замерзающие в зимней одежде зрители с ужасом смотрели на актрису Янину Лакобу, одиноко лежащую в центре огромной сцены на сырой куче песка. Несмотря на мастерски придуманные массовые сцены с современниками Ксении, с нынешними паломниками к могиле святой, с молодежью на мотоциклах и выбегающих из необъятных просторов Кремлевского дворика жителей Ленинграда 1939 года, выстраивавшихся вдоль стены в очередь в Кресты, огромная сцена и открытое пространство всячески сопротивлялись воле режиссера, которому так удаются камерные спектакли. Например, ставший классикой «Нумер в городе NN» 1994 года шел совсем в небольшой комнатке, выгороженной в московском Манеже, где зрители сидели на шкафах, глядя сверху на парадоксы чичиковского внутреннего монолога в исполнении Авангарда Леонтьева, и оказывал просто гипнотическое воздействие. Постоянно сопровождающие спектакли Фокина музыкальные эффекты Александра Бакши (полушепоты и полувздохи, звучащие под протяжные медитативные звуки причудливых музыкальных инструментов), здесь несколько рассеивались в огромном нетеатральном пространстве Вологодского кремля, отказываясь завораживать и околдовывать зрителя, а компьютерные инсталляции со страницей из Википедии о Ксении Петербуржской и бегущей строкой, посвященной судьбе ленинградки конца 30-х, отвлекали от фигуры замерзающей Ксении, которая должна была своей энергетикой держать спектакль…

Зато именно Валерий Владимирович впервые за 23 года существования фестиваля нашел самое удачное местоположение сцены – посадил зрителя сидел лицом к восьмидесятиметровой колокольне Софийского собора и к Святым воротам, ставшим правой кулисой – как ни странно, самый эффектный ракурс раньше всегда находился сбоку, ибо по непонятным причинам сложилась традиция строить сцену вдоль северной кремлевской стены из красного кирпича с бойницами. Роль получил и игнорируемый раньше контрфорс Безымянного корпуса – к пристроенной к нему деревянной конструкции прислонялась Ксения в поисках защиты.

Несколько потерялись в пространстве и в холоде сцены объяснения в любви Ксении и Андрея (Дмитрий Лысенков), стоявшего в луче света на кирпичной стене. Хоть Ксения и отошла от своей песчаной кучи, переместившись ближе к призраку покойного мужа, но в лирической сцене актерам приходилось форсировать звук, и эмоции получались чуть более выспренними, нежели это было задумано, исчезли теплота и пронзительность, которые сменил отсутствующий в текстах Леванова пафос.

Однако публика, которую Фокин на пресс-конференции похвалил за понимание его спектакля «Женитьба», показанного в Вологде год назад, все равно была в восторге (хотя большая часть восторгов адресовалась мужеству актрисы, героически сражавшейся с ледяным ноябрьским воздухом)… Но и тема, затронутая драматургом, сейчас невероятно востребована.

Как всегда, на фестивале звучала и тема Великой отечественной войны, а также театры обращались к древней истории (например, взятию Константинополя), к пьесам Шекспира; были и экспериментальные, и совсем традиционные драматические спектакли, камерные постановки сменялись эффектными массовыми зрелищами. Всего было показано 17 спектаклей на восьми театральных площадках (четыре из них – уличные).

Но центральными событиями, помимо «Ксении», стали две оперы – «Князь Игорь» Бородина и опера-мистерия начала 18 века на сюжет святителя Дмитрия Ростовского «Ростовское действо». Эти масштабные постановки высочайшего уровня и придали фестивалю то измерение, которое виделось некогда основателю фестиваля театральному критику Александру Свободину (1922-1999).

«Князь Игорь» был представлен на фестивале второй раз. На одном из первых фестивалей погода пыталась помешать спектаклю, и после проливного дождя на сырой сцене «Половецкие пляски» в восстановленной хореографии Михаила Фокина смотрелись примерно с таким же замиранием сердца, как выступления акробатов – зрители боялись за танцовщиков, чтобы те не поскользнулись и не повредили себе ноги (к счастью, все обошлось). Однако в целом опера тогда показалась будто специально созданной для таких монументальных декораций и звучала (да и смотрелась) очень органично. Поскольку на сей раз холод никак не хотел отступать, было принято решение о переносе спектакля в вологодский драмтеатр. И – о ужас – выяснилось, что в городе совсем нет условий для показа оперы: Московскому театру «Новая опера» имени Евгения Колобова пришлось исполнять «Князя Игоря» в полу-концертном формате, ибо размеров сцены хватило только для размещения оркестра и хора, а певцам осталось лишь узкое пространство между музыкантами и самым краем сцены. Однако мастерство оркестра, дирижера и певцов, изысканные костюмы народного художника России Вячеслава Окунева с лихвой окупили все эти недостатки, и изголодавшиеся по опере вологжане устроили театру небывалую овацию.

К моменту исполнения «Ростовского действа» Московским государственным академическим камерным музыкальным театром имени Б. А. Покровского погода резко сменила гнев на милость – и вместо ноября вдруг наступил жаркий июль, поэтому опера была представлена в Консисторском дворе, как и задумывалось. Одна из самых необычных и даже загадочных постановок патриарха советской оперной сцены, восстановленная его театром, рождественская мистерия на старославянском языке идеально вписалась в пространство все того же Консисторского дворика, где еще несколько дней назад в экстремальных условиях игралась «Ксения».

Труппа театра проявила немалую изобретательность, чтобы заставить зазвучать все это огромное пространство и архаику превратить в живое зрелище. Хоры и солисты появлялись в самых неожиданных местах, а пение практически без музыкального сопровождения демонстрировало высочайший уровень певцов. Древнерусская архитектура буквально наполнилась музыкой: действие происходило сразу на нескольких площадках: в царстве царя Ирода слева от зрителей; на высоком деревянном помосте, выстроенном на самой сцене, вокруг которого в несколько рядов на сцене сидели зрители, участвуя в некоторых номерах (например, кидая деньги в шапку героям). Откуда-то из-под высоких зрительных рядов раздавалось пение ангелов в исполнении детской группы. Музыкальная реставрация Евгения Левашева звучала и аутентично, и одновременно, как это ни парадоксально, - очень современно.

Режиссер Большого театра Борис Покровский (1912 - 2009), создавший в 1972 году Камерный музыкальный театр, наверно, остался бы доволен вологодским вариантом представления: здесь серьезная опера соединилась с полной юмора игрой певцов (хочется сказать – актеров, так как в актерском мастерстве оперные профессионалы этого театра не уступают драматическим артистам).  И, возможно, порадовался бы и тому, как удивительно музыка вписалась в архитектуру, дополнив и наполнив ее.

Ради таких небытовых, вневременных постановок и затевался некогда фестиваль, целью которого изначально было погружение в русскую историю на фоне архитектурной среды.

Елена Юшкова, специально для Когита!ру

Использованы фотографии cultinfo.ru