Трудно предугадать, как отреагировал бы Шекспир на многочисленные театральные формы, в которых нынче являются миру придуманные им триллер с участием несчастного принца датского, детектив с любящим родственником шотландского короля в главной роли или экшен кровавых перебранок итальянских кланов. Ибо, как говаривал один литературный герой-чемпион на фоне кубков: «Посуды много, а выпить не за что»...

Словно соревнуясь друг с другом, режиссеры всех рангов постоянно усугубляют и без того трагичные условия бытия шкспировских персонажей, угождая молоху современного театра, вожделеющему нынче искусственно-сгущенной экзистенции. На этом фоне абсолютно непонятным кажется, отчего «Зимняя сказка» остается вне поля зрения отечественных постановщиков. Ведь истории более жуткой, чем поведал Шекспир в «Зимней сказке», в классической драматургии и не найти: паталогически ревнивый муж отвергает жену, упекая ее за решетку, и отрекается от младенца, которого без пропитания оставляют в пустынной местности.

Несмотря на happy end, обеспеченный чудесным воссоединением странной семейки (феминистки давно должны были уже охаять Шекспира за эту историю), сюжет, в котором пышным цветом расцветают праведники и молчалины, ужасен и без усугублений. И до поры за него в Петербурге брались исключительно зарубежные, залетные режиссеры. Например, британец Деклан Доннеллан, в 1997 году создавший спектакль «Зимняя сказка» в МДТ. Или испанка Магуи Мира, в 2009 году сотворившая одноименную постановку на сцене Молодежного театра на Фонтанке (основой его была сценическая версия пьесы, написанная Хосе Санчисом Синистеррой).

Теперь же «Зимняя сказка» вплотную подобралась к юным зрителям: в мае 2018 постановку шекспировского морока на сцене ТЮЗа осуществил небезызвестный столичный режиссер Уланбек Баялиев в союзе с художниками Юлианом Табаковым (сценография) и Майей Шавдатуашвили (свет), а также композитором Фаустасом Латенасом. И к сведению всех сомневающихся в уместности столь «взрослого» сюжета в театре «детской радости», осуществил ее неслабо.

В спектакле есть всё необходимое для того, чтобы подросток понял, что такое Театр и кто такой Шекспир, и абсолютно не понял, в каком времени развиваются события. Минимум декораций и максимум костюмов. Здесь правит не нудная достоверность, а продуманная в нескольких планах, выверенная гипертрофированная театральность, отлично сочетающаяся с насмешкой актеров над своей игрой (да и над всей историей, лишающейся вследствие этого средневековой жути).

В качестве обязательного признака Театра тут – комическая и трагическая маски (Анастасия Казакова и Олег Сенченко), а по сути – миманс, предвосхищающий или «комментирующий» все происходящее на сцене. Убеждает в наличии Духа и Совести умудренный возрастом, положением и режиссером Камилло, он же – Валерий Дьяченко, вполне соответствующий определению «наблюдатель от театра и вообще».

Притягивает взоры Горделивость, одетая в заимствованные из будущего (по отношению к эпохе автора) белые лосины и строгие мундиры. Олицетворяют ее Леонт, сицилийский король, захлебывающийся бредом ревности, и его антипод, сдержанный король Богемии Поликсен, роли которых исполняют Александр Иванов и Владимир Чернышов. Оклеветанное Достоинство является в виде супруги Леонта Гермионы, которую Анна Дюкова заставляет белоснежной лебедушкой плыть по подмосткам, попутно вынуждая зрителя верить в безгрешность всех королев на свете.

Носитель Чувства Долга Антигон будет подан Виталием Кононовым как простак и служака (на таких земля держится вообще-то). Его жену – Даму-праведницу Паулину, необходимую для обличения порока, в стиле театра времен французского классицизма потрясающе (и с удовольствием, присущим этой актрисе в игре) выводит Анна Лебедь. Лишенное «избирательного голоса», почти безмолвное трио придворных дам, неспособных существовать поодиночке, обреченно влачит свои роброны по сцене, а играющие этих дворянок Оксана Глушкова, Мария Хрущева и Ксения Мусатенко в нужный момент запросто становятся пастушками в пресловутой пустынной местности, в целом изображая Народ. В качестве Жертвенных Агнцев в ходе взрослых разборок выступают дети заигравшегося в ревности Леонта. Это «не жилец» Мамилий (чудесный Илья Божедомов, награждающий своего юного героя сначала идиотической радостью, а затем неземной скорбью, доводящей его до смерти) и брошенная на съедение диким зверям, но выжившая-таки и выросшая до красотки-инженю Утрата (воздушная Анна Слынько). Спасший ее старый пастух в исполнении Николая Иванова – почти Библейский Старец, «отрехтованный» наличием недоумка-сына, великолепно сыгранного Артемием Веселовым...

Венцом режиссерских придумок (честно подкрепленных шекспировским словом) является Медведь, для которого трудно найти иное знаковое определение, нежели Рок. Без этого животного, изображенного Кузьмой Стомаченко с невероятной отдачей, театральность тюзовской «Зимней сказки» утратила бы немало. В целом же, кроме одного вставного, явно выпадающего из общей смысловой и колористической канвы спектакля, зато объяснимого с точки зрения общественных трендов эпизода с заезжим Шутом (это также Олег Сенченко), постановка смотрится почти на едином дыхании. И главное наслаждение происходит от актерских работ прекрасной, но далеко не всегда реализующей свои возможности тюзовской труппы, последней удачей которой доселе были «Маленькие трагедии» в постановке Руслана Кудашова. Вечная театральная аксиома: от режиссера зависит многое, если не все. В «Зимней сказке» за каждой отточенной до мелочей ролью, за калейдоскопической сменой сложенных из этих ролей мизансцен постоянно чувствуется рука Баялиева, твердая режиссерская рука, которой так часто не хватает этому театру.