Премьерный спектакль «Замок» Камерного театра Малыщицкого (КТМ) сродни квесту, победителя в котором может и не быть: игра, что заводит игроков вглубь самих себя, интересна, но может привести к неожиданным результатам.

...В заблудившуюся в горах деревню приезжает незнакомец К. Вроде он – землемер, вроде его ждут в замке у графа, местного суверена. Далее выясняется, что К. то ждут, то не ждут, звучит то «приводите немедленно», то «никто его не вызывал». Смущает и реальность факта существования замка, тяготеющего к сложному оптическому явлению «типа мираж» – в горах, знаете, всякое бывает... Долгая дорога К.в замок начинает напоминать гамлетовские поиски истины («быть иль не быть»), опасную и трудную службу разведчика «под прикрытием» («А вы, Штирлиц, останьтесь») и даже сказку про то, как Иванушка-дурачок за чудом ходил. Последнее вполне оправдывает явление у К. «сказочных» помощников и определение его судьбы женщинами. И это все «о главном» вкратце...

Над незаконченным немецкоязычным романом Франца Кафки «Замок» до сих пор ломают головы лучшие умы. Читать этот роман сложно: там и мыслей автора много, а еще и свои придут на ум! Кафка так пишет о вечном, что умудряется затронуть струны частного восприятия мира. И то, что за театрализацию «Замка» берется интеллектуал Петр Шерешевский вполне естественно. Этому режиссеру (отраде для театроведов, образованной публики и прогрессивного студенчества) присуща глубина современной интерпретации любого литературного материала. А нестандартные режиссерские ходы могут заставить зрителя смотреть его спектакли с открытым ртом: порой Шерешевский действует как фокусник, вынимая из условной «коробочки» все новые и новые предметы, понятия и смыслы, играя с ними и вовлекая в эту игру зрителей. Так происходит и с прозой Кафки.

Сразу уходя от традиционных толкований романа, режиссер заявляет жанр «фантазия на тему посмертного путешествия души нашего постсоветского современника». Стало быть, зрителю предлагаются мытарства воздушные, как именуются в христианстве 40-дневные скитания души, покинувшей тело усопшего. И землемер К. становится не героем, а проводником, сталкером по мытарствам не личным, но общественным, понятным и близким постсоветскому человеку, взращенному в теле СССР. Облачившись в майку-«алкоголичку» и сиротские растянутые хлопчатобумажные колготки, герой спектакля идет на «вечный зов» Молоха, бывшей одной шестой части суши, касавшейся тайны трех океанов. Идет не как зомби и манкурт, а сопротивляясь, заглядывая в темные углы, спотыкаясь на приятных воспоминаниях и отскакивая от воспоминаний, рвущих сердце.

Художник Надежда Лопардина, мастерски организуя камерное сценическое пространство, создает иллюзию бесконечной белой пустыни, усыпанной не то песком, не то снегом – заоблачно величественной и заброшенной одновременно. В ней и существуют персонажи спектакля, перемещаясь между конструкциями, превращающимися то в вагонетки, то в нары, то в башни и даже становящимися ложем любви. Роль Замка исполняет фанерный буфет сталинских времен, он же – буфет гостиницы, где трудится Фрида, главная женщина землемера К. Надежда Черных хороша в роли «фам-фаталь» («из-за таких вот топятся и вешаются, из-за таких полно буйнопомешанных», как пелось в одной студенческой песенке). Ее дуэт с Антоном Ксеневым, Землемером К. который олицетворяет всех знаковых героев – от Хаула из «Бродячего замка» до Бузыкина из «Осеннего марафона», преисполнен страсти и нежности одновременно. Смотреть больно, но смотришь, не отрываясь, жадно и любопытно, как и всегда на тех, кто пребывает в любви.

Положительных героев у Кафки, как и у Шерешевского, вообще нет. Разве что Варнава (Антон Падерин) и его сестры Ольга и Амалия (Яна Кривуля) даны зрителю в утешение. «Светлое пятно» в непроглядном сумраке – Ольга, ангел-хранитель Землемера, женственная и одновременно по-детски неуклюжая и трогательная в точном исполнении Евгении Яхонтовой.

Блестящими актерскими работами являются также Учитель и Хозяйка – Виктор Гахов и Светлана Балыхина, Староста и Мицци – Андрей Балашов и Светлана Циклаури, выстроенные через точные оценки характеров, внимание к мельчайшим их деталям. Впрочем, холостых актерских ходов тут нет и вовсе. Так, Ник Тихонов и Александр Худяков, «двое из ларца», псевдопомощники Землемера – Артур и Иеремия, на наших глазах из деревенских недотеп превращающиеся в цепных псов замка. Некоторую нудность повествования, особенно в первом действиии (не всегда же приключения, иногда и «просто гуляем») разбавляют их репризы, позволяющие отдать дань тончайшей эксцентричности актеров театра Малыщицкого, граничащую с высококлассной клоунадой, что базируется на редком сочетании абсурда и гротеска.

В Артуре и Иеремии олицетворена пошлость бытия, переходящая в полное и бескомпромиссное душевное уродство, с которым пытается бороться Землемер. К пошлости тяготеет и переиначенная советская песня, исполняемая хором деревенских жителей: вроде и подпеть инстинктивно хочется, но и без легкого отвращения прослушивание не обходится. Вроде и не ёрничают, исполняя, но в результате у зрителя рождаются далеко не лучшие ассоциации со временами, когда «фонтаны били голубые, и розы красные росли»...

Но спектакль обращается не только к тем, кто вскидывал руку в пионерском салюте и пил чай из алюминиевого чайника, коих на сцене великое множество. Постановка Шерешевского обращена не только к тем, кто помнит, как расшифровывается ВЛКСМ и знает, что такое ГУЛАГ. Для зрителей помоложе режиссер находит параллели вчерашнего и сиюминутного, подбрасывая для понимания происходящего на сцене опорные символы века нынешнего, изящно и иронично жонглируя метафорами, связанными с замком. Спектакль изобилует киноцитатами кино как массовое искусство и ассоциаций-то дает больше. Но тут и таятся режиссерские ловушки и капканы: лишь обрадуется зритель узнанному, а тут – раз! уже заставляют его перевести внимание совсем на другое...

В финале белое поле сцены усеяно каплями крови – красными воздушными шарами, то ли души человеческие, то ли остатки первомайской демонстрации, то ли земляничные поляны Бергмана и битлов, то ли… Пусть зритель додумает сам.

Роман Кафки давно и успешно превращен в компьютерную «бродилку». Возможно, существует уже и квест по его мотивам. Квестом кажется и спектакль КТМ. Квестом и для героев, и для зрителей, которым приходится ломать голову над загадками режиссера, пытаясь понять, куда дальше заведет действие. Собственно, в том и состоит секрет режиссерского мастерства: он в умении заставить зрителя самостоятельно искать ответы на поставленные в театре вопросы... Если, конечно, зрителю этого захочется. А ведь захочется, потому как не про осмысление «совка» этот спектакль. А о любви. О той, что движет солнца и светила, о той, что мертвого поднимет. О той, что является одним из двух, переходящих друг в друга, актов божественной комедии – Рождение и Любовь. А дальше – тишина.