Из портала «Эха Москвы»:

Григорий Сомов писатель, журналист, издатель

Умер великий грузинский писатель Чабуа Амирэджиби

13 декабря 2013, 23:17

В Тбилиси минувшей ночью на 93-м году жизни после продолжительной болезни умер великий грузинский писатель и общественный деятель Чабуа Ираклиевич Амирэджиби.
Он родился 18 ноября 1921 года. В 1944 году он был арестован и приговорен к 25 годам лишения свободы за антисоветскую деятельность. Несколько раз бежал из лагеря.
Его первая книга вышла в 1962 году. Однако известность в Грузии и в СССР, и в мире Чабуа Амирэджиби принес роман "Дата Туташхия", который в 70-80 гг. называли вторым Дон Кихотом, а его автора – вторым Сервантесом. Его переводили на многие языки мира, по нему был снят сериал «Берега»…

**

Далее – цит. по интернет-порталу «Синэргия»:

Из Википедии:

АМИРЭДЖИБИ Чабуа Ираклиевич ( 1921 - 2013 )

Чабуа Ираклиевич  АМИРЭДЖИБИ  родился в Тбилиси в семье юриста, происходящего из древнего княжеского рода. В 1938 году отец был репрессирован и погиб во время следствия, мать была приговорена к десяти годам лагерей.
В 1944 году за участие в студенческой политической группе «Белый Георгий» Чабуа Амирэджиби был приговорён к 25 годам заключения. Трижды бежал, причём в третий раз по поддельным документам попал в Белоруссию и стал директором завода, после чего снова был отправлен в заключение. Активный участник восстания заключенных в Норильске в 4-м лагерном отделении Горлага. С этапом штрафников отправлен на Колыму в Берлаг. Освобождён в 1959 году. С 1960 года занимается литературной деятельностью. Первая книга (сборник рассказов) вышла в 1962 году.
Роман «Дата Туташхиа» (1973-1975, авторский перевод на русский язык - 1976 года) - эпическое произведение в четырёх частях, действие которого происходит в дореволюционной Грузии. Герой его, Дата Туташхиа, «благородный разбойник» и борец с несправедливостью, названный по имени героя языческой грузинской мифологии Туташхи, задаётся целью улучшить мир. В каждой из четырёх частей он проходит одну из стадий — энтузиазм в борьбе с насилием, разочарование, борьба при помощи самопожертвования. Книга написана в форме связанных общим сюжетом вставных новелл.
Второй роман Амирэджиби (1994, авторский перевод на русский язык - 1996) «Гора Мборгали». Действие его происходит уже в советский период. Герой романа Иагор Каргоретели по прозвищу Гора Мборгали, странствует по стране, совершая шесть побегов из лагеря, без видимой цели, только ради движения как абсолютной ценности.
Третий роман Амирэджиби, «Георгий Блистательный» (на сюжет из грузинской истории XIV века), вышел в 2005 году; на русский язык пока не переведён.
Амирэджиби работал в кино и журналистике. Ему принадлежит сценарий сериала «Берега» по собственному роману «Дата Туташхиа». Работал главным редактором основанной им газеты «Обновлённая Иверия». <…>
В октябре 2010 года Амиреджиби получил благословение постричься в монахи от главы Грузинской православной церкви, Ильи Второго. Он также получил благословение от Патриарха на продолжение творческой деятельности. Священный Синод грузинской православной церкви в виде исключения разрешил 89-летнему писателю пребывать не в монастыре (писатель уже долгое время  тяжело болен), а в собственном доме. <…>
**

Из «Независимой газеты»:

ИЗБЕЖАВШИЙ КАЗНИ
90-летний классик Чабуа Амирэджиби завершает работу над автобиографией
Чабуа АМИРЭДЖИБИ, классику, патриарху грузинской литературы, писателю мирового масштаба, философу, а с некоторых пор – монаху Давиду исполнилось 90. Невозможно не восхищаться красотой этого человека – как физической, так и духовной. Его внутренняя гармония сродни, наверное, гармонии Гете в годы его зрелости... Вопреки недугам писатель продолжает работать, творить. Однажды Чабуа Амирэджиби сказал: «Я долго вынашиваю замыслы, медленно пишу». Первый его роман созревал 20 лет, долго рождался второй... Третий – «Георгий Блистательный» – появился шесть лет назад. «Считаю, что спешить некуда», – говорил писатель еще сравнительно недавно. Но сегодня торопится завершить воспоминания. С писателем, классиком многонациональной советской литературы побеседовала корреспондент «НГ» Инна Безирганова.
– Вы прожили яркую, сложную жизнь, и это уже стало историей. Что вы думаете о прошлом? Как оцениваете свою жизнь?
– В настоящее время я занят автобиографией – пишу воспоминания. Я должен успеть завершить эту работу, ведь мне уже 90! Считаю, что я родился везучим человеком. Ведь если бы не Божья воля, мне бы не удалось выжить. Однако для того чтобы выжить в невероятно жестоких обстоятельствах, требовалось быть еще и непоколебимым оптимистом, верящим в то, что на такую жизнь обрек меня сам Бог, и содеял он это не ради погибели моей, а чтобы я мог остаться в живых и победить беду. Такова моя оценка прожитой жизни.
– Расскажите, пожалуйста, о вашей философии обращения в прошлое.
– Я не вполне понимаю, что в моей жизни вы считаете обращением в прошлое, тем более философией такого моего поступка. Я никогда не обращался в прошлое…
– Однажды вы были в полушаге от казни – как Федор Достоевский. Можете вспомнить, что испытали в те минуты, часы, дни, когда ждали расстрела?
– Должен признаться, что малую частичку жизни я прожил с ощущением гордости от того, что умираю как наследник своих предков – за независимую Грузию, за счастливое будущее своей нации. К великому моему разочарованию, казни не произошло – это, конечно, шутка, а не насмешка… (За участие в студенческой политической группировке «Белый Георгий» Чабуа Амирэджиби был приговорен трибуналом к 25 годам заключения, однако прокуратура потребовала расстрела. В течение трех месяцев будущий писатель сидел в камере смертников, ожидая исполнения приговора, однако трибунал не удовлетворил требование прокуратуры, и будущему писателю удалось избежать казни. – И.Б.)
– Когда-то Флобер признался: «Мадам Бовари – это я!» Можете вы сказать то же самое о ваших героях – Дате Туташхиа, Гора Мборгали, Георгии Блистательном?
– Думаю, невозможно вылепить характер достойного героя, внутренне не превратившись в задуманную личность. Для меня, вернее в моем случае, это преображение распространяется и на героев второго плана.
– Гоген однажды заявил вполне категорично: «В искусстве я прав!» Можете вы так же уверенно сказать о себе?
– Не могу. Я никогда не был доволен вполне своими книгами. И теперь считаю, что можно было написать лучше. Некоторые писатели пытаются «исправить» это в последующих изданиях. В это я не верю и к таковым действиям не прибегал.
– Если бы вы не пережили то, что пережили, если бы ваша жизнь не была столь напряженной, наполненной трудностями, то стали бы вы писателем?
– Думаю, что да. Но опять же считаю, что писатель рисует того человека, в которого его, писателя, превратила жизнь. Если говорить более точно, писатель пишет то, чем одарило его прожитое либо увиденное настоящее, воспринятое прошлое, а может быть, вдобавок, предсказуемое будущее.
– Однажды в интервью вы сказали: «Я 20 лет жил, сжав кулаки!» Жизнь для вас – это борьба, вечный бой?
– А разве существует другая жизнь? Все зависит от интенсивности обращения к настоящему времени. В том моем ответе на вопрос журналиста имелись в виду четыре года борьбы с существовавшим строем и 16 лет лагерей с побегами из-под чекистского огня. Но при всем этом разве можно жить без сжатых кулаков?!
– Какие для вас существуют авторитеты в мировой литературе? Кто или что оказало на вас влияние в детстве, юности и в более поздние годы?
– Не в силах ответить на этот вопрос. Единственное, чем могу вас утешить, – это тем, что я никак не мог уйти от очарования европейской разноязычной классики.
– Иногда вас сравнивают с Фолкнером, относят ваше творчество к магическому реализму. Как вы это прокомментируете?
– На этот вопрос у меня ответа нет, поскольку не считаю свое творчество наследством какой-либо литературы. И тем более какого-либо, пусть гениального творца: я есть Чабуа Амирэджиби!
– Почему вы обратились к личности Георгия Блистательного в своем третьем романе? Чем вам интересна эта личность, этот период истории Грузии?
– Этот отрезок истории Грузии считаю одним из самых сложных для царей. Георгий выработал образ действий, необходимых для достижения цели – спасения нации от уничтожения, возможности оставаться самими собой. Такая возможность проявить свою личность была найдена царем Георгием, который вполне справедливо остался в истории как ярчайшая личность – не только как царь, но и как человек своего времени, как сын своей родины.
– Как воспринимаете современную литературу, в том числе грузинскую? Что вам интересно сегодня читать?
– К сожалению, я уже не читатель, я почти слеп. Но по прошлым временам ценю настоящих писателей. Настоящими считаю тех, в творчестве которых прослеживается стремление четко отобразить настоящее и нарисовать человеческие характеры, порожденные временем, свойствами настоящего. Тех, кто определяет будущее человечества через и посредством отображения характеров.
– К чему вы испытываете отвращение? Что вас пугает в современном мире, людях? Разочаровались ли вы в человеке как таковом? Возможно ли, как вы считаете, разумное устройство человеческого общества или это иллюзия?
– Отвращения не чувствую ни к чему. То есть все, что вижу, предвижу или знаю по прошлому, считаю продуктом существования человечества, к которому отношусь и сам. Думаю, нет таких людей, которые питают отвращение к самим себе. В современном мире пугают меня лишь возможные ошибки правящих, которые могут привести к глобальным катаклизмам. В человеке я не разочаровывался, все человеческое всегда считал природным явлением. Что касается разумного устройства мирового сообщества, то абсолют для меня является невозможным.
– Когда-то вы были депутатом парламента. Жалеете ли вы об этом периоде вашей биографии? Должен ли писатель быть в бурном потоке жизни, к примеру, включаться в политику, или его удел – это все-таки уединение за письменным столом?
– Бог создал человека для существования, которое предполагает участие в существовании мироздания и самого человечества. Всякий отдельный человек обязан принимать участие в процессе жизни по мере собственных возможностей.
– Извините за интимный вопрос. Почему вы решили принять постриг?
– Принял монашество потому, что лишь один Бог знает назначение человека, мира, земного шара, будущее всего этого. А главное – как осуществлять свое предназначение живому существу, а именно – человеку.
– Кто ваш любимый писатель?
– Нелюбимых писателей у меня нет. Писатель – само это слово я считаю любовью.
– Где, по-вашему, сегодня находится духовная столица мира?
– Таковой быть не суждено, пока существует цивилизованный мир, состоящий из духовно одаренных народов.
Источник: Независимая Газета  .
**

Пятница, 13 Декабря 2013 г. 20:31

Чабуа Амирэджиби написал несколько романов, среди которых самый известный – «Дата Туташхиа», о благородном и справедливом разбойнике, не присоединившемся ни к бандитам, у которых была черная, ночная власть, ни к буржуазному обществу, властвовавшему днем в начале века, ни к справедливым красным, готовым днем и ночью захватывать все и всех с их душами и телами. Он был сам по себе. И ценности духа у него были простые и вечные. Собственно, те же самые, которыми пренебрегали все, кто их декларировал, партиями, конфессиями и толпами.
Мир, поделенный на повелевающих, которые попирают законы и нормы, и остальных людей, зависимых от тех же норм и законов, одинаково неприемлем для одинокого абрага. Не то чтобы он презирает холопов, рабски и искренне целующих руку власти предержащей, или самого обладателя руки – он не учитывает их в своей жизни.
Он бегает из тюрем, и его возвращают в них, чтобы он опять бежал. Он ищет свой собственный путь, простой и достойный. Он живет по опыту шедшего по земле своей дорогой философа с котомкой за плечами и чудесной мыслью в голове: Бог так устроил, что все простое (пусть и сложенное из разного) – правда, а все сложное – неправда. И хотя ни вымышленный Дата Туташхиа, ни реальный Чабуа Амирэджиби не читали Григория Сковороду, они исповедовали простоту. И чувствовали дискомфорт, оттого что кто-то рядом живет несложно, но скверно.
Мир никогда не будет жить справедливо, потому что он населен людьми. Свобода и равенство несовместимы, а многим обитателям хочется одинаковых, достаточных для проживания условий. Но если невозможно, чтобы большинство жило лучше, то их успокоила бы ситуация, в которой остальные станут жить как все.
Печаль о прошлом равенстве подарена избирательностью памяти, которая выхватывает из ушедших времен приемлемые знаки. Знаки закрепляются сознанием неловко сложившихся жизней и создают основу веры и раболепной ненависти. Веры в то, что сильный унизит богатого, и ненависти к удачливому меньшинству.
Эти чувства имеют психологическую почву. Еще недавно все принадлежало всем. Точнее, ничего никому не принадлежало. А теперь что-то принадлежит, но не мне, не народу (кто он?), а тому, кто воспользовался ситуацией, украл, честно заработал. Важно, что не мне. И надежда на возвращение утраченного равенства – одна. Сильная рука.
Но сильная рука – все равно из другой части, из меньшинства. И это меньшинство тоже неоднородно. Оно враждует между собой. Власть и деньги. Интеллигенция, приспособившаяся жить в ладу с государством и полагающая жить без него. Промышленники, отхватившие кусок, и те, кто желает его перехватить. Молодые волки и старые шакалы... И все (почти все) они демонстративно покончили свои отношения с большинством. Украшения ценой в месячный бюджет детского дома. Машины, за которые выложены деньги, превышающие годичную зарплату научного института, загородные дома стоимостью в больницы... И все хвастливо, громко, без ощущения неточности поведения и с демонстративным пренебрежением к окружающей бедной стране.
Бесстыдны парламентарии, члены кабинета, кремлевские сидельцы, церковные олигархи, бесстыдны много больше банкиров и нефтебаронов, поп-звезд и телегероев, потому что, обслуживая большинство, они у него и воруют. Именно эти официанты наиболее опасны для людей. Они строят систему, от которой избавиться можно, лишь когда к народу придет осознание, что жизнь каждого человека важнее для этого человека, чем жизнь страны. Только осознание собственного достоинства своего «одинокого голоса» медленно приведет к мысли, что и для большинства свобода выше равенства.
А меньшинство?.. Как оно бросилось жить красиво и на виду. Как упивается большинство этого меньшинства своей новой болезнью – буржуазностью и нуворишеством – болезнью, которая в пристойном обществе считается малоприличной, на манер венерической. Сколь пренебрежительны манеры и безвкусны пристрастия.
Ах, Чабуа Амирэджиби. Ах, многолетний скиталец по политическим лагерям, трехкратный беглец и возвращенец, ах, блестящий писатель и красивый человек.
Мы сидим в его скромной квартире, пьем чай, слушаем стихи Пастернака, замечательно переведенные Тамарой – женой Амирэджиби, разговариваем. Точнее, говорю я, а Чабуа пишет свои слова фломастером на пластмассовой табличке. Прощаясь, Чабуа одним дыханием, поскольку голос потерял после тяжелой операции, словно извиняясь за скромность обстановки и приема, говорит:
– Вот так мы живем, Юра. Но мне кажется, что в наше время иначе жить неловко.

См. также В «Новой газете»: Дата Туташхиа и мост над пропастью

Не стало Чабуа Амирэджиби

Юрий Рост, Обозреватель «Новой»