7-е заседание Валдайского клуба. Сессия V. "Россия в мире: может ли она стать такой, какой ее хочет видеть мир? Какой она хочет видеть себя?"

Устное выступление Кирилла Рогова на открытии сессии. Текст публикуется с согласия автора, без авторской правки.

Кирилл Рогов: Я сосредоточусь только на первых вопросах сессии, которые сформулированы в программе. Можно ли идти в 21 век, не расставшись с проклятым для России 20 веком, не усыпав страну памятниками жертвам 20 века? Или отказ от сталинизма означает отказ от своей истории, от своей идентичности?
    Я когда-то придумал для себя и даже где-то написал, что концом истории 20 века, реальным концом и Москва станет одной из нормальных мировых столиц в тот момент, когда в центре Москвы появится мемориал жертвам сталинизма и тоталитаризма. И что очень важно, он должен располагаться в совершенно определенном месте. Он должен располагаться в известном здании на Лубянской площади. У этого здания не может быть другой функции в городе. Ясность этой мысли как бы была подсказана мне аналогией: таким новым смысловым центром, важной точкой объединенного Берлина стал новый мемориал жертвам Холокоста. Кстати, еще одна великая столица мира имеет музей жертвам террора среди обязательного туристического набора имеет Париж - Conciergerie.

И одним случаем ясность этой мысли была подсказана. Один мой приятель в 2008 году, когда играли Челси и Манчестер Юнайтед в Москве, вечером натолкнулся на толпу в переулках в центре на толпу манчестерских фанатов и несколько испугался. Они были очень возбуждены, он попытался уйти куда-то в сторону, но они последовали за ним. И когда он понял, чего они хотят - они тыкали в карту и кричали "Ka Джи Би" - они хотели посмотреть на этот дом. И эти далекие от политики люди, приехавшие на сутки в Москву, решили посетить какое-то важнейшее место в Москве. И этим местом оказался этот дом, который действительно для всего мира является таким символом загадки и ужаса террора, необъяснимости, мистики террора. И мы здесь ничего не изменим, это всемирно исторический факт.

Русский 20 век - это век коммунизма и сталинизма, а не победы над фашизмом. Это сложившийся факт. Так человечество будет помнить русский 20 век.

Что я хочу сказать? Я хочу сказать это к тому, что уже замечательно было сказано и процитировано, я хотел бы проблему десталинизации рассмотреть кратко, поставить ее не в том гуманистическом, моралистическом ключе обязательности покаяния, а развернуть ее в прагматическом аспекте. Я убежден, что сознательно насаждаемая элитами пропаганда идеология десталинизации, антисталинизма - это для России не вопрос прошлого, не вопрос разбирательства с прошлым, а вопрос разбирательства с будущим. Вопрос о сталинизме и идеология десталинизации - это обсуждение вопроса о месте и роли насилия в обществе. Это принципиальный для общества вопрос, вокруг которого общество должно понять и сформулировать для себя некий консенсус. Отказ и сознательно насаждаемая идеология десталинизации и антисталинизма - это некий новый общественный договор, некоторая новая рамка цивилизационных отношений для России. И поэтому это должна быть мощнейшая пропагандистская вещь, одна из опорных точек новой российской национальной идеологии. И только это. Как мне представляется, позволит нам двинуться вперед.

Мы за последнее десятилетие видели несколько раз эти синусоиды. Хорошо заметно, что как только тема сталинизма затухает в обществе, как только об этом начинают меньше говорить, ползучим образом тема насилия начинает увеличиваться. Не проведя вот эту кампанию, не утвердив эту идеологию десталинизации, нам не удастся перейти к новым взаимоотношениям элит, когда война не обязательно ведется только на уничтожение, и нам не удастся отойти от принципа "победитель получает все". И пока мы не сформулируем это новое состояние общества, новое понимание границ насилия и цены насилия, то мы не сможем перейти к этому новому типу взаимоотношений, в частности, в политике, где принцип "победитель получает все" ставит крест на возможности каких-то консенсусных процедур и демократического механизма.

Мы хорошо видели в последнее десятилетие, что когда сталинизм перестает быть важной общественной темой, у нас начинается некоторое изменение отношения к праву, изменение отношения к правосознанию. В 1990-е годы, по крайней мере, на уровне риторики понимание права в России опиралось на либеральное понимание права. То есть это было понимание права, в основе чего лежат естественные права и свободы личности, и отсюда выстраиваются представления о справедливости. Сегодня понимание права все больше эволюционирует в такую сталинистскую доктрину, в такое архаическое понимание права, которое было когда-то выражено у Гобса. Он определил это понимание так, что сила закона в том, что это приказ суверена. И когда В.В.Путин говорит, что правосознание - это подчинение действующему законодательству, а кто не подчиняется, тех надо бить дубинкой по голове, это для меня такой сталинизм в чистом виде. Это то, что принесено сталинизмом в наше сознание.

Сергей Караганов вчера сказал, что, может быть, прощанием с 20 веком был бы вынос тела из мавзолея. Здесь я хочу сделать такую ремарку, я думаю, что тело из мавзолея будет вынесено. Я даже господину Караганову сказал бы, если бы он был здесь, примерную дату, когда это произойдет. Это произойдет, скорее всего, я думаю, осенью 2012 года или в начале 2013 года, когда президент Владимир Путин инициирует этот процесс. Этим оправдает свое возвращение в президентское кресло, его поддержит патриарх, и это будет сделано. Но это не будет концом 20 века и концом того, о чем я говорю. Потому что для Владимира Путина не сложно вынести тело Владимира Путина из мавзолея. Но Владимир Путин никогда не согласится разместить мемориал жертвам тоталитаризма и сталинизма в здании на Лубянской площади. И здесь пролегает принципиальная грань идейных и политических различий между мною и Владимиром Путиным. Для Владимира Путина Ленин - это революционер картавый, а Сталин - государственник. Поэтому Ленин будет вынесен из мавзолея, а здание на Лубянской площади будет зданием ФСБ при Владимире Путине.

Вот эта идеология последовательной десталинизации, уничтожит ли она нашу историческую идентичность и 20 век? Охарактеризовать историческое сознание российского общества можно таким примером: это шумная истерика по телевизору по поводу переноса или осквернения памятника солдату-освободителю в какой-то восточно-европейской стране и одновременно полное равнодушие к сносу исторических палат 17 века в центре Москвы. Памятник нам важен, и палаты не важны. За этим на самом деле стоят две концепции понимания истории и исторической идентичности. В первой, сталинистской, эта история понимается как государственный миф. Это бесконечная история побед государства или его героического противостояния чему-то внешнему. И в ней вовсе не важны реальные палаты 17 века, их легко можно снести и поставить на их месте, например, памятник победы над поляками в 1612 году. Т ак устроены эта идеология и это историческое сознание.

В центре другого исторического сознания находится микро-история, частная история. Это история сословий. Истории семей, истории местностей. И это другая оптика, в центре ее находится человек, а не государство. Она по своему драматична. Если в государственной истории ключевыми точками являются войны, а мир - это такие промежутки между войнами, то в частных историях, в микро-истории войны - это катастрофы, которые прерывают течение нормальной жизни. В этих двух исторических сознаниях совершенно разные оптики. И расстаться с тем пониманием истории, которое сейчас у нас есть, сталинистским, и вернуться к другому историческому сознанию, это будет очень продуктивно.

И последнее, что я хочу сказать. Единственный аргумент против последовательной десталинизации - это возможность авторитарной модернизации, которая опиралась бы на некоторые традиционные институты и традиционное сознание. Когда мы говорим об авторитарной модернизации, нужно понимать экономическую роль авторитаризма, его политэкономическую природу. Вот мы понимаем, что если бы в Китае сейчас была бы проведена широкая модернизация, это привело бы к росту социальных расходов и расходов на рабочую силу и подорвало бы экономическое китайское чудо. В России все стоит противоположным образом. В России социальные расходы и расходы на рабочую силу при авторитарном режиме оказываются выше, чем при режиме демократическом.

Это легко проследить, сравнив динамику экономического роста и динамику зарплат последних 20 лет. Так например, в кризис 1998 года у нас ВВП упал совсем немного, а доходы сократились довольно значительно - на 15-17 процентов. А в этот кризис у нас ВВП упал на 12 процентов, а доходы выросли на 2 процента. И это расходы на авторитаризм. В России авторитаризм имеет совершенно иную природу - это система по распределению ренты. И ее экономическая природа такова, что она не приспособлена для того, чтобы повышать экономическую эффективность общества. Именно поэтому у нас нету пути авторитарной модернизации, нам нужно думать и делать выбор в пользу сознательного выстраивания идеологии глубокой десталинизации общества".