Осетино-ингушский конфликт 25 лет спустя
В результате этнической чистки ингушей 30 октября – 4 ноября 1992 года, по данным Генпрокуратуры России на 1995 год, погибли 490 ингушей и 118 осетин. Без вести пропали 208 ингушей и 37 осетин. 60 тысяч ингушей, жителей Пригородного района, вынуждены были оставить свои дома и бежали в Ингушетию.
Сегодня на территории России существует замороженный конфликт: многие погибшие так и не захоронены (Осетинские власти не открывают места массовых захоронений убитых ингушей), так и не решен вопрос с проживанием беженцев-ингушей, с возвращением домой (часть их третье десятилетие живет в строительных вагончиках), неизвестна судьба пропавших без вести, а люди продолжают исчезать и сегодня. Расследование событий 1992 года много раз начиналось следственными органами, но ни разу не было доведено до конца.
Участники круглого стола:
1.Анна Шароградская, директор ИРП
2. Юрий Нестеров, член Правозащитного Совета Петербурга
3. Григорий Михнов-Вайтенко, член Правозащитного Совета Петербурга
4.Наталия Евдокимова, член Правозащитного Совета Петербурга
5. Хава Хазбиева, кинодокументалист
6. Ольга Старовойтова Ольга, член Правозащитного Совета Петербурга
7. Зарета Льянова, свидетель событий
8. Никаноров Алексей, журналист
9. Евгения Литвинова, журналист
Вели круглый стол Анна Шароградская и Юрий Нестеров.
Петербуржский круглый стол по осетино-ингушскому конфликту задуман не как разовое мероприятие. Он проходит уже в третий раз и предполагает постоянную работу по осмыслению и преодолению трагедии, которая до сих пор даже не артикулирована в публичном пространстве.
Первой выступала Наталия Леонидовна Евдокимова с рассказом о позиции и деятельности Совета по правам человека и развитию гражданского общества при президенте РФ. В СПЧ есть специальная комиссия, которая занимается темой прав человека в северокавказских республиках. Представители Совета по правам человека встречались и с ингушами, и с осетинами, но общей позиции выработать не смогли.
Наталия Евдокимова: «Я думала, что по прошествии четверти века страсти улеглись. Мы все вместе встречались с двумя руководителями республик. Каждый пообещал создать рабочую группу для выявления последствий конфликта и написания «дорожной карты» по преодолению ситуации. Вместе с Леонидом Никитинским мы общались с представителями НКО. Отдельно с ингушскими, отдельно – с осетинскими. В разговоре с ингушами речь шла о том, что ингуши – репрессированный народ. Рассказывали, что, вернувшись, они увидели, что их земля занята. Грузины земли освободили. Осетины – нет. Просили «хотя бы выдать трупы» убитых в 1992 году или то, что осталось от тел убитых. Потом была встреча с осетинами. Они говорили, что всё хорошо, никакого конфликта нет, проблема надуманная. Но даже останки тел пока получить не удается. Всё двигается так медленно, потому что, оказывается, раны еще не заросли».
Евгения Литвинова: «Обсуждается ли в СПЧ тема расследования конфликта 1992 года? Что происходит со следствием? С прокурорской проверкой?»
Наталья Евдокимова: «Мы от СПЧ написали рекомендацию об этом. Но она не была принята. Мы направляли рекомендации главам республик, в правительство России и в следственные органы. Ощущение, что никто не хочет трогать эту проблему».
Хава Хазбиева (на фото справа): «Спрашивали ли ингуши о ходе расследования?»
Наталья Евдокимова: «О расследовании ингушская сторона не говорила вообще. Только о возвращении останков. Возвращение останков – это вопрос не политический. Он очень медленно, но решается. Но я не знаю, что должно произойти, чтобы в ближайшее время началось расследование».
Юрий Нестеров: «Считаю, что нужно поднимать проблему на федеральный уровень. Будем действовать через конкретных людей».
Григорий Михнов-Вайтенко говорил об истоках осетино-ингушского конфликта 1992 года, заложенного сталинской национальной политикой в 1944 году, и предлагал решать проблему в целом: публично и окончательно отказаться от этой политики, от сталинского наследия.
Григорий Михнов-Вайтенко: «Ситуация с осетино-ингушским конфликтом – это кульминация. Это переход от сталинской национальной политики к национальной политике нового государства. То, что происходит в Ингушетии, - прямое следствие политики Сталина. До него в российской истории режима переселения народов не существовало. Считаю, что нужен общественный трибунал репрессированных народов. У этого общественного трибунала должен быть один главный подсудимый: Сталин и сталинщина. Без серьезнейшей оценки событий, начиная с 30-х годов и заканчивая 1953-м, мы не сможем добраться до причины этого конфликта. Документы конца 80-х – начала 90-х о реабилитации репрессированных народов только-только наметили проблему, дали возможность вернуться на родину. Это касается и ингушей, и крымских татар, и немцев, и других. Важно, чтобы круглый стол (как институция) по конфликту 1992 года выступил в качестве инициатора этого общественного трибунала. Иначе мы ограничиваемся требованием: «Отдайте тела!» А всё остальное заметаем под ковёр. Мы знаем, что никакие государственные институции не работают, никакие институции, приближенные к государственным, не работают. Я уверен, что «Мемориал» подключится к идее трибунала. Еще многие организации подключатся. Может быть, если площадкой станет не Москва, а Санкт-Петербург, будет легче организовать общественный трибунал. Начинать необходимо с исторических оценок. Слава богу, многим исследователям в конце 80-х – начале 90-х удалось прорваться в архивы. Существуют эти жуткие сталинские приказы о выселении народов. Но нет общественной дискуссии и нет общественной оценки. Сегодняшняя федеральная политика в отношении репрессированных народов – продолжение сталинщины. Поставив вопрос об общественном трибунале, мы получим очень широкий отклик от самых разных людей».
Ольга Старовойтова: «В законе о репрессированных народах плохо прописаны механизмы. Над совершенствованием закона надо работать».
Юрий Нестеров: «Считаю, что мы далеко не продвинемся, если не наладим контакт со всеми московскими инстанциями. Будем общаться и с Москальковой (Татьяна Москалькова – уполномоченный по правам человека РФ – Е.Л.), и с СПЧ. Наша задача – понудить к работе всех тех, кто обязан заниматься этими проблемами по должности, не откладывать проблему еще на 20-30 лет. Сделать всё, чтобы в обозримом будущем эти вопросы были разрешены. Но как это сделать? Сегодня у нас самих еще нет четкого видения ситуации. Не нужно противопоставлять расследование событий 1992 года и общественный трибунал. Многие люди знают: кто и как убивал их родственников. Не удовлетворено естественное человеческое стремление к справедливости, к наказанию виновных. Необходимо заниматься параллельно общественным трибуналом над Сталиным и сталинизмом и расследованием преступлений 1992 года, требовать от правоохранительных органов вернуться к этой теме и ликвидировать существующую на территории Осетии дискриминацию ингушей. Пока
со стороны руководства Осетии и Ингушетии всё ограничивается словами «создана рабочая группа для дальнейшего решения вопросов», а за этими словами ничего не стоит. Нет информации о том, начато ли расследование, а если начато, доведено ли до конца. Хотелось бы, чтобы как можно больше людей включилось бы в обсуждение этих проблем и в Ингушетии, и в Осетии. Без тех людей, которые в Осетии готовы встать на позицию справедливости, нам будет очень трудно двигаться вперед».
Ольга Старовойтова: «Проблема десталинизации обостряется с каждым днем при нашей жизни. Мы потому так сейчас и живем, что не было десталинизации. И страна становится безнадежной».
Анна Шароградская: «Мы собрались в третий раз. Мы решили, что это будет разностороннее расследований по преступлениям против репрессированных народов (и ингушей, и крымских татар, и других). Но кто, когда и к кому будет обращаться? Нам надо наметить: что делать? Все собранные материалы должны прозвучать в качестве доказательств в суде, в трибунале. Тогда они будут услышаны. И не только в своей стране. Если это будут просто книги, фото- и видеодокументы, никто это читать и смотреть не будет. Мы должны задать себе вопрос: «Чего мы хотим?» Мы хотим, чтобы ингушам вернули останки убитых? Или мы хотим покаяния тех, кто виновен в преступлениях?»
Григорий Михнов-Вайтенко: «Мы все здесь (на круглом столе) знаем о проблеме Пригородного района. Для нас сейчас важнее разработка практических шагов. Тема и идеи круглого стола должны стать достоянием широкой общественности, а не только участников. Я полагаю, что трибунал – один из механизмов включения общества в эту тему».
Евгения Литвинова: «Мы все – здесь присутствующие – знаем о проблеме. Но это не значит, что о трагедии 1992 года знают люди вокруг. 25 лет эти события были под спудом. Наша задача: вытащить их на поверхность. Моя просьба к жителям Пригородного района: сделать короткие (не более 5 минут) видеозаписи с рассказами о личных трагедиях. Эти ролики мы сможем размещать в соц. сетях и знакомить людей с событиями 1992 года».
Юрий Нестеров (на фото слева вместе с Натальей Евдокимовой и Анной Шароградской): «Если будут эти видеозаписи, мы не сложим их в архив, а будем с ними работать. Нам надо решить: как сделать так, чтобы эти заявления никто не клал под сукно. Мы должны добиться, чтобы дело взяла под свой контроль Генеральная прокуратура».
На круглом столе была и прямая трансляция из Назрани. В разговоре участвовали члены совета тейпа, члены «Союза репрессированных народов России», родственники убитых и пропавших без вести в 1992 году и позже. Они поддержали идею борьбы с неосталинизмом. К сожалению, техника работала не блестяще. Но идеи, высказанные на круглом столе, ингуши поддержали. И еще раз вернулись к теме возвращения останков погибших, поскольку даже эта проблема (много раз обсужденная и не самая сложная) до сих пор не решается. 25 лет родственники не могут получить тела погибших. Родственников не признают потерпевшими, следствие не ведется. Люди не рассчитывают на справедливость и законность в России и планируют обратиться в ЕСПЧ. А сейчас они просят петербуржцев о конкретной, действенной помощи: повлиять на следственные органы, чтобы расследование возобновили. Но едва ли это в наших силах.