Кто скажет «Speak, memory»
Литература нон-фикшн, спектакли, построенные на документальных рассказах, небывалый интерес к старым вещам, свидетельствам о прошлом. Споры вокруг прошлого, которое не может защититься, но может быть использовано как угодно. Мы взываем к прошлому, разрушаем его и/или сохраняем, спорим о нем. Между тем личные воспоминания могут стать поддержкой для пожилых людей, тех, кому угрожает деменция, кто страдает от одиночества.
О том, как в Европе прошлое может быть использовано в помощь семьям с пожилыми, для сохранения их социальных связей, рассказывает Галина Артеменко. Она побывала в «Доме Воспоминаний» в финском городе Котка. Это один из европейских проектов по сохранению личных историй и поддержке пожилых людей.
Деревянный двухэтажный просторный дом на Мерикату, 3 в Котке в 1940-х принадлежал богатому человеку Арво Маннеру, потом здесь жил инженер-электрик со своей семьей, работавший в лесопильной компании норвежца Ханса Гутцайта «ЭНСО-Гутцайт». Не столь давно дочь инженера приезжала на Мерикату, 3 и рассказывала, как они жили здесь, где была кухня, где и какие комнаты.
Например, комната ее брата выходила окнами на улицу и он в юности, когда поздно возвращался домой, просто залезал в окно…Половина этого старого просторного дома уже тринадцать лет занята своеобразным учреждением под названием «Дом Воспоминаний» – вывеска на финском «Muistojen Talo» – свидетельствует об этом. На застекленной прохладной террасе нас встретил аромат горячих булочек – целый поднос был выставлен на столик. Мы потом поняли, что булочки должны были охладиться, но быть свежими и мягкими: чтобы в них положили сливок и подали к столу в гостиной со старой мебелью и картинами на стенах.
Мы вошли в переднюю: на вешалке старая одежда, над дверью, ведущей дальше – вышивка с девизом «Мой дом – моя крепость», на второй этаж ведет в меру крутая деревянная лестница, под которой –дверь в комнатку, ну точно как в фильме про Гарри Поттера, он жил в такой комнатенке у Дурслей. Но мы не заглянули в комнатку, и эта ассоциация нам не пригодилась, хотя, как мы помним, у Роулинг именно воспоминания играют одну из ключевых ролей в том, что юный волшебник побеждает зло…
И если уж говорить об Англии, то корни появления Дома Воспоминаний уходят в Лондон. Сейчас я объясню, в чем тут дело: Дом Воспоминаний в Котке создала Леони Гогенталь-Антин, доктор общественно-экономических наук, вдохновившись Центром Воспоминаний в Лондоне, уникальным местом, где изучают воздействие воспоминаний на жизнь последующих поколений, собирают устные истории. Тот, в свою очередь, был основан в 1983 году Пэм Швейцер, активисткой, преподавателем, драматургом, писателем, автором целого ряда книг устных историй, в том числе и «Что ты делала на войне, мама?» (What Did You Do in the War, Mum?: Women Pensioners' Memories of Wartime). Спустя двенадцать лет после создания Центра Воспоминаний Пэм стала специально работать с пожилыми людьми с деменцией, потому что пробуждение воспоминаний помогает дольше сохранять память и продлевать нормальную жизнь людей, сохранять социальные связи. В Европейскую Сеть Воспоминаний (European Reminiscence Network), проект, названный Европейским Союзом одним из успешных, вовлечено 12 стран, в том числе и Финляндия. Дом Воспоминаний в Котке – единственный в стране.
Что здесь внутри? Мы остановились в передней, где вешалка со старыми вещами, где лестница на второй этаж, Пока осмотрим первый. Большая комната слева с окном на улицу – не в него ли лазал молодой сын инженера? – ныне выставочный зал, справа – офис, дальше кухня, соединенная с обширной столовой и небольшая гостиная, где был уже сервирован изысканным петербургским фарфором чайный стол для нас. На первом этаже мы и беседовали с Леони Гогенталь-Антин и с координатором Туулой Кумпонен о том, как Воспоминания помогают жить в настоящем.
Как это работает? Дом Воспоминаний открыт с понедельника по пятницу с 11 до 15 часов для индивидуальных и корпоративных членов организации, после – для всех остальных. Никаких ограничений по возрасту нет. За год сюда приходят около трех тысяч человек. Россиян всегда интересует финансовый вопрос : Дом Воспоминаний получает субсидию от администрации Котки, членские взносы: от индивидуальных членов – 10 евро в год, от организаций – 100. Кофе и булочки здесь продаются за небольшую плату, но все равно это идет в доход дома.
Пространство сдают в аренду: здесь, в уютной винтажной обстановке можно провести крестины, день рожденья, выпускной, любую другую встречу. В столовой в углу примостила старый шкаф, полный вязаных пинеток, носков и носочков, шляп, шапок и шапочек-капорков, шарфов и шарфиков – это произведения членов клуба рукоделия. Все это тоже продается, чтобы поддержать Дом Воспоминаний.
А еще сюда приезжают учиться со всей Финляндии – студенты-медики, медсестры, социальные работник, специалисты в сфере культуры, работающие с пожилыми. День обучения в группе стоит 250 евро, полдня – 150. Здесь учат, как работать с воспоминаниями, как пробудить пожилого человека вспоминать, чтобы память заговорила, чтобы именно это позволило удержать нынешний день, укрепило разум, не дало деменции прогрессировать. Люди, которые обучаются здесь, называются координаторами памяти, лоцманами памяти.
Пэм Швейцер призывала память говорить через искусство. В Котке делают то же самое: создают документальные спектакли на основе интервью пожилых людей, в которых играют сами пожилые а также и молодые люди, а еще здесь память говорит на языке предметов, старых вещей, писем и фотографий – их помещают в memory boxes. Первый такой ящик – вот он, стоит на старом фортепиано в гостиной. Настоящий деревянный ящик из-под чего-то военно-морского, говорят, вроде, мин … В ящике инсталляция – маленький мир старого порта, моряки, маяк.
Сверху, над ящиком, укреплены фото – это прошлое самого художника, профессионального рыбака Хольгера Сьогрена, шведа, финского гражданина, родившегося в 1939 году. Он очень скучал, выйдя на пенсию, переехав в город. Инсталляция хоть немного примирила его с ходом времени. Он жив до сих пор, иногда рыбачит.
Мы поднимаемся на второй этаж по старой деревянной лестнице, которая не скрипит. На втором этаже хранятся другие memory boxes – самые разные истории в бывших военных ящиках. Впрочем, некоторые – в старых чемоданах. Мы не можем, как в волшебном мире Гарри Поттера, собрать воспоминания с помощью волшебной палочки в волшебный сосуд. Но создать образы – можем. Ящики и чемоданы оказались столь удобны, чтобы инсталлировать маленькие миры прошлого, отмечать самые главные события в человеческой жизни, собрать важные или любимые предметы. Вот пляжные очки, вот роза, вот пузырек духов. А в одном из ящиков – темная ночь, снег, на снегу узкоколейка и товарные вагоны.
Это сделал пожилой эмигрант из России финн-ингерманландец, вывезенный в детстве из Ленинграда со всей семьей – не просто в эвакуацию, а депортированный на поселение. «Путь в Сибирь» называется это воспоминание.
Второй этаж Дома Воспоминаний полон старых предметов, фотографий, артефактов. Кстати, старых вещиц, принесенных из своих домов разными людьми просто так, чтобы не пропали, можно и прикупить в качестве сувенира – за один евро, деньги тоже идут в фонд Дома Воспоминаний.
Я покупаю гэдээровский подсвечник, которому лет сорок с гаком. Оказывается, он из дома Леони. Мы с ней смеемся. Коллега рассматривает стопку старых английских тарелок из хорошего фаянса и покупает ровно половину. Мне становится жаль, что они разлучатся, я покупаю оставшиеся четыре – пусть будут порознь, но все же по одну сторону границы. Я понятия не имею, откуда они. Леони тоже не знает. Кто-то принес. Для меня они - вещи, лишенные прежней личной истории, потому что я никогда не смогу ее узнать, но обретающие отныне мою. У них обнулилось прошлое. И начался новый отсчет.
До поездки в Котку и после я читала книгу Марии Степановой «Памяти памяти» – о самой природе современной памяти, о том, как и что мы помним, что происходит с памятью, пытающейся закрепиться в вещах, о самой современной возможности помнить, запоминать, сказать вот это самое «Speak, memory»:
«…История двадцатого века щедро разбросала по миру очаги катастрофических перемен, и бОльшая часть живущих так или иначе может считать себя выжившими: результатом травматического смещения, его жертвами и наследниками, которым есть что вспомнить и вызвать к жизни ценою собственного сегодня. И еще, может быть, потому что именно так мир живых соотносится с миром мертвых: мы спим в их домах и едим с тарелок, забывших о прежних хозяевах. Мы вытесняем их хрупкую реальность, размещая на ее месте свои представления и надежды, редактируем и сокращаем по собственному усмотрению, пока время не сметает нас туда, где мы сами оказываемся прошлым. В этом смысле каждый из нас до поры – свидетель и участник длящейся катастрофы: перед лицом скорого исчезновения опора на прошедшее, желание сохранить его, как золотой запас, легко становится чем-то вроде фетиша – предмета общей любви, зоны неназванного консенсуса. События последних ста лет не сделали человечество устойчивей – но заставили его относиться ко вчерашнему дню как к чему-то вроде беженского чемодана, в котором заботливо собрано самое дорогое».