Мы познакомились в Берлине, участвуя в проекте, посвященном мирной трансформации конфликтов. Как оказалось, к значительному продвижению в их преодолении приводит осмысление собственной национальной истории. Нам повезло, ведь именно Германия является одним из лидеров в этой области. Для непосредственного знакомства с немецким подходом в работе с социалистическим прошлым мы отправились в Музей Германской Демократической Республики.

Mitte — исторический район Берлина. Здесь, на улице Карла Либкнехта, неподалеку от памятника Марксу и Энгельсу, находится музей Германской Демократической Республики. Музей притягивает интересующихся социализмом. Небольшое здание на набережной Шпрее хранит быт и историю страны, исчезнувшей с карт 26 лет назад.

Посетителей много, и очередь на кассе воспринимается как первый аттракцион в духе социализма. Входной билет стоит десять евро, музей не получает государственных дотаций.

Экспозиция открывается картой Европы образца 1982 года. На ней ещё существует Объединение Варшавского договора, а некоторые сегодняшние члены НАТО считаются социалистическими странами. Рядом – трёхмерная модель Берлинской стены, разделяющей ФРГ и ГДР.

Прошлое, в которое интересно смотреть

Значительная часть музея выполнена в виде картотеки «Штази» — ГДР-овского аналога КГБ СССР. Высокие шкафчики с выдвижными ящиками, наполненными артефактами времён ГДР – от предметов быта до содержимого карманов сотрудников тайной полиции или даже до досье на жителей страны. Это отсылает нас к первым годам после падения стены. Граждане могли подавать запросы и узнавать, насколько ими интересовались спецслужбы. Например, главный герой картины «Жизнь других» в конце фильма с изумлением читает расшифровку разговоров на собственной кухне. Музейная «картотека», рассказывая частные истории, повествует о жизни всей страны. За ручки шкафчиков можно потянуть и увидеть сведения о самых разных сторонах жизни: о промышленности, о культуре, об особенностях внутренней политики ГДР, об оппозиционных движениях, а также о министерстве госбезопасности, которое тщательно следило за всеми гражданами.

На возвышении стоит машина-легенда — Трабант, популярный автомобиль производства ГДР. Некогда заоблачную мечту (в очереди на покупку автомобиля можно было простоять до пятнадцати лет) переоборудовали в автосимулятор на радость взрослым и детям. Неподалеку даже есть небольшой гараж, в котором можно было хранить немецкую малолитражку. В другом конце зала стоит элегантный чёрный Вольво, автомобиль для ГДР-овского правительства, аналог советской «Чайки», прозванной в народе «членовозом». Что показательно, в отличие от Трабанта в правительственный автомобиль нельзя «сесть и порулить».

Карусельный социализм

В музейной экспозиции используется большое количество фото и видеоматериалов. Некоторые исторические моменты переданы в виде интерактивной игры. Например, посетителю предлагается стать избирателем на выборах в Народную палату депутатов. Что? Вы решили свернуть бюллетень, а не опустить в урну в открытом виде? Нет, товарищ, ваши идеалы пока далеки от социалистических!

Наибольшее удивление вызывает воссозданная квартира жителя ГДР. На секунду мы и забыли, что находимся в 2016, а не в 1986 году. Детская и взрослые спальни, кухня, ванная комната, гостиная. Всё предельно детально: можно открыть любой шкаф или комод и увидеть типичные для ГДР предметы быта, рассмотреть консервы на полке, посмотреть по телевизору «Актуальную камеру» («Aktuelle Kamera», аналог программы «Время»). Эта часть музея погружает в социалистический мир. Даже за её «окнами» видна площадь Александерплац тридцатилетней давности.

Здесь же, в квартире восточногерманской семьи, можно ознакомиться с музыкой и кино тех лет. Многие жители пост-СССР помнят немецкие фильмы об индейце Чингачгуке. Киностудия DEFA не пережила падения стены, но в условиях музея она до сих пор существует, а югославский актёр Гойко Митич всё так же молод и силён.

Возникающая у кого-то ностальгия по спокойной, «застойной», жизни гэдээровского обывателя наталкивается в следующем зале на репрессивную политику властей. Здесь и комната допроса «Штази», где яркий свет бьёт вам в лицо, скрывая от ваших глаз собеседника. Рядом тюремная камера, куда вы вполне возможно могли бы отправиться за несоответствие делу народа и партии. Кульминация – тайная комната агента спецслужб с печатной машинкой и оборудованием для прослушивания. С портрета на стене взирает Эрих Хонеккер, первый секретарь Центрального комитета Социалистической единой партии Германии.

На выходе из музея можно купить открытки с изображениями в стиле соцреализма. На них советский рабочий по-отечески приобнимает восточногерманского коллегу. В воздухе развеваются флаги ГДР и СССР. Открытки пользуются у посетителей успехом.

Консервы ГДР как способ ощутить

Музей ГДР старается охватить всю картину быта социалистического строя. Здесь и мультфильмы о «Песочном человеке» и в тоже время государственная телевизионная пропаганда. Рядом скромный быт обычных граждан и роскошь политической верхушки. Можно очароваться внешне счастливым немецким детством, глядя на синий пионерский галстук, но рядом все равно будет поджидать галстук сотрудника Штази в комплекте с пистолетом. В отличие от музея Холодной Войны на «Чекпойнт Чарли», здесь не пытаются всё перевести в захватывающий аттракцион. Да, не без иронии, но в тоже время есть стремление к объективности.

Для тех, кто успел пожить в СССР – это возможность заглянуть в нечто похожее, но всё-таки более «западное». Ведь существует стереотип, что в ГДР жили немного лучше. Для немцев «с запада» это возможность лучше понять сегодняшних соотечественников. Может быть, для кого-то это место для ностальгии по ушедшему политическому режиму или же собственной молодости. Каждая аудитория найдёт в нём что-то своё.

***
Валерий Бородулин: Что думаешь?

Роман Губа: Лично меня, ребёнка 90-х очень многие вещи в музее по-хорошему «умилили». Моё первое детское восприятие социализма — это не лагеря и спецслужбы, это советские мультфильмы и детские журналы. В конце концов, я вырастал в небольшом промышленном городке на востоке Украины. Многие предметы быта в этом музее напоминают мне о постсоветском детстве.

В. Б.: Не чувствую никакой ностальгии: хватило и 17 лет в родных Текстильщиках! Знаешь, что мне нравится здесь больше всего? То, что из этой копии Восточного Берлина можно легко уйти. Без разрешения на выезд из страны и уничижительных проверок на вокзале Фридрихштрассе.

Р. Г.: Меня больше удивляет, что имея 70-летний опыт жизни при социализме, подобного музея нет ни в Украине, ни в России. И дело тут не в финансовых затратах.

Где Митте, там и Замоскворечье

Надо сказать, что жизнь в восточной Германии за более чем 25 лет значительно изменилась. Восточногерманская промышленность пострадала от конкуренции, поток товаров с запада заполнил полки магазинов. Многие символы эпохи ГДР оказались просто несовместимы с экологическими стандартами объединённой Германии, например, автомобиль Трабант. Даже делая ремонт, люди, как правило, отказывались от прежней социалистической эстетики.

Всё это создает предпосылки для того, чтобы сделать музей более игровым, в буквальном смысле местом, полностью ощутимым для посетителя, без заградительных лент и непроницаемых стёкол. Чтобы дать людям право садиться в неэкологичный Трабант, ходить по квартире образца 80-х, побывать на допросе в несуществующем Штази, посмотреть на невиданные ранее продукты социалистической эпохи.

Конечно, для всех жителей запада это выглядит как экзотика. Вероятно, на востоке это воспринимается по-своему. Как бы то ни было, и там уже успело вырасти поколение, которое не видело социалистический быт и для которого он также более-менее экзотичен.

Тем временем в России мы можем найти значительное количество жилья, прошедшего лишь косметический ремонт с момента падения СССР. Советские обои, советская посуда, советская мебель. Если ГДР-овский быт во-многом видоизменился, то этого никак нельзя сказать о России. «Зачем нам ходить в музей смотреть на советскую квартиру, если у нашего деда такая же?», - вполне резонный вопрос.

Более того, для нас это современность не только в личном плане, но и на уровне государственной исторической политики: преемственность СССР, баннеры со Сталиным на главных улицах российских городов. ФРГ же отошла от политизированности в своём социалистическом прошлом и поэтому воспринимает его как сложное и неоднозначное.

Жертвы и раскаявшиеся

Германия, как отмечает Алейда Ассман, столкнувшаяся с постколониальной ситуацией, выделяется среди других государств бывшего Восточного блока. Эстония, Литва, Венгрия, Украина – во всех странах преобладает трагический нарратив видения себя жертвой. Тем временем в рамках общегерманской истории сорокалетнее существование ГДР воспринимается как «вторая диктатура». Согласно сегодняшнему самосознанию немцев, они оказались слабы перед влиянием крайних идеологий, и поэтому несут коллективную ответственность.

Так, немецкое общество разрешило СЕПГ занять ключевую позицию в государстве и допустить неконкурентоспособность восточногерманской промышленности, из-за которой сегодняшняя немецкая экономика на востоке весьма депрессивна. И всё немецкое общество допустило репрессии со стороны МГБ. А. Ассман пишет об этом как о «принятия на себя исторической ответственности за коллаборационизм и репрессии».

Впрочем, в Берлине у меня не создалось ощущения, что такое видение вопроса поддерживается всеми гражданами Германии. Наоборот, существует много дискуссий и критики по этому поводу. И интересны, наверное, не столько доводы этой критики, сколько их наличие: редкая для сегодняшней России неоднородность мнений.

Музей — зеркало или инструмент политической культуры?

В музеях отражается государственная политика по использованию прошлого. И если сравнить Германию и Россию, то мы увидим совершенно разную расстановку. Если память о ГДР — память сначала о трагическом разрыве, а потом о народном объединении, то память об СССР — это память об опыте распада. Как же эта разница выражается?

С первых же минут в Музее ГДР я начал сравнивать его с петербургским Музеем Политической Истории России, где был двумя месяцами ранее.

В нём существует множество выставок, в частности, секция «Советская эпоха: между утопией и реальностью» [на фото слева и ниже, выполненных автором текста - ред.], которая повествует о советских репрессиях и лагерной жизни. Как и Музей ГДР, петербургский позволяет вовлечься в историю с помощью разных прогрессивных техник, например, посетители часто взаимодействуют с пространством: выдвигают разные плоскости с экспонатами либо комментариями, поднимая трубку телефона, слушают голоса советских чиновников.

Но, пусть и представлены предметы быта жителей ГУЛАГа, они всё-таки находятся «за стеклом». Не воссозданы репрезентативные локации эпохи. Так, гости музея не смогут зайти в камеру, в которой жили узники лагерей, не поставят себя на место допрашиваемого офицером НКВД.

Это всё говорит о дистанцированности выставки от человека: страдания людей предстают далёким фактом, а не тем, что можно пережить. Тем не менее, даже это сегодня кажется хорошим вариантом.

Существует и приближённый к берлинской экспозиции Музей СССР в «Этномире». Там также представлены предметы советского быта, как написано на сайте, «ассоциирующиеся со счастливыми годами детства и юности». То есть, в отличие от немецкого аналога, этот музей не обладает информационной частью, повествующей о социально-политических особенностях жизни в стране. И вместо сложной и противоречивой картины жизни в СССР мы получаем лишь почву для ностальгических переживаний.

Таким образом, как мне кажется, тяжелый опыт распада до сих пор сдерживает нас в осмыслении социалистического прошлого. А собственная история представляется для российских граждан неким постаментом, находящимся за высоким забором, к которому не притронешься и, кажется, не очень-то это и нужно. Надо вспомнить, что Музей ГДР открыли в 2006 году — 10 лет назад или через 17 лет после объединения Германии. К переосмыслению собственной истории немцы пришли также не сразу — для этого потребовалась смена поколения и около сорока лет.

Музей украинского социализма

Важно понимать, что немецкий и украинский опыт социализма нельзя считать равнозначными. Немецкое общество не переживало периода военного коммунизма, коллективизации, голода, сталинского террора 1930-х годов и других явлений, которые в современном украинском обществе ассоциируются с советской эпохой.

Как и в России, в Украине нет полноценного музея советской эпохи. В 2001-м году организация «Мемориал» имени Василя Стуса открыла экспозицию «Забвению не подлежит: хроника коммунистической инквизиции». Со временем она переросла в «Музей советской оккупации», по аналогии с подобными музеями в странах Балтии и Грузии. Это не про быт, это о преступлениях советского режима в отношении украинцев. Сам термин «оккупация» и сейчас не является общепринятым для обозначения советского периода в Украине. Им пользуются преимущественно в правых кругах.

Советский, но не совсем

Визуально современный Киев не слишком отличается от Киева советских времён. Речь не только о внешней рекламе, которой стало гораздо больше. Термин «советская меблировка» часто фигурирует в объявлениях об аренде и продаже жилья. На наших улицах до сих пор можно увидеть советские автомобили и мотоциклы. В Киеве до сих пор эксплуатируются трамваи «Татра», модель которого я видел в немецком музее. Уже даже нет такой страны Чехословакия, где они были произведены, а трамваи вполне себе на ходу.

Но, разумеется, трамваи и «жигули» — это ещё не всё. Поддерживаемые Россией сепаратисты на востоке Украины апеллируют к советскому прошлому как к лучшим временам. Пророссийские партии и организации в Украине часто противопоставляют так называемую «советскую стабильность» нынешнему кризисному времени в стране. Из-за этого появление подобного музея в Украине может вызвать общественное осуждение за якобы реабилитацию советского прошлого. В то же время социологическая группа «Рейтинг» заявляет, что, согласно опросу, 35% украинцев до сих пор жалеют о распаде Советского Союза.

Национальная память

Во время президентства Виктора Ющенко был создан Украинский институт национальной памяти, который занимается, как написано на официальном сайте: «реализацией государственной политики в сфере возобновления и сохранения национальной памяти Украинского народа». Одним из проектов института является закон «Об осуждении коммунистического и национал-социалистического (нацистского) тоталитарных режимов в Украине и запрете пропаганды их символики». Согласно ему, сейчас в Украине идёт процесс смены названий топонимов с идеологически советских на исторические или новые украинские. Деятельность института многократно критикуется в Украине и за рубежом, но не за декоммунизацию, а больше за политику в отношении деятельности украинских националистов в период Второй мировой войны.

Согласно закону, в Украине должны быть демонтированы памятники советским и коммунистическим деятелям. Процесс «ленинопада», который незаконно начался во время Евромайдана, уже стал легальным и прошёл по всей стране. Но с Лениными оказалось проще всего. Единственный представляющий художественную ценность памятник вождю был установлен в Киеве на Бессарабской площади и именно он и упал первым во время «Евромайдана». Сложнее оказалось, например, с памятником Щорсу. Неоднозначная персона и художественная ценность памятника превратили его в «чемодан без ручки», который с одной стороны многим жалко убирать, а с другой стороны невозможно оставить на нынешнем месте. Поэтому если в Украине и появится музей Советского периода, то сначала он примет памятники и мозаики, а не телевизоры и автомобили, как в немецком случае.

В Украине неоднозначно воспринимаются дискуссии на тему соучастия в советских преступлениях. Мы часто не готовы признавать, что хлеб у крестьян отбирали не заезжие коммунисты, а очень даже свои. Зато Сергей Королёв, один из организаторов полёта Юрия Гагарина, безусловно, наш. Потому что родом из Житомира. Было бы очень удобно национализировать из советской истории только хорошее, но избирательный путь ни к чему нас не приведёт. Взяв из советской истории только победы и успехи, мы создадим ложный и неполный образ СССР. Подобного избегают в Музее ГДР. Да, можно умилиться мультфильмом о «песочном человечке», но тебе напомнят, что «Штази» где-то рядом.

В берлинском музее больше всего меня удивил телевизор с каналами ГДР. Очень интересно узнать, что смотрели тридцать-сорок лет назад. Тогда, как и сейчас, телевидение было самым удобным способом передачи пропаганды.

В сохранении советского ТВ у Украины нет больших успехов. В отличие от России, где записи советских телепрограмм смогли даже использовать как пропаганду (телеканал «Ностальгия»), мы пока мало знаем о почти полувековой истории украинского советского телевидения.

Увы, но немецкий опыт трансформации памяти о социализме для Украины остаётся лишь интересным, но пока мало возможным для реализации примером. В конце концов, даже сложно представить музей социализма в Украине не в чёрно-белых тонах. А в музеях-квартирах социализма многие из нас живут до сих пор.

Тем не менее, музей украинского социализма необходим. Да, учитывая перенесённую боль от советского режима, он может не быть аттракционом. Но он должен быть для того, чтобы напомнить: Украинская ССР – это не только полёты в космос и Великая отечественная война. Это быт и жизнь наших соотечественников на протяжении 70 лет. Разве можно это выбросить? Разве можно сделать вид, что этого не было?

Статья подготовлена в рамках проекта «Создавая пространство для диалога: Массмедиа и мирная трансформация конфликтов на постсоветском пространстве». Проект был поддержан министерством Иностранных дел ФРГ и проводился Центром Независимых социальных исследований - ЦНСИ Берлин, в сотрудничестве с ЦНСИ Санкт-Петербург, Украинским Католическим университетом во Львове, и центром трансформации конфликтов «Имаджин» (Тбилиси).