Александр Марголис о проблемах десталинизации
«Архивы спецслужб стали практически недоступны для историков»
Председатель Санкт-Петербургского отделения Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, председатель Совета петербургского НИЦ «Мемориал», историк Александр Марголис ответил на вопросы "МН".
«Московские новости»: 29 октября, накануне Дня памяти жертв политических репрессий, в двух столицах пройдет акция «Возвращение имен»: с 10 утра до 10 вечера, сменяя друг друга, у Соловецких камней будут читать имена людей, расстрелянных в годы Большого террора. Впрочем, большая часть имен жертв неизвестна до сих пор. Выступая на конференции «Жизнь в терроре», вы сказали, что историкам сегодня все сложнее получить информацию о сталинском периоде в архивах. Почему?
Александр Марголис: На мой взгляд, с конца 1990-х годов оформился курс на свертывание процесса десталинизации и даже просто объективного изучения этих страниц нашей истории. Архивы спецслужб стали практически недоступны. Более того, недавний процесс над архангельским профессором Супруном показывает, что проникновение в эти архивы трактуется как уголовное деяние (историка, опубликовавшего архивные материалы о поляках и немцах, высланных на спецпоселение в Архангельскую область в 1940-х годах, обвинили в нарушении неприкосновенности частной жизни — «МН»).
МН: Но хотя бы общее число жертв сегодня известно?
А.М.: По официальным данным с 1918 по 1953 год в Петрограде-Ленинграде казнено около 58 тысяч человек, осужденных по политическим статьям. Реальное число, конечно, больше. Мы знаем, что на территории города и области расположено несколько десятков расстрельных полигонов, большинство из которых до сих пор засекречены. Относительно неплохо изучены лишь три из них: Левашовская пустошь, Ковалевский лес и полигон Петропавловской крепости. Кстати, на их примере легко показать, по какой кривой развивается хроника раскрытия тайн красного и сталинского террора. Еще в 1965 году в Ленинградском управлении КГБ была составлена схема захоронений Левашовской пустоши. Чекисты опросили шоферов, которые отвозили и хоронили тела казненных — этот документ в 1995 году был опубликован. Судя по этой схеме, в Левашово погребены 24 100 человек, и это число можно считать максимально близким к истине, хотя в исторической литературе можно встретить куда большие цифры, вплоть до 50 тысяч казненных, но документально они не подтверждаются. По официальным данным управления ФСБ Петербурга и области, в Левашово с 1937 по 1964 годы захоронено 19450 человек, в том числе около 8000 в годы Большого террора. Имен их, за исключением шести человек, казненных 1 октября 1952 года по Ленинградскому делу, мы не знаем до сих пор. Тем не менее, начиная с 1990 года, на Левашовском кладбище стали появляться памятные знаки, фотографии, надписи, всевозможные таблички — люди предполагают, что их близкие могут покоиться именно здесь. В начале 1990-х по заказу городских властей 9-ая мастерская ЛенНИИпроекта разработала проект создания мемориального комплекса в Левашово, но он так и не был реализован. После Собчака, который в 1996 открыл напротив входа на погост памятник «Молох тоталитаризма», никто из руководителей города — ни Яковлев, ни Матвиенко, ни Полтавченко — не нашли времени посетить Левашовскую пустошь. При том, что стихийное общественное благоустройство этого места не прекращается. В помещении караулки НКВД была создана выставка памяти расстрелянных, установлены белорусский, русский, финский, еврейский, немецкий, польский, эстонский, украинский и так далее памятники погибшим соплеменникам. В течении 23 лет на Левашовскую пустошь приезжают родные и близкие погибших со всего мира и стихийно обустраивают там символические надгробия, включая скромные таблички, прикрепленные прямо к деревьям. Сегодня их там уже больше тысячи.
МН: Насколько я знаю, Левашовская пустошь официально признана мемориальным кладбищем жертв политических репрессий. А что с Ковалевским лесом?
А.М.: Еще в декабре 1994 года в ответ на запрос «Мемориала» об архивных материалах о расстрелах в Ковалевском лесу, замначальника управления ФСБ по Петербургу и области В.Л. Шульц сообщил: «Сведениями о местах расстрелов и захоронений граждан осужденных к высшей мере наказания в период с 1917 по 1937 год управление не располагает». За прошедшие с тех пор 18 лет позиция хранителей этих документов не изменилась, несмотря на то, что в 2001 году поисковики «Мемориала» нашли могильник с простреленными черепами, гильзами от патронов, остатками одежды недалеко от полуразрушенного «порохового погреба» вблизи 4 км Рябовского шоссе. По свидетельствам одного из местных жителей, в этом «погребе» (склад боеприпасов и лаборатория Ржевского артиллерийского полигона) был «накопитель» — оттуда выводили на расстрел. В том же году на стене «погреба» «Мемориал» установил памятную доску, о некрополе красного террора было сообщено городу и миру. Прошло 11 лет, но никаких встречных движений со стороны властей — ни петербургских, ни федеральных — мы не наблюдаем.
МН: А каких встречных движений вы ожидали?
А.М.: В 2009 году «Мемориал» разработал концепцию превращения Ковалевского леса в мемориальный Парк памяти с музейным комплексом. Она была одобрена рабочей группой под руководством директора Эрмитажа Михаила Пиотровского, и передана в администрацию президента. Медведев начертал резолюцию Клебанову: изучить предложение. И пошла писать губерния. Клебанов запросил Матвиенко. Та — своих вице-губернаторов. Параллельно то же самое проделал губернатор Ленобласти Сердюков. Сверху куратором всего этого был назначен Александр Жуков. Трудно назвать чиновника, который не принял участие в этой переписке. У нас бумаг на метр в высоту.
МН: И какие на них резолюции?
АМ: Общий смысл: предложение интересное. Надо посоветоваться. Надо подумать. Надо запросить. Три года думали, а на днях глава президентского совета по правам человека Михаил Федотов рассказал нам, что проектом поручено заниматься его Совету. Органу, у которого нет ни полномочий изменять статус и принадлежность земельного участка, ни средств на создание мемориала. Сейчас мы попробуем вернуть мяч новому президенту — нам хочется, чтобы на эту тему высказался Путин.
МН: На Бутовском полигоне в Москве обустройство мемориала взяла на себя РПЦ.
А.М.: Да, по существу там сегодня создается монастырь. Мы в Петербурге хотели бы избежать такой модели. Хотя у меня крепнет впечатление, что государственная власть сознательно передала на откуп РПЦ тему мемориализации памяти о жертвах террора. Дескать, вам, ребята, мы доверяем, а больше никого туда не пустим. Но РПЦ делает акцент на новомучениках. Действительно, православная церковь понесла колоссальные — в том числе и человеческие — потери в советский период. Им есть кого отпевать. Но когда они делают акцент исключительно на этой категории репрессированных, происходит очередная фальсификация истории. На расстрельных полигонах лежат люди самых разных конфессий, да и атеистов там немало.
МН: Есть две точки зрения на уроки истории: оптимистов и пессимистов. Как вы считаете, история нашей страны застраховала нас от повторения ужасов государственного террора?
А.М.: Я верю, что уроки истории все-таки усваиваются. Послевоенные процессы в Европе это подтверждают. Что касается нашей родины, то в России, как известно, очень медленно запрягают. Как историк, я считаю, что история развивается не по спирали, а скорее по синусоиде. В 1956 году, на XX съезде была первая— очень осторожная, половинчатая, но все–таки попытка десталинализации. В брежневскую эпоху наступила реакция. Попытка взять реванш. Но она не дала стопроцентного результата, вернуться на исходные позиции до 1956 года у них не получилось. Во второй половине 1980-х случился очередной взрыв. Общественность желала узнать правду, ждала покаяния. Сейчас мы находимся на очередном спуске этой синусоиды. Потерпевшие поражение на рубеже 1990-х пытаются взять реванш. Но я убежден, что полностью отбросить страну на исходные позиции им не удастся.
МН: Ельцин сделал ошибку? Ему надо было в годы общественного подъема дать жесткие, окончательные оценки и сталинизму, и советскому коммунизму?
А.М.: Несмотря на исключительную роль первого лица в России, один человек не в состоянии с этим справиться. На Ельцина оказывали давление со всех сторон. Он пытался сбалансировать ситуацию, и его выбор преемника свидетельствует о том, что к концу своего десятилетия он понял, что следующий цикл истории будет за людьми с мировоззрением Путина. Конечно, огромную роль в неэффективности демократического движения рубежа 1990 -х годов сыграл экономический кризис. Миллионы людей ассоциируют свое бедственное положение с процессом интенсивной десталинализации тех лет. Но и это пройдет. У меня было большое уныние лет 10 назад, когда я видел пустые глаза своих студентов. В последние годы я вновь вижу горящие глаза, и желание молодых людей демократизировать страну. Как говорил мой любимый Александр Герцен «наша сила в исторической попутности», а противостоят нам люди, которые пытаются остановить естественный ход вещей. Я верю, что процесс десталинализации завершится если не при жизни моего поколения, то при жизни поколения моих студентов. Обязательно.
МН: Попадая в мировые Музеи холокоста и репрессий, из которых выходишь как ошпаренная, у меня всегда возникает вопрос: почему в России до сих пор нет государственного музея такого уровня?
А.М.: «Мемориал» в конце 1980-х возник прежде всего для создания такого российского Яд ва-Шема. Но мы не были услышаны государством, поэтому общественность самостоятельно создавала и Сахаровский музей, и Музей политических репрессий Москве, и Пермь-36. Вскоре, я надеюсь, мы добьемся открытия соответствующей экспозиции в Петропавловской крепости, где находится самое первое захоронение жертв красного террора. Год назад археологи обнаружили в расстрельных ямах у стен Головкина бастиона останки 122-х казненных в 1917-1919 годах. Исследования вел Музей истории Санкт-Петербурга, не получая никакой поддержки от региональных и федеральных властей, за счет ограниченных музейных средств. В настоящее время работы остановлены администрацией Санкт-Петербурга.
МН: Почему были остановлены раскопки? И почему вы верите, что вам удастся создать здесь музей?
А.М.: Раскопки были остановлены под разными предлогами, включая «отсутствие финансовых средств». Однако под давлением общественности городское руководство обязалось обеспечить возобновление работы археологов с 2013 года. В Петропавловской крепости с 1920-х годов существует в Трубецком бастионе мемориальная экспозиция по истории царской тюрьмы. Сейчас есть достаточно оснований, чтобы дополнить ее материалами по истории первого острова архипелага Гулаг.