Галина Аккерман. В последние годы в российском массовом сознании, в СМИ, в учебниках, в бесчисленных публикациях, в фильмах сложился новый миф о Сталине. Я говорю «миф», потому что фигура, которая предстает перед зрителем, слушателем, читателем, имеет мало общего с реальным Сталиным. Согласны ли Вы с этой оценкой и как бы Вы описали этот новый миф?

Арсений Рогинский. Конечно, согласен. Это – не реальный Иосиф Виссарионович, а миф.

Каковы основные характеристики, которые массовое сознание приписало Сталину? Во-первых, это – правитель великой страны, что-то вроде царя, но все-таки не царь. Это – более позитивная фигура, чем царь. Человек жесткий, зачастую жестокий, всего себя подчинивший интересам государства, человек, при котором не могло быть никакой коррупции, потому что он жесточайшим образом наказывал воров и взяточников, а также нерадивых чиновников, защищая при этом интересы простого народа.

Во-вторых, это – великий модернизатор. Он принял страну с сохой, а оставил с атомной бомбой. Эта апокрифическая фраза, которая приписывается Черчиллю, без конца цитируется.  В общем, это – человек, который всегда и во всем был предан идее создания великой страны. И создал ее.

Главное его деяние – это то, что под его водительством страна победила нацистов.

Г.А. Короче, сталинские преступления не отрицаются, но списываются на целесообразность. Именно эта линия и проводится в ревизионистских учебниках истории для старших классов Данилова и Филиппова?

А.Р. Вы немного огрубляете.  Все знают, что был террор и что он был жестоким. Об этом прекрасно знают и те самые 60% населения, которые считают Сталина самым эффективным правителем за всю историю страны. (Ведь не секрет, что на липовом голосовании по вопросу о личности, которая символизирует Россию, Сталин занял третье место лишь по милости устроителей, а на самом деле он был первым). Никто не желает повторения террора.

Просто существуют два концепта. Один – о великой стране, которая шла от победы к победе.  А другой – о стране, в которой творились бесчисленные преступления под руководством самой власти и лично Сталина. Главный вопрос для идеологов власти – как смонтировать эти концепты? В принципе, они очень плохо монтируются друг с другом, поэтому в массовом сознании проблема террора отодвигается на задний план, вытесняется на периферию. В целом, концепция – не просталинская, она – продержавная. Это – концепция о великой и славной стране, имеющей великое и славное прошлое, славное настоящее и не менее славное будущее.

Наши идеологи находятся в довольно сложном положении. Они не оправдывают террор, который называется абстрактным словом «репрессии», а говорят о том, что это были жертвы на алтаре нашей модернизации, на алтаре наших побед. Оправдать эти жертвы нельзя, но в то же время они были, и что же тут поделаешь… Примерно, такая концепция. Говорится не о целесообразности террора (такую идею продвигают только некоторые политтехнологи), а о том, что не это главное. Главное – это то, что мы шли от победы к победе.

Г.А. В выступлении перед журналистами в Париже Вы говорили о том, что у учителей истории есть определенная свобода выбора. Они все-таки могут предлагать учащимся иную интерпретацию истории, даже если должны учить по учебникам Данилова и Филиппова. Но если эти учебники массовые, мне представляется, что наносится непоправимый вред сознанию молодого поколения. Ведь получается, если верить этой концепции, что главное, это  – «жила бы страна родная». Если неважно, что индустриализация и модернизация проводились ценой создания системы рабовладельческого труда, что погибли миллионы людей, - то какого типа молодых людей воспитывает новая российская власть?

А.Р. По главным каналам российского телевидения идут бесчисленные ток-шоу о великой державе, которые воспитывают нелюбовь к чужим, к другим. А под другими понимаются окружающие нас страны, которые строят страшные козни по отношению к России и ищут возможности, как нам нагадить. Это – сталинистская формула. Такие ток-шоу, высказывания руководства и учебники создают тяжелую обстановку для учителей.  А учителя – люди разные. Независимая интерпретация требует от учителя определенного мужества. Это – поступок, на который не все способны.

Вы правы, что сознанию молодежи эти ток-шоу и учебники наносят вред. Вспомним все же, что буквально несколько недель назад президент Медведев в своем блоге сделал удивительное заявление. Он сказал, что такая огромная цена, которая была заплачена за модернизацию, не может быть ничем оправдана. Это – принципиально важно, потому что он поднял вопрос о цене. До сих пор никогда не поднимался вопрос ни о цене модернизации, ни тем более о цене победы (это рассматривается как святотатство). Неизвестно, что стоит за словами президента. Может быть, они останутся просто словами. Но для вдумчивых учителей они суть моральная поддержка в той интерпретации, которую они выработали, будучи детьми эпохи 1960х или детьми перестройки. То есть имеются все же маленькие ростки чего-то иного, и многое сегодня зависит от общества. В целом же, тенденция не вызывает оптимизма.

Г.А. Некоторые крайние историки утверждают, что Октябрьская революция была заговором международной буржуазии , преимущественно еврейской, направленным на расчленение и уничтожение Российской империи. Насколько эта точка зрения распространена? Как Вы описываете восприятие сегодня в массовом сознании роли Октябрьской революции и таких знаковых фигур революции как Ленин и Троцкий? И более широко, каково отношение общества к коммунистической идее?

А.Р. Вы задали сразу несколько вопросов. Та точка зрения, которую Вы описываете, одна из многих. У нее нет никакой влиятельности. Но нет влиятельности и у иных точек зрения на Октябрьскую революцию. Например, если мы считаем, что Октябрьская революция была антидемократическим переворотом, что имел место насильственный захват власти, что разгон Учредительного собрания 5 января 1918 года лишний раз доказывает нелегитимность большевистской власти, то мы опираемся на очень миноритарную традицию русской демократической мысли.

Ни одна из точек зрения, повторяю, не влиятельна. Российское массовое сознание ни в одну из этих точек зрения не вдумывается. Семнадцатый год перестал быть точкой отсчета, кроме как в официальных документах. Ибо откуда нам иначе отсчитывать наше государство? Мы же объявили себя преемниками СССР.

Ленин же присутствует в массовом сознании как образ, в нашей стране остались тысячи памятников Ленину, во многих школах остались висеть картинки, изображающие Ленина. Но культа «доброго дедушки Ленина» или культа революционного вождя тоже больше не существует. И оттеснено это было легко.

Замечу, что не было никаких массовых протестов, когда Путин отменил 7е ноября. А ведь это был главный праздник в стране. Теперь этот государственный праздник перенесен на совершенно непонятное 4е ноября. Народ этого дня не понимает: Какие поляки? Какой 17й век? Какая смута? Почему-то перенесли праздник на 4е ноября, и теперь у нас выходной день. Вот все, что люди думают.

7е ноября исчезло. Теперь оно присутствует в сознании только как дата, когда Сталин принимал парад на Красной площади, когда немцы подходили к Москве. Вот эта идея парада в окруженной Москве (люди не понимают, что она не была окружена) довольно широко известна. А сама тема октябрьской революции исчезла. Ведь тема Октябрьской революции противоречит генеральной линии воспитываемого сегодня исторического сознания, генеральной линии нашей исторической политики. Ибо 7е ноября – это никак не день державности, не день величия Российской державы.

А все идеи революции – мировой или в одной стране – они ушли. Идея коммунистического братства, идея братства народов или братства пролетариата – они  ушли. Поэтому Октябрьская революция отступила на задний план. Рано или поздно, эта дата вернется в сознание, но я надеюсь, что вместе с Февральской революцией. Февральская революция и была настоящим переходом от самодержавия к иным формам правления, а Октябрьская – некоей нереализованной утопией. Быть может, она вернется как трагический день в российской истории.

С самого начала путинского правления было очевидно, что ориентация у нас не на Ленина и не на коммунистическую идею, а скорее на эпоху позднего Брежнева. Идея стабильности, идея великой державы, но только – в отличие от позднего Брежнева – без всякой коммунистической риторики. Вот эта коммунистическая риторика была убрана из нашей жизни прежде всего.

Вторая часть будет опубликована 10 декабря 2009.