Николай Сванидзе: Сталинизм и фашизм: оба хуже
Первоисточник публикации: журнал "Огонек", № 27 от 16.11.2009
Автор - Николай Карлович Сванидзе, историк, телеведущий, член Общественной палаты.
Статья появилась в ответ на текст Германа Садулаева "Суд истории: Кто подсудимый?
Несколько лет назад жена разговорилась с
пилотом греческой авиакомпании, который любезно пригласил ее покурить в
кабину некурящего самолета. Узнав, что дама — русская, летчик
обрадовался: ему нравится Россия, хорошая страна, хороший народ. Жаль
только, что в России коммунисты больше не у власти... Жена спросила: "А
что, вы бывали в России при коммунистах?" "Да нет, — ответил
дружелюбный грек, — я вообще у вас не бывал. Но уж очень идея
красивая!"
Что верно, то верно, идея действительно хоть
куда! Свобода, равенство и братство — что может быть прекраснее? В
какую больную голову может прийти мысль это осудить? Тут не судить, а
завидовать надо. Вот греческий летчик и обзавидовался.
С этой действительно замечательной,
романтической и просто безупречной идеей связана, по сути, только одна
проблема. А именно: она, эта идея, как выяснилось, совершенно не
создана для жизни. В смысле — для человеческой жизни. Более того, она
ей категорически противопоказана. Везде, где бы ни пытались эту
прекрасную идею материализовать, а таких попыток по всему миру было
очень немало, она упорно и неуклонно оборачивалась такой кошмарной
реальностью, что любой фильм ужасов отдыхает. Просто чистый "Вий"
великого русского писателя Н. В. Гоголя: вместо соблазнительной
красавицы — безобразная ведьма с волчьими зубами. И ведь что
удивительно — нет ни одного исключения. От ГДР до Кампучии, от Монголии
до Кубы — одно сплошное правило.
Вполне естественно, что те, кто возмущен,
фальшиво или искренне, неизбежными ассоциациями, а то и параллелями
между нацизмом и коммунизмом, предпочитают сосредотачивать свою
аргументацию исключительно на идеологической, т. е. теоретической
компоненте и игнорируют практику.
В этом есть несомненный полемический резон.
Нацизму свойственна бесстыдная откровенность. В
этой откровенности было грубое, но несомненное, смертельно опасное
обаяние простоты, которое стало одним из поражающих факторов нацистской
пропаганды. Но эта же откровенность и облегчила осуждение нацизма. Все
или почти все преступления не только совершались, но и публично, устно
и письменно, горделиво декларировались. Налицо и состав, и умысел.
Мечта любого прокурора.
То ли дело коммунизм. Он — хитрее, что и
позволило ему, в отличие от нацизма, на какое-то, правда, недолгое,
время завоевать полмира. Да, и тут имеется своя изюминка, свой
козырный, неотразимый ход, поражающий массы своей убийственной
простотой ("отнять и разделить" — что может быть доходчивее?) Но, в
отличие от топорного нацизма, коммунизм — или ленинизм, или сталинизм,
или большевизм, назвать можно как угодно, различия, конечно, есть, но в
данном случае они не важны — характеризуется лицемерным несоответствием
внешне гуманистической теории и людоедской практики.
А. И. Солженицын писал в "Архипелаге": "На всей
планете и во всей истории не было режима более злого, кровавого и
вместе с тем лукаво-изворотливого, чем большевистский".
Они стоили друг друга, два хищных тоталитарных
режима. Один — цинично прямолинеен. Другой — ханжески лжив. Один
уничтожал людей по национальному признаку, другой — по
социально-классовому.
Ни один из них не лучше другого. Слово "лучше" здесь вообще не употребимо. Как говаривал Сталин, "оба хуже".
Только нацизм проиграл Вторую мировую войну и
был официально осужден мировым сообществом, а коммунизм — не книжный,
т. е. утопический, а реальный, т. е. преступный — проиграл только
холодную войну, и потому мировому сообществу не представилась
возможность его официально осудить.
Но это не значит, что мы должны занимать
круговую оборону, и защищать с пеной у рта этот преступный режим, и
считать врагами всех, кто не в состоянии понять наши доводы и нашу
позицию.
Нам давно пора осознать, что внятное
историческое осуждение этого преступного режима нужно не врагам и не
друзьям, а нам самим. И оно, это осуждение, не унижает, а возвышает
народ России. Потому что нет более возвышенного, героического гимна
народу, чем правда о его трагедии, о тех крестных муках, которые он
претерпел в ХХ веке.
Этой горькой правдой, а не приторным, постыдным
враньем мы обязаны нашим детям. Донести до них правду, всю до конца —
прямой патриотический долг каждого сознательного российского
гражданина.