Для исследователей, изучающих исторические документы, архив является постоянным местом работы. Однако для огромного числа наших современников, занятых проблемами «преодоления настоящего», это слово вызывает лишь экзотические ассоциации.  Мои наблюдения основаны на реакции студентов, которым я предлагала пойти на экскурсию в Государственный архив административных органов Свердловской области (ГААО СО). Традиция возникла давно – спонтанно – как эмоциональный ответ на инициативу и открытость сотрудников архива. В течение нескольких лет на экскурсиях смогли побывать студенты разных курсов многих факультетов Уральского государственного университета – «журналисты», «философы», «физики», «PR»…      

Как правило, мы приходили на выставки, посвящённые Дню памяти жертв политических репрессий. Я просила студентов после встречи с сотрудниками архива и знакомства с документами написать эссе – изложить свои впечатления в свободной форме. Тексты, полученные мной, представляют к настоящему моменту уникальный комплекс свидетельств значимости той просветительской деятельности, которую проводят сотрудники ГААО СО. Кроме того, содержание эссе, написанных студентами, позволяет выяснить уровень их исторических знаний и отношения к террору. Следует иметь в виду, что среди экскурсантов были студенты старших курсов, которые занимались на моих спецкурсах,  и первокурсники.  До посещения архива я не читала им лекций по истории политических репрессий: мне было чрезвычайно важно понять, насколько содержательны знания студентов об этих событиях, какое впечатление произведёт информация, полученная на выставке.

В своих работах студенты признаются, что редко ходят в музеи и на выставки. Архив для них – явление феноменальное. Сам факт возможности знакомства с уникальным учреждением воспринимается весьма эмоционально. На мой взгляд, чувства большинства студентов передаёт во вступлении к эссе  М. Медведева: «Эти стены знают сотни тысяч тайн. «Живые» свидетельства ушедшей в прошлое эпохи хранят память о людях преданных и людях предававших. Завеса исторической тайны открывается 30 октября…». К сожалению, многие из студентов (независимо от продолжительности обучения и специализации факультета) ничего не знают об этой дате. Только благодаря моему приглашению и экскурсии в архив обычный день календаря становится для них знаковым. Некоторые откровенно признаются: «Теперь мне стыдно, что я не знал(а)». Видимо, по этой причине большинство запоминают историю этого дня – от голодовки  политических заключённых в пермских и мордовских лагерях в 1974 году в знак протеста против жестокого обращения. Как правило, студенты не забывают, что «День политзаключенных», ежегодно отмечаемый раньше голодовкой, в Российской Федерации с 1991 года является  Днём памяти жертв политических репрессий.

Студенты признаются, что многие  из них  имели до экскурсии в архив весьма смутные представления о «чёрных» страницах российской истории ХХ века. Большинство вспоминают только школьные учебники и материалы лекций, иногда – книги. Лишь в исключительных случаях называют документы семейных архивов и рассказы представителей старших поколений о репрессированных родных. Некоторые из студентов, вспоминая о трагическом опыте своей семьи, отмечают: «Не было принято рассказывать. Молчали, несмотря на то, что репрессированных  реабилитировали». Кроме того, многие вспоминали, что не знают историю своих родственников, пропавших в годы репрессий: «На экскурсии появилась надежда. Архив даёт возможность выяснить, что произошло …»

Многие студенты отмечают, что слышали о репрессиях в школе – от учителя истории, однако там, по их мнению, «детям рассказывают ничтожную часть об этих событиях». Н. Пивоварчик, критически оценив свои прежние знания, сделала такой вывод: «Вся история, о которой читала в учебниках, наполнилась образами людей, любивших, мечтавших, строивших планы на будущее, которое было перечеркнуто судебными приговорами. История для меня стала такой живой и близкой. Если бы переписать историю ХХ века судьбами этих людей…Возможно тогда, не оставшись равнодушными, мы научились бы не повторять ошибок».

Некоторые из студентов признаются, что впервые услышали слово «репрессии» и узнали о них в архиве.  Другие оценивают новое знание в таких выражениях: «Если честно, то только сейчас начинаю осознавать и понимать, что пришлось пережить нашим предкам»; «До некоторого времени я не понимала значения слова «репрессии». Только в свои двадцать лет я узнаю об этом подробно»; «История всегда была для меня абстрактным предметом. Экскурсия в архив произвела огромное впечатление: я своими глазами увидела дела людей – наших земляков, тема репрессий стала интересна и актуальна для меня». Иногда увиденное и услышанное  в архиве становится основой конкурентной версии прошлого, имевшейся у некоторых студентов до экскурсии: «Я узнала слишком много новой информации, противоречащей «бабушкиной…».  

Особые эмоции вызывает у студентов знакомство с хранилищем,  которое   они называют «святая святых архива»: «Оказавшись в хранилище, я испытала шок. Только глядя на эти показавшиеся бесконечными, набитые до потолка документами стеллажи, приходит полное осознание того, что произошло с советским народом во времена репрессий. Чувства, которые испытываешь, находясь среди этого нескончаемого свидетельства сломанных жизней целого поколения, трудно передать на бумаге. Знакомство с делом конкретного человека – анкета, предъявление обвинения, арест, допрос, приговор, справка о приведении его в исполнение, документы о реабилитации – потрясает до глубины души. Отныне для меня слово «архив» значит очень много…»; «Пожелтевшая от времени бумага, пыль, запах. Эти мелочи создают там особую атмосферу иной жизни, существующей параллельно современной»; «За каждой архивной папкой – многочасовые допросы, десятки лагерных лет или смертная казнь. Воображение сразу начало превращать  немыслимое количество папок в людей, все дела – в истории жизни…»

С благодарностью отзываются экскурсанты о работниках архива, не только сохраняющих документы о трагических событиях прошлого, но и помогающих другим узнать историю города и страны. А. Коршунова выразила признательность такими словами: «Я испытала огромное уважение к людям, которые работают с биографиями репрессированных, ведь им вновь и вновь приходится сталкиваться с разбитыми сердцами, с разрушенными семьями, с трагическими судьбами…». Особые чувства вызывают у студентов экскурсоводы, ибо они поражают их воображение осведомлённостью, уважительным отношением к прошлому. Студенты отмечают «проникновенный, подробный рассказ со множеством важных исторических сведений, которые не могли не заинтересовать слушателей». Многие указывают, что «чувство сопереживания репрессированным, свойственное экскурсоводам, быстро охватило всех присутствовавших». Примечательно, что авторы многих эссе написали о своих намерениях узнать больше о прошлом: «Экскурсоводы так интересно и воодушевлёно рассказывали о каждой судьбе, что мне захотелось самой ознакомиться с этой трагической страницей истории». Действительно, во многих работах я встречала дополнительные сведения, найденные ребятами после экскурсии в других источниках. Следует подчеркнуть, что некоторые студенты не только выражали благодарность за новые знания, но и заявляли о своей ответственности за них: «Я обязуюсь передать сведения  об этом своим знакомым и детям».

Студенты отмечают, как после посещения архива изменились их представления о масштабах и причинах репрессий. Во-первых, большинство поняли, что жертвами были не только руководители разного уровня, творческая и интеллектуальная элита, но и простые люди: «Национальность или должность не имели значения – забирали всех от дворников до руководителей – как и в других сферах, существовали плановые задания, которые необходимо было перевыполнить»; «Репрессии – слово, за которым похоронены миллионы… Уничтожив людей, власть пыталась уничтожить и память о них. Всё, что нам сегодня осталось, –  лишь документы, дневники, рукописи…Но иногда нет и этого – только несколько листков, заполненных сухим равнодушным почерком, и фотографическая карточка. Нет даже кусочка земли, где покоится прах человека. Всё просто: нет человека – нет проблемы… Лишь с фотографий смотрят грустные глаза, в которых боль миллионов. Эта боль будет преследовать мир вечно. Обидно, но что бы ты ни говорил и какими бы словами не пытался это сказать, – звучит пафосно. Не придумали таких слов, чтобы можно высказать протест, который появляется в душе каждого, кто увидел эти глаза…».

Цифры, записанные со слов экскурсоводов и воспроизведённые во всех эссе, стали для многих студентов причиной размышлений, дискуссий, бессонницы… «Статистические данные шокируют»; «Не в каждой войне страна теряет столько народу». Особенно поразила студентов информация о специальных планах по репрессиям: в частности, все указывают, что по Свердловской области в 1937-1938 гг. предполагалось расстрелять 10 тысяч, однако по советской традиции перевыполнять план  к «высшей мере наказания» приговорили  18700 человек. Эти данные чрезвычайно важны для жителей Уральского региона, поскольку  в работах многих студентов встречались фразы: «О репрессиях в стране я знал из школьного курса, но мне ничего не было известно о репрессиях на Урале»; «Я  даже представить не могла, что в подвалах домов по улицам Вайнера и Пушкина нашего родного города, в котором я родилась и живу, расстреливали людей, что недалеко от города есть массовое захоронение …».

Студенты, познакомившись с судьбами репрессированных, признают, что были арестованы и наказаны невиновные люди: «Политическим преступником могли назвать любого (по доносу, подозрительности и другим непонятным причинам)»;  «Даже анекдот мог стать «путёвкой» на стройку или в расстрельный подвал»; «Человека могли лишить жизни за то, что он подумал, сказал или написал».  Анализируя работы, можно увидеть, что студенты поняли, что означает обвинение по 58-й статье: «Эта статья невидимой нитью объединила судьбы тысяч ни в чём неповинных людей. Некоторые были старше семидесяти  лет, некоторые –  младше двадцати… Пенсионер. Домохозяйка. Директор завода…»
Все экскурсанты отметили – особую убедительность выставке придаёт то, что содержательным центром экспозиции являются   конкретные судьбы наших земляков: «Когда дело дошло до личных историй, моё воображение заставило меня содрогнуться. Сначала – милые картинки спокойной и размеренной жизни владельца ресторана, переводчицы, инженера, крестьянина, а потом – вдруг! – арест, лагерь, лесоповал…»; «На примерах судеб конкретных людей я более глубоко осознал всю жестокость и бессмысленность репрессий, трагедию несправедливо обвинённых людей и их семей»; «Подробности жизни людей в тот период вызвали у меня шок. Как можно находиться в состоянии постоянного страха, не доверять никому – даже близким людям  и себе самому? Как можно «сдать» друга, променяв дружбу на его квартиру или материальное вознаграждение? Как можно отправить в тюрьму школьника за шутливую критику в адрес правящей партии?» Для многих из студентов оказываются близки трагические судьбы детей, называемых в те годы «членами семьи изменника Родины» и отправляемых после ареста родителей в специальные детские дома. Студенты подчёркивают, что их особенно поразило: детям изменяли имена и фамилии, поэтому даже если родители возвращались из ИТЛ, они не могли найти своих детей.

Воспроизводя процедуру следствия, студенты указывают, что основой обвинений становились самооговоры и оговоры знакомых под давлением  и пытками: «Описания тюрем и допросов напоминают методы инквизиции». Особенно удивляет поведение следователей: «Как можно было, оставаясь людьми, быть такими жестокими?»
Самые противоречивые суждения были высказаны студентами о причинах репрессий. Одни утверждали, что в трагедии виновны конкретные люди, называя И. Сталина и его окружение, особенно подчеркивая роль лидера, оказавшегося способным всех подчинить своей воле и стать вершителем судеб. Другие считали, что  «даже спустя полвека репрессии остаются кровоточащей раной, боль утрат еще слишком велика, и любая попытка хладнокровного анализа выглядит аморальной. Перед этой темой смиряют свой пыл самые циничные репортёры и журналисты. Когда-нибудь, через столетия, учёные историки объективно проанализируют факты, установят степень вины всех и каждого и, возможно, найдут ответ на вопрос: как такое могло произойти». Однако большинство заявили: «Мы хотим знать, кто именно пострадал – чтобы никто не остался забытым. Хотим знать, кто во всём этом виноват – чтобы восстановить историческую справедливость».

В отличие от наиболее популярной версии о доминирующей роли государства, студенты после знакомства с документами поставили вопрос об ответственности общества и обычных людей за историческую трагедию: «…То, что происходило в нашей стране в 1920-1950-е годы – это проблема человека». Авторы эссе реконструируют атмосферу страха, подозрительности, ненависти и жестокости: «Кто писал доносы? Кто проводил аресты? Кто писал фальсифицированные протоколы допросов? Кто расстреливал?». К. Анкудинова  характеризует террор как путь переделки человека во имя будущего: «возведя ненависть в государственную идеологию, большевизм сделал всё возможное и невозможное, чтобы превратить людей в соучастников вандализма». 

Многие из студентов обратили внимание на равнодушие, пассивность общества: «Где содержались арестованные? Необходимо было построить в большом количестве следственные изоляторы, рассчитанные на десятки тысяч  арестантов и имевшие специальные условия содержания. Неужели население СССР было поражено внезапной слепотой и не заметило их строительства?». Более того, студенты отмечают: многие люди, являвшиеся современниками трагических событий, считают это время лучшим в своей жизни:  «Как можно восхвалять прежние времена? О каких нравственных идеалах можно говорить, когда люди предавали друг друга, чтобы достичь личного успеха, чтобы защитить себя, когда подделывались подписи и документы, когда с помощью угроз и насилия людей заставляли признаваться в несовершённых деяниях?» В некоторых эссе студенты задают вопрос, на который пока не ответили историки, изучавшие историю репрессий: «Почему люди, у которых восстания и бунты в крови, не только покорно терпели это, но и предавали друг друга?».

Некоторые из студентов подчёркивают, как трудно было отказываться от  стереотипов незнания: «Я до сих пор не верю, что это было в нашей стране»; «Даже не верится, что со времени тех событий прошло меньше века»; «Рассматривая документы, прикасаясь к приказам об аресте, глядя на фотографии улыбающихся людей, я отказываюсь верить словам сотрудника архива. Это кажется абсурдом. Однако постепенно понимаешь, что террор – это веха российской истории, трагическая реальность, «ошибка, цена которой –  тысячи жизней». Студенты, осознав трагедию репрессированных, задают вопрос: «Как много у меня было бы шансов избежать такой участи?» В одном из эссе для определения трагедии используется  выражение «самоубийство страны». 

Студенты обращают внимание на то, что аресты и расстрелы привели к экономической деградации (так как сотрудники НКВД арестовывали инженеров и лучших специалистов предприятий) и проблемам, которые не удаётся решить и сегодня.

Большинство из студентов впервые имеют возможность посмотреть исторический источник, поэтому в эссе они отмечают «особый запах документов – запах истории» и говорят о желании «разглядывать каждую страницу, словно пытаясь осуществить виртуальную связь времён». Описывая структуру следственного дела, обязательно вспоминают чувства, вызываемые этим документом: «К нему я прикасался с опаской. От него словно веяло холодом…»  Очень жаль, что в ответ на просьбы «подержать историю в руках – полистать следственные дела, дневники…» чаще звучат слова-предупреждения: «Дорогие студенты, документы на столе трогать решительно не рекомендуется». К сожалению, это не в правилах архива… Тем не менее, экскурсанты выражают надежду, что и в дальнейшем сохранится возможность «открывать новые вехи истории в непосредственном соприкосновении с нею». 

Удивление студентов вызывают Книги памяти, сотни страниц каждой из которых заполнены именами репрессированных: «Почти для каждой – подумать только! – почти для каждой из фамилий найдётся знакомый или родной человек, попавший в чёрный список репрессированных». Составление Книг памяти студенты признали особенно значимым направлением деятельности архива: «Это ответственная, трудоёмкая и благородная работа –  она позволяет людям обрести надежду и узнать правду об их родных и близких».

Сравнивая прошлое с настоящим, студенты, осознавая негативные черты современной им действительности, отмечают принципиальные отличия: «Мы имеем свободу»; «Я знаю, что никто не постучит в дверь и не скажет «Собирайте вещи!»; «Мне нравится жить в наше время»; «Хочется верить, что мир, руководствуясь приобретенным опытом, перестал делиться на тех, кто хочет жить, и на тех, кто решает, жить другим или умереть».

Многие из студентов считают, что в современном российском обществе возникает стремление забыть о прошлом, замолчать правду: «Нельзя забывать. Человек, забывший свою историю, перестаёт быть человеком…». А. Айнутдинов, студент факультета журналистики, предпринимает попытку объяснить ситуацию: «Наше общество подвержено магии мнения, но не факта. До сих пор огромное количество людей преуменьшают значение репрессий в истории нашей страны. Не хватает самоуважения – возникает стремление замалчивать правду». В частности, студенты обратили внимание и сохранили в своей памяти высказывание присутствовавшей на выставке дочери репрессированного о том, что общество «Мемориал» в течение нескольких лет пытается получить разрешение на размещение мемориальной доски на здании по проспекту Ленина, 17,  в котором располагалось Управление НКВД.  Необходимость этого особенно актуальна для города, большинство предприятий которого построено руками репрессированных и в котором нет ни одного музея, посвящённого этой исторической трагедии. Единственное напоминание – мемориал на двенадцатом километре Московского тракта, где находится массовое захоронение расстрелянных в 1937-1938.
Студенты с тревогой отмечают влияние политики на историю: «Пройдут годы, в новых книгах и учебниках будут опубликованы новые факты: пугающие, вызывающие смятение и непонимание, те же старые события  обретут новую интерпретацию. В «новом мире» «товарищ Сталин» может стать «добрым дедушкой». Наверное, это неизменно. Однако какой бы сложной и запутанной история не была, её надо знать, стремиться понять и выяснить истину». Только память о трагедии, по  мнению студентов, способна предотвратить повторение ошибок и пополнение архива новыми папками, поэтому необходимо, чтобы с такими  документами  знакомилось  как  можно большее   количество  людей. Авторы некоторых эссе осуждают своих ровесников, которые, не задумываясь, надевают футболки с серпом и молотом: по их мнению, такое «возможно только от незнания, что прошлое –  действительно страшное».

К сожалению, часть студентов ограничивается формальными «сочинениями» – таких меньшинство, но их наличие в каждой группе отражает, на мой взгляд, структуру отношения общества к исторической трагедии. Следует подчеркнуть, что с каждым годом таких «равнодушных» становится больше. Кроме того, впервые в 2006 году появились работы, в которых оправдываются репрессии: один из самых часто повторяемых аргументов – коррупция среди чиновников и военного командования. Как правило, при этом ссылаются на историческую традицию: по их мнению, так поступали великие государи России Иван Грозный, Пётр Великий… Другие заявляют: «У Сталина не было выбора. Исторические задачи, стоявшие перед ним, он решил».
Однако по признанию большинства студентов, экскурсия в архив «будит совесть и память, затрагивает проблемы настоящего». Самой важной темой является осмысление трагедии прошлого и сохранение памяти о ней: «За каждым делом скрывается судьба человека, о котором большинство современников боялись или не хотели думать, а новое поколение почти забыло. Что это? Проблема странной ментальности россиян? Желание перевернуть «чёрную» страницу истории, как будто этого не было?».            

Е. Безбородова в своём эссе обращается с вопросами к ровесникам: «Может ли наша совесть быть спокойной? Как можем мы идти в «светлое будущее», забыв боль прошлых поколений?».

Кроме того, студенты подчёркивают важность исторических знаний для новых поколений россиян. В частности, Д. Родыгин утверждает: «Знание и осмысление обществом своего прошлого способствует формированию каждым человеком собственной гражданской позиции, независимой от официальной идеологии». Е. Манакова, назвав своё эссе «Прошлое в прошлом?», заканчивает его таким выводом: «Экскурсия в архив – повод для размышлений. Да, безусловно, репрессии в прошлом, но так ли далеко это прошлое от нас, как нам бы хотелось, и не может ли оно стать настоящим?! Вот об этом стоит подумать, стоит поразмышлять о том, насколько дорога нам наша жизнь и какой мы хотим ее видеть». Авторы многих эссе, обеспокоенные опасными, на их взгляд, явлениями и тенденциями современной ситуации, подчёркивают: «Если люди забудут о тех тысячах граждан, которые были невиновно арестованы и расстреляны в Советском Союзе, если люди перестанут думать о том, что неугодными государству становились самые умные и трудолюбивые, хаос может повториться».

Во всех работах обязательно подчёркивается значимость деятельности архивов для общества и новых поколений: «Мы должны хорошо знать прошлое, чтобы не повторить его ошибок. Поэтому работа в  архиве очень ответственна и заслуживает уважения. Спасибо за то, что вы делаете!».         

А. Милютина в своём  эссе «Помнить, чтобы жить», высказывает  мнение: «Думаю, наличие таких архивов заставит молодых людей размышлять об истории страны, о роли и последствиях насильственных методов государственного управления и повлияет на осознанный выбор новым поколением демократических ориентиров в общественной жизни». Однако, восхищаясь ответственностью сотрудников архива, студенты считают, что в городе должны быть открыты музеи, посвящённые этим событиям прошлого. В частности, в эссе Е. Безбородовой  такое мнение выражено  очень убедительно: «Маленькая комната… Кто бы мог подумать, что здесь хранится память о многих тысячах политических репрессированных в Свердловской области за годы советской власти. Честно говоря, стало грустно, что такой трагедии национального масштаба, как политические репрессии, уделяется так мало внимания и «места».

Об авторе: Быкова Светлана Ивановна, кандидат исторических наук, доцент кафедры регионоведения России и стран СНГ факультета международных отношений Уральского государственного университета (Екатеринбург).