Статья подготовлена в рамках проекта "Создавая пространство для диалога: Массмедиа и мирная трансформация конфликтов на постсоветском пространстве". Проект был поддержан министерством Иностранных дел ФРГ и проводился Центром Независимых социальных исследований - ЦНСИ Берлин, в сотрудничестве с ЦНСИ Санкт-Петербург, Украинским Католическим университетом во Львове. 

«Увидеть то, что незримо». Всего лишь фраза, вырванная из контекста. Из контекста рассказа о Еврейском музее в Берлине, точнее об одном из его пространств, Башне Холокоста. Здесь каждый шаг порождает жуткий лязг. Под ногами ― тысячи плоских металлических болванок, похожих на искаженные болью человеческие лица. Этот лязг ― их крик о боли. Хочется зажать уши... Инсталляция называется "Шалехет". В переводе с иврита – листопад. Но вместо листьев в этом мрачном холодном коридоре – стилизованные лица погибших во время Холокоста. И пока по ним шагаешь, ты как бы чувствуешь свою сопричастность этой трагедии. Видишь эту со временем стертую и ставшую почти незримой часть истории. Задумываешься о пережитой другими, незнакомыми тебе людьми, боли. Заставить сопереживать, говорить о том, что, возможно, уже покрылось исторической пылью, – эти цели преследовал архитектор здания музея Дэниэль Либескинд.

Архитектура деконструктивизма становится здесь главным символом еврейского народа и его культуры. Ломая стереотипы и обнажая грубые углы истории, зигзагообразное свинцовое здание наполняет смыслом каждый новый зал экспозиции. С высоты птичьего полета музей выглядит как молния, огибающая контуры половины Звезды Давида. Само здание стоит под наклоном, от чего появляется ощущение безысходности: ты точно знаешь, что нужно идти вниз. Каждый новый шаг приближает посетителя к неизбежному ― к столкновению лицом к лицу с трагедией не только целого народа, но и всего мира.

Даниэль Либескинд работал над проектом здания более 10 лет. Еврейский музей Берлина становится пятой сущностью в ее понимании античной натурфилософией - верой в лучший мир, в человечество, в новое будущее. Инсталляции, частью которых становится посетитель, образуют собой статичный перформанс. «Башня Холокоста» ― небольшое замкнутое пространство с асимметричными углами, уходит вглубь на25 метров. Стойкий холод сковывает посетителя, он уходит в угол, откуда слышны звуки живого современного Берлина. Но понять больше внешний мир он едва ли может: свет попадает внутрь через небольшую брешь между стеной и потолком. Здесь важно то, что человек самостоятельно принимает решение о том, как ему себя вести. Он невольно становится элементом связи прошлого и настоящего.

Следующий коридор ведет в «Сад изгнания» ― прямоугольный парк, по периметру которого стоят 49 колонн, наполненных землей из Берлина и Израиля. Бетонные плиты на полу лежат под наклоном; сложно бороться с тошнотой и головокружением. Появляется ощущение пустоты, отчаяния и абсолютной потерянности в ожидании предстоящего. Посетитель чувствует себя вынужденным эмигрантом, у которого в руках чемодан с парой безделушек и самыми необходимыми вещами. Брошенные и забытые, потерянные для себя и для истории люди в «Саду изгнания».

ФРГ продолжает добровольно нести груз ответственности за депортацию и массовое уничтожение евреев во время Второй мировой войны. В частности, было принято политическое решение об иммиграции евреев в страну. В прошлом году число членов еврейских общин в ФРГ составляло почти 100.000 человек. ФРГ также является членом Международной организации по сотрудничеству в увековечивании и изучении Холокоста, созданной по инициативе премьер-министра Швеции Йерана Перссона. Поводом к созданию подобной организации стал опрос школьников в Швеции, когда выяснилось, что подрастающее поколение не верит в реальность существования Холокоста.

А как хранится память о Холокосте в наших странах? Эти вопросы задали себе мы, две девушки, посетившие Еврейский музей в Берлине. На примере наших родных стран — Украины и России — мы захотели понять, как у нас о Катастрофе узнает молодое поколение?

Мария Стрельцова (Запорожье): Украина и Холокост

За время Второй мировой войны погибло около шести миллионов евреев. Почти миллион из них проживали и были убиты на территории современной Украины. До сих пор ведутся споры о коллаборационизме украинцев с оккупантами фашистской Германии. Украинский историк Ярослав Грицак считает, что участие украинцев в погромах было незначительным: «некоторая часть украинского населения действительно сотрудничала с немцами и помогала им в истреблении еврейского народа […]. По подсчетам профессора Штефана Поссони, которые он сделал на основе документом Израильского офиса расследований военных преступлений, в разных антиеврейских акциях приняло участие около 11 тыс. украинцев. Если соотнести это с общим количеством украинского населения, то часть преступников среди украинцев составит 3 на 10 000 человек».

Конечно, дело не в количественных показателях. Можно вообще спорить о существовании коллективной ответственности, хотя вопрос о коллаборации активно обсуждается в сегодняшней политической дискуссии. Да и вина многих соучастников преступлений не так однозначна. Часто их самих вынуждали действововать под угрозой смерти. Здесь можно вспомнить практику зондеркоманд, куда входили сами узники концентрационных лагерей.

В Украине насчитывается более десятка музеев, где сохраняется память о жертвах Холокоста. Самый известный — Музей «Память еврейского народа и Холокост в Украине» — расположен в городе Днипро. Согласно официальному сайту, общая площадь экспозиции составляет около трех тысяч кв.м. В музее оборудовано несколько залов с инсталляциями. Все они так или иначе касаются темы Шоа (термин, употребляемый евреями вместо понятия «Холокост»). Так, к примеру, есть «Зал Истории Холокоста», «Зал памяти — зал имен», а у выхода из музея расположена выставка «Разлом мира», которая говорит о разломе нации после прихода к власти нацистов. Общая площадь экспозиции заполнена мультимедийными инсталляциями: от голограмм до трансляций видео- и аудиозаписей. Это едва ли не единственный музей памяти Шоа в Украине, который чем-то схож с Берлинским музеем, основанным на интерактивe, прямой связи посетителя с экспозицией, где нет привычных образцов пересказа сухого, наперед выученного текста.

Молодежь не принимает таких традиционных форма коммуникации. Но другие музеи меняются мало. К примеру, за обстоятельным названием Черновицкого музея истории и культуры евреев Буковины, открытого в 2008 году, следуют экспозиции в виде привычных стеклянных, закрытых на замок стендов и больших фризов с малоинформативными фотографиями. Это наводит скуку и убивает интерес. По тому же принципу оборудован и Музей истории евреев Одессы «Мигдаль-Шорашим», открытый в 2002 году, и Музей культуры еврейского народа и истории Холокоста «Музей Михаила Мармера» в Кривом Роге. Чаще всего, такие музеи открываются при поддержке Ассоциации еврейских организаций и общин Украины, а также различных неправительственных организаций — Фонда Ротшильда, Евроазиатского еврейского конгресса.

Любая инсталляция должна не просто констатировать факт, а скорее, раскрыть то, что не на виду. Не просто рассказать, но заставить посетителя думать самостоятельно, слиться, раствориться в глубинах истории.

Казалось бы, сложно полюбить историю как школьный предмет, но часто понять ее еще труднее. К тому же, каждое новое поколение склонно забывать о событиях прошлого, перестает интересоваться ими. Тем не менее, согласно мониторингу Мирослава Гринберга для Ассоциации еврейских организаций и общин Украины, тема евреев в учебниках всемирной истории присутствует. «Почти все упоминания о евреях связаны с антисемитизмом, различными формами преследований (погромы, гетто, Катастрофа) и изгнанием из разных стран». По мнению Мирослава Гринберга, в итоге в головах учеников остается лишь информация о том, что «евреям запрещали селиться в определенных местах, владеть землей, но, несмотря на преследования, они вытеснили украинцев из бизнеса и торговли и «заняли» украинские города […]». Гринберг утверждает, что тема Холокоста поднимается часто, равно как и Дело Бейлиса. «Не так уж и мало информации, особенно по сравнению с эпохой социализма. Хорошо бы только, чтобы количество перешло в качество».

Вспоминая собственный опыт изучения всемирной истории, я едва ли могла осмыслить то число замученных и убитых, понять весь масштаб трагедии. И дело не в том, что от нас утаивали какие-то факты. Однако за сухими сведениями не следовало дискуссии, историю нельзя было осязать, вступить с ней в беседу, как это нам удалось в еврейском музее в Берлине.

Отсутствие живой дискуссии — проблема не только общеобразовательных школ. Но даже специализированные еврейские школы в Украине предпочитают обходить тему Шоа стороной. К примеру, один из информантов, Леня Евдокимов учился в Запорожской еврейской гимназии «ОРТ-Алеф». Обучение в еврейской школе стало для его семьи символом продолжения традиций, в которых его воспитывали с детства. Он привык к празднованию Нового года в сентябре-октябре, Шаббат стал важным днем недели. Несколько раз Леня ездил в Тель-Авив, куда и планирует перебраться со временем. Школа, несмотря на свое название, скорее беспричинно разрушала веру в собственную уникальность. Там он с первого класса изучал иврит, историю и традиции евреев, читал еврейскую литературу. Тем не менее, по его словам, отношение преподавателей к своим ученикам и предметам было настолько равнодушным, а порой иррационально грубым, что пропадало желание учиться дальше: — Когда ты учишься в седьмом-восьмом классе, то не особо понимаешь, что тебе надо. А преподаватели не ходят за тобой, не стремятся заинтересовать.

Особенно интересно то, как Леня вспоминает уроки, где обсуждали Холокост. По его словам, в «Алефе» о нем говорили осторожно. Дети делились историями своих бабушек и дедушек. «Что довольно странно — мы не сосредотачивались на том, что это трагедия для всего народа. А ведь это исторический момент». Этой фразой Леня не отрицает эффективности восприятия истории через личный опыт. Однако он утверждает, что эти рассказы были принудительными, под страхом получить двойку за невыполненное домашнее задание. Дети плохо осознавали и понимали общую картину трагедии?

Из нашей беседы с Леней я понимаю, что вину за отсутствие желания больше узнать об истории своего народа он перекладывает на учителей. Хотя специализированных предметов в школе много — от истории и традиции еврейского народа до еврейской литературы — учителя все-таки не стремились выйти за рамки утвержденной программы. «Еврейская школа не добавляет никакой особенности», — говорит Леня.

Возникает парадоксальное противоречие между тем, что говорит выпускник Еврейской школы, и тем, что он чувствует по окончанию 11 класса. Разговор об обезличивании и сглаживании вины — слова рассудительного человека. Негативное восприятие школы как социального института — вопрос совершенно иной. Возможно, неинтерес к исторической памяти у современного поколения следует искать в однообразии мероприятий, сухости учебников и равнодушии преподавателей (это, кстати, характерно для большинства школ в Украине). Казалось бы, хорошим выходом могли бы стать коллективные посещения музеев. Но, как сказал мой информант, ему запомнились лишь посещения братских могил. Однако, что они собой представляют, вспомнить сложно: «скорее ничего — пустоту». На месте памяти ничего нет — все поросло травой, и никто не занимается сохранением истории. То ли отсутствует интерес, то ли финансирование.

Про Холокост в Украине знают все. Однако в людях до сих пор не выработался инстинкт сохранения памяти. А ведь стремление ее понять и переосмыслить является хорошей прививкой на будущее. Война научила человечество быть жестоким. И первой ступенью на пути к всепрощению стоит коммеморация. Здесь должны хорошо работать все социальные институты: от школ до музеев. В Украине слишком многое следует изменить. И главная проблема в головах людей, их восприятии прошлого и нежелании это прошлое осознавать.

Татьяна Элькина (Петербург): Россия и Холокост

О Холокосте я впервые услышала случайно. Уже не вспомню где и как. Мне было лет 16-17. Это не значит, конечно, что до этого я не знала о существовании концлагерей и убийствах там. Новым для меня оказалось лишь само понятие. (Тогда, в начале двухтысячных, оно еще не получило широкого распространения в нашей стране). Помню, как ночью сидела, уткнувшись в монитор, и читала все, что выдавал интернет по запросу «Холокост».

В семье на эту тему обычно не говорили. Бабушку в ее послевоенном ленинградском детстве соседи обзывали жидовкой. Дедушке в свое время пришлось сменить отчество Борухович на Борисович. Мой папа, в принципе далекий от еврейской культуры и традиций, тоже мне ничего не рассказывал. Мама же всегда твердила, что я русская. Видимо, пыталась уберечь меня от отголосков антисемитизма. И о том, что наши родственники погибли в минском гетто, я узнала довольно поздно, когда вдруг сама решила об этом спросить.

О Холокосте в школе нам тоже не рассказывали. Вот и сейчас открываю свой учебник по истории XX века и читаю: «на оккупированных территориях германское правительство установило режим кровавого террора... За время оккупации было убито около 10 млн советских граждан. За малейшую провинность или по подозрению в недовольстве оккупационным режимом людей заключали в концентрационные лагеря». О евреях в издании двухтысячного года ни слова.

Все тот же двухтысячный год. Россия подписывает декларацию Стокгольмского международного форума по Холокосту. Этот документ, по сути, обязывает сохранять память о трагедии, изучать ее, преподавать в школах. Чтобы проверить, упоминается ли Холокост в современных учебниках, иду в главный книжный магазин Петербурга. Ищу книги по истории России XX века. Беру первый попавшийся учебник. На форзаце карта мира, далее гимн Российской Федерации, на следующей странице жирным шрифтом напечатано: «учебник соответствует Федеральному государственному образовательному стандарту». Но в этом якобы «правильном» учебнике нет ни слова о концлагерях, о массовых расстрелах, о гибели миллионов людей. Снимаю с полки еще один. Этот госстандарту не соответствует. Листаю параграф «За линией фронта». Нахожу несколько предложений о гетто: «еврейское население сразу переселялось в гетто – специально отведенные территории – и было обязано иметь на одежде специальный знак: желтую шестиконечную звезду...»; о создании концлагерей, о массовых расстрелах: «...в Киеве 29-30 сентября 1941 г. около 33 тыс. евреев (мужчины, женщины и дети) были свезены в овраг к Бабьему Яру. Здесь фашисты и украинские националисты расстреливали их партиями по 100 человек. В дальнейшем фашисты наладили смертельный конвейер – расстрелы производились по вторникам и субботам, и так в течение двух лет. За годы оккупации Киева в Яре погибли около 200 тыс. человек всех национальностей. Половина из них – евреи». Всего зверствам нацистского режима уделена одна страница. О том, как это написано, можно и, пожалуй, нужно дискутировать. Но, по крайней мере, в тексте этого учебника хотя бы есть упоминание темы, а также задание над ней поразмышлять: «По словарю определите значение слова «холокост». Какие уроки, с вашей точки зрения, следует извлечь из истории холокоста».

В Израиле, Германии и других странах, которые присоединились к международному альянсу в память о Холокосте, знания этой темы углубляются по мере взросления, причем узнают о ней дети не только из учебников. В России же все не так. Если в учебнике не написали, а учитель не рассказал, то подросток, возможно, узнает о Катастрофе из художественной литературы, либо, если повезет, увидит памятник или сходит в музей. Но в стране, склонной реабилитировать Сталина, злодеяния которого так же, как и преступления третьего рейха не были по-настоящему разоблачены, с исторической памятью о геноциде евреев (и не только) все плохо. В общественном сознании Холокост – все еще “не наша тема”. И поэтому государственных музеев и больших мемориалов у нас почти нет. По запросу «музеи Холокоста в России» интернет выдает всего несколько названий. Почти все эти музеи и центры находятся в Москве.

«Без прошлого нет будущего», ― написано на стене московской синагоги. Она является частью Мемориала памяти евреев–жертв Холокоста. Построен он Российским еврейским конгрессом при содействии московских властей. Правда, как именно они посодействовали, на сайте мемориала не указано. Открыт комплекс в 1998-ом. Тут же – на Поклонной горе — Музей еврейского наследия и Холокоста. Восстановить память о прошлом и создать экспозицию помогали разные государственные музеи, а также крупнейшие российские архивы. «Документы и фотографии, расстрельные списки и письма из гетто проливают свет на ужас и масштаб Катастрофы»,― говорится на сайте музея.

Еще один еврейский музей открыли в Москве совсем недавно, в 2012 году. Строили его почти десятилетие. На создание потратили миллионы долларов. Государство денег не дало, хотя видные политики все же помогали. Московские власти выделили «убитое» помещение, где местами отсутствовала кровля... . А президент Владимир Путин однажды перевел в фонд строительства музея свою месячную зарплату. По крайней мере, такие сведения приводит интернет.

Теперь в Еврейском музее одна из крупнейших в мире экспозиций. Четыре с половиной тысячи квадратных метров. От сотворения мира до разрушения Второго храма. От царской России – не минуя революции, войны и Холокоста – до наших дней. Об истории России через быт и культуру евреев. Когда смотришь на фотографии из этого музея, кажется, что он находится в другой реальности. Настолько интерактивное технологичное пространство, где часть экспонатов можно трогать руками, для нас не типично. И в этот музей, судя по отзывам, люди действительно ходят. В интернете я не нашла почти ни одного плохого отзыва за исключением следующего:

“Нытики!” (отзыв написан 27 сентября 2016 года). «При посещении музея сложилось впечатление "мы самые несчастные, пожалейте нас", почти в каждом стенде сквозит жалоба на все события произошедшие с евреями в истории... Видимо рассчитывают на молодежь, которой можно лапшу вешать...».

Однако практически все остальные отзывы об экспозиции позитивны: «я рад, что такие места существуют», «увлекательно, красиво преподнесено и нескучно», «выставка охватывает время от древности до современности. Показывают фильмы, есть кинотеатр 4D. Очень круто!».

В других российских городах все уже не так «круто». Музеи еврейской культуры и Холокоста есть, но они в большинстве крошечные. Возьмем, к примеру, Петербург. Иду в еврейскую благотворительную общественную организацию, при которой, оказывается, работает музей Холокоста. Небольшая комната четыре на пять метров. Стены увешаны фотографиями и плакатами. Под стеклом книги, документы. Довольно типичный образовательный материал. Но уникальность этого музея (которому, кстати, уже почти два десятка лет) в том, что вся коллекция собрана руками тех, кто Катастрофу пережил. Они же, бывшие узники концлагерей и гетто, проводят для школьников экскурсии.

Кроме музеев в России существуют и другие места памяти жертв Холокоста. Монументы, небольшие скульптуры, мемориалы. Их можно найти в Петербурге, Брянске, Калининграде, Пскове и других городах. При этом инициаторами установки памятных знаков региональные или местные власти становятся крайне редко.

Всего на территории России мест массовых расстрелов евреев больше 500. Но большинство из них никак не увековечены. Змиёвская балка в Ростове-на-Дону считается местом самого массового уничтожения евреев. Ее даже называют «российским Бабьим яром». В 1975 году здесь на средства областного бюджета открыли 16-метровый монумент в память о жертвах фашизма. В 2004 году с разрешения мэрии на деньги ростовской еврейской общины была установлена мемориальная доска с надписью: «11-12 августа 1942 года здесь было уничтожено нацистами более 27 тысяч евреев. Это самый крупный в России мемориал Холокоста».

Однако с 2011 года с этим текстом происходили удивительные метаморфозы. Сначала слово «евреев» заменили на «27 тысяч мирных граждан Ростова-на-Дону и советских военнопленных». Через суд еврейская община попыталась заставить городские власти вернуть прежнюю формулировку. Но тщетно. А в 2013 году появилась уже третья по счету мемориальная доска с новым текстом.

«Здесь, в Змиевской балке, в августе 1942 года гитлеровскими оккупантами были уничтожены более 27 тысяч мирных граждан Ростова-на-Дону и советских военнопленных. Среди убитых  представители многих национальностей. Змиевская балка ―  крупнейшее на территории Российской Федерации место массового уничтожения фашистскими захватчиками советских граждан в период Великой Отечественной войны».

Так, «самый крупный в России мемориал Холокоста» опять превратился в мемориал жертвам фашизма. Местные власти объяснили, что, дескать, не стоит «делить мертвых по национальностям». Российский еврейский конгресс расценил это как попытку фальсифицировать историю. Разразился скандал. В итоге – как сообщается в прессе – власти Ростова-на-Дону в попытке «отмыться от антисемитизма» все же пошли на компромисс. И 28 апреля 2014-го состоялось торжественное открытие очередной мемориальной доски со следующим текстом: «Здесь, в Змиевской балке, в августе 1942 года гитлеровскими оккупантами было уничтожено более 27 тысяч мирных граждан Ростова-на-Дону и советских военнопленных. Среди убитых – представители многих национальностей. Змиевская балка – крупнейшее на территории Российской Федерации место массового уничтожения фашистскими захватчиками евреев в период Великой Отечественной войны».

Всего на территории Советского Союза были уничтожены три миллиона евреев ― это половина всех жертв Холокоста. Но в России традиция не разделять жертвы сохранилась все с тех же советских времен. Возможно, отчасти этим можно объяснить метаморфозы с мемориалом в Змиевской балке. Но в любом случае тема массовых убийств евреев в нашей стране до сих пор широко не обсуждается. Холокост никто не отрицает, но и публично о нем почти не упоминается. Почему?

Пора ярого антисемитизма уже прошла. Евреи спокойно могут жить и не бояться, что им в спину будут кричать «жидовская морда», как это было раньше. Их принимают в престижные университеты, трудоустраивают на высокие должности. И массовая нелюбовь к ним сменилась ненавистью к приезжающим в Россию на заработки гражданам ряда других стран.

Казалось бы, нет причин замалчивать тему Холокоста. Однако понятно, что широкая дискуссия о массовых убийствах евреев может в нашем обществе повлечь за собой серьезные последствия. Рефлексия по поводу Холокоста заставит рефлектировать собственный опыт, другие трагические периоды истории страны. Это ГУЛАГ, расстрелы, высылки ― неотъемлемые элементы коммунистического прошлого. Но это страются особо не обсуждать. Россия, видимо, пока не готова переосмыслить коммунизм, как когда-то Германия переосмыслила нацизм. Никто не заставляет скорбеть и переживать вечно. Но «выучить» уроки истории все же нужно. Чтобы ни у кого больше никогда не возникло сомнения, что каждый человек имеет право на жизнь.

Память ― способ начать диалог и процесс исцеления

После окончания Второй мировой войны прошло более семидесяти лет. Страх повторения двадцатого века остался глубоко в нас и изменил представление о будущем. Как говорил Френсис Фукуяма в «Конце истории и последнем человеке»: «Двадцатое столетие превратило нас в глубоких исторических пессимистов». Если прошлый век обещал быть полным свершений и открытий, примером растущего материального благосостояния и скорого технологического прогресса, то с началом двухтысячных оптимизм поубавился. Человечество продолжает переосмысливать опыт мировых войн и страшится будущего. Потому мы постепенно приходим к попытке это будущее обезопасить. Этот тезис подтверждают и слова Василия Гроссмана из повести «Треблинский ад»: «Огромна пролитая немцами невинная кровь. Но сегодня мало говорить об ответственности Германии за то, что произошло. Сегодня нужно говорить об ответственности всех народов и каждого гражданина мира за будущее».

Борьба на стыке военного и мирного опытов продолжает жить в Германии. Это хорошо заметно по современным музеям, которые привлекают туристов. Заметно по расположению Мемориала жертвам Холокоста — 2700 бетонных плит недалеко от Бранденбургских ворот в центре Берлина, по многочисленным небольшим табличкам с выгравированными именем, годом и местом смерти человека, которые заставляют замедлить шаг. Бесчисленное количество деталей, относящих в прошлое, не только не дают забыть историю, но и помогают ее переосмыслить.

И если в Германии стараются вспомнить и не забыть любой ценой, то в некоторых других странах все происходит с точностью да наоборот. Забыть, не обсуждать, не переосмыслять и вообще не упоминать о геноциде, репрессиях и миллионах замученных и расстрелянных людей. Если музей — то зачастую сделанный на скорую руку, пустой и пыльный, лишенный поддержки. Если место бывшего концлагеря — то заброшенное и забытое. Многие предпочитают обходить тему массового уничтожения евреев. Тем не менее, это крайне важно. Стоит поучиться на примере той же Германии, где дети в школе знакомятся с темой Холокоста с ранних лет — от прочтения Дневника Анны Франк до рассказа об истории своей семьи.

C исторической памятью нужно работать. Нужно говорить на неудобные темы, делать выводы и извлекать уроки. Общество, которое не может критически взглянуть на себе не здорово. Память ― способ начать диалог, а вместе с ним и процесс исцеления.