Об авторах: Всеволод Юрьевич Башкуев, кандидат исторических наук, научный сотрудник ИМБТ СО РАН; Бернардас Разгус, председатель Национально-культурного общества литовцев Бурятии, Улан-Удэ, Республика Бурятия.

Литовцы в современной Бурятии составляют относительно небольшую этническую диаспору, насчитывающую чуть более двухсот человек [1]. История расселения представителей этого народа в регионе началась еще в XIX веке в ходе ссылки участников польских восстаний 1831 и 1863 годов. Однако основная часть литовцев оказалась в тогда еще Бурят-Монгольской республике в июне 1948 года. После войны, в процессе советизации прибалтийских республик, сталинское правительство проводило массовые репрессивные перемещения населения, признанного нелояльным по социальному признаку. Во время крупнейшей в литовской истории депортации под кодовым названием «Весна» (22-27 мая 1948 г.) были выселены в Сибирь 11233 семьи или 39482 человека, обозначенных как «пособники бандитов и националистов и члены их семей». Из них 4114 человек попали на спецпоселение в Бурят-Монгольскую АССР. Именно эти люди, бывшие спецпоселенцы и их потомки, составляют ядро современной литовской диаспоры Бурятии.

В фокусе данного исследования находится значимая часть материальной культуры литовцев Бурятии – кладбища и единичные захоронения, хронологически относящиеся к периоду с 1948 по 1960 годы. Литовские некрополи в Республике Бурятия являют собой уникальные объекты исторической и культурной памяти. Они до сих пор обозначают собой территории, где проживали и трудились литовские спецпоселенцы, несмотря на то, что многих населенных пунктов давно не существует. В таких случаях, могилы выступают в качестве своеобразных топографических маркеров, являясь единственным оставшимся материальным напоминанием о дислокации спецпоселков.

Затерянные в глубине сибирской тайги кладбища имеют глубокое символическое значение для многих литовцев. Своим существованием они заставляют вспомнить о страданиях, перенесенных согражданами, родственниками и соплеменниками в период сталинских репрессий. В этом качестве некрополи являются материальной частью национального литовского мартиролога, свидетельством массовой смертности на спецпоселении. Как и архивные документы, могилы спецпоселенцев представляют собой важный исторический первоисточник. По внешнему виду и состоянию надгробий, датам и эпитафиям на них можно судить о многих аспектах жизни в ссылке. Наконец, для многих людей эти кладбища имеют большое личное значение, так как там погребены их родственники.

Исходя из названия, в данном исследовании освещаются два основных вопроса. В первой части рассматриваются исторические аспекты формирования литовских некрополей на территории Бурятии. Сюда отнесены условия жизни на спецпоселении; сохранение традиционного уклада жизни и религиозных обрядов; география размещения кладбищ; мемориальная архитектура как способ материальной фиксации исторической памяти. Вторая часть посвящена современной работе по восстановлению и уходу за литовскими кладбищами и захоронениями, проводимой Национально-культурным обществом литовцев Бурятии. В контексте работы также уделяется внимание проблеме сохранения исторической памяти периода сталинских репрессий в Бурятии на примере захоронений спецпоселенцев-литовцев.

Обратимся теперь непосредственно к фактам из истории спецпоселения литовцев в Бурят-Монголии. Литовцы прибыли в республику 8 и 10  июня 1948 года из Паневежского, Пасвальского, Плунгенского и Шауляйского уездов ЛССР. Транспортировка  производилась в трех железнодорожных составах под №№ 97908, 97912 и 97913, выгрузивших на станциях Новоильинск, Илька, Онохой и Челутай Заиграевского района республики 4109 спецпоселенцев обоего пола. Следует отметить, что в ссылку литовцы отправлялись семьями,  нередко обремененные малолетними детьми и стариками [2]. Перед депортацией им было разрешено взять с собой предметы первой необходимости, так что для доставки в места расселения пришлось привлечь значительное количество автотранспорта – люди везли с собой свой нехитрый скарб и продукты питания. По данным отчетов уполномоченных сотрудников МВД БМАССР распределение спецконтингента по поселкам прошло без особых затруднений [3].

Основные проблемы возникли по прибытии в поселки лесопредприятий треста «Бурмонголлес», к которому был приписан данный контингент. Наиболее насущной была нехватка жилья. Несмотря на то, что подготовка к приему спецконтингента началась еще в апреле 1948 года, значительная часть спецпоселенцев была расселена во временных, совершенно не предназначенных для длительного проживания помещениях. В дощатых палатках, сараях и землянках нередко отсутствовали не только печи, умывальники или стекла в окнах, но и сами оконные рамы, а в ряде случаев также полы, крыши и двери [4].

Естественно, администрация леспромхозов обещала вскоре переселить людей в капитальные многокомнатные бараки, однако вследствие свойственной советским хозяйственникам волокиты, многие так и не дождались переезда и были вынуждены зимовать в своих времянках.

Впрочем, ситуация оставалась сложной и в бараках. Отчеты инспекций ОСП МВД БМАССР за 1948 – 1951 годов содержат факты проживания двух-трех семей, состоявших из 7-8 чел. на 16-18 кв. м жилплощади. Отмечен также случай, когда в одной комнате многоквартирного барака проживало 9 семей общим количеством 27 человек [5].

Проблема дефицита жилья стала только частью испытаний в первые годы ссылки. Общее качество жизни ссыльных было чрезвычайно низким. В ряде спецпоселков не функционировали даже элементарные дезокамеры и бани, так что в комнатах бараков, постоянно забитых сырой одеждой, мешками с продуктами и другим имуществом воздух был заражен зловонием [6]. В такой нездоровой атмосфере, в условиях жесткого дефицита самых простых гигиенических средств – мыла и извести, чрезвычайно быстро распространялись паразиты и инфекционные болезни [7]. Неудовлетворительным было и качество медицинского обслуживания спецпоселенцев [8].

Заболевшим зачастую приходилось уповать на чудо, так как ни лекарств, ни врачей в некоторых спецпоселках просто не было. В то же время, имели широкое распространение тяжелые инфекционные заболевания – сыпной и брюшной тиф, малярия, туберкулез, и паратиф В, встречавшийся только среди литовцев [9].

Сознавая свое незавидное положение и чувствуя, что помощи от администрации  ожидать нереально, литовцы говорили: «У нас если здоров – хорошо, но если заболел, то все. Пока работаешь, так им нужен, но если заболел, никто о тебе не беспокоится …, но ничего, умирать-то один раз, а не два» [10]. Были попытки обходиться своими силами и даже оказывать помощь соотечественникам. Так, на участке Тибигуты работал литовский врач из спецпоселенцев. Местные медики там не появлялись вообще. Мало того, находились медработники, отказывавшиеся выдавать спецпоселенцам лекарства по выписанным этим врачом рецептам [11].

Схожая ситуация наблюдалась и в снабжении продуктами питания. Литовцы, расселенные в Заиграевском районе как спецпоселецы, по своему статусу должны были заботиться о пропитании самостоятельно. В начале срока они довольствовались продуктами, привезенными из дома, но когда эти небольшие запасы заканчивались,  приходилось  добывать пропитание везде, где только было возможно. Бывшие спецпоселенцы А.В. Арефьева, П.Ю.Свилис и Б.С.Разгус вспоминали, что людям приходилось собирать и есть картофельные очистки, бродить по убранным полям в поисках забытых колосков, собирать и варить без сахара лесную ягоду. Рискуя свободой, литовские женщины во время осенних сельхозработ тайком собирали в мешочки зерно, чтобы накормить детей [12].

Ежеквартальные проверки, проводимые представителями МВД-МГБ и других ведомств, часто находили существенные недостатки в организации снабжения спецпоселенцев продуктами питания и товарами первой необходимости. Так, в торговых точках Эрийского леспромхоза на 24 марта 1949 года в продаже отсутствовали крупы и мучные изделия. Некоторые магазины и ларьки работали нерегулярно, часто возникали перебои с хлебом. Как отмечали представители комиссии, хлеб на участке Кундулюн появлялся в продаже раз в два-три дня, овощей, в особенности пользовавшегося большим спросом у литовцев картофеля, вообще не бывало. Приходилось приобретать его с рук у местного населения, которое отказывалось продавать картофель за деньги, предпочитая выменивать на вещи [13].

Непривычные климатические условия, голод, отсутствие нормального жилья, медицинского обслуживания и элементарной социально-бытовой инфраструктуры стоили жизни самым слабым – старикам и детям. Они начали умирать еще летом, до наступления самого тяжелого времени – первой зимы на новом месте. По словам П.Ю. Свилиса климат Бурят-Монголии, жаркий и сухой, был непривычен для литовцев, жителей умеренной полосы. Сразу же распространились заразные болезни. Появились первые высокие католические кресты, до сих пор отмечающие места захоронений литовцев в Ильке, Верхней Аракорке, Баруне, Челане, Новоильинске и других поселках.

По словам бывшего спецпоселенца К.В. Заляускаса, попавшего в ссылку в девятилетнем возрасте, первой потерей для семьи стала 77-летняя бабушка, умершая от дизентерии через два месяца после прибытия в Бурят-Монголию. В отсутствие священника похоронные обряды проводил спецпоселенец по имени Йонас Чепонис. Он же проводил домашние мессы в поселке Барун, где жила семья Заляускас [14]. П.Ю.Свилис также вспоминает, что особенно много похорон было в 1948 году, когда смертность среди стариков и детей была очень высокой. Как и во время похорон в Литве, собравшиеся пели молитвы до и после погребения. В Челане, где первое время жила семья Свилис, похороны и обряды проводил старший и наиболее уважаемый среди спецпоселенцев человек. Его фамилия была, по-видимому, Пакарнас. К сожалению, ничего больше об этом человеке П.Ю. Свилис вспомнить не смог.

Еще одним обстоятельством, которое отмечает П.Ю.Свилис, было то, что для погребения по католическим канонам требовалось металлическое распятие, укреплявшееся на кресте. Тем, кто не смог взять такое распятие из дома их присылали в посылках родственники. На многих фотографиях того времени металлические распятия, укрепленные на крестах, стазу бросаются в глаза. Они, вернее их искореженные фрагменты, видны на крестах и сегодня. Здесь поработали уже не сотрудники МГБ, а охотники за цветным металлом – вандалы третьего тысячелетия.

Тяжелые испытания, выпавшие на долю спецпоселенцев, отражались на их настроениях и испытывали крепость их веры. От нужды, непривычного изматывающего труда и общей серости жизни на спецпоселении люди впадали в отчаяние. В экстремальных условиях ссылки знание традиций и обычаев своего народа, вера в Бога и соблюдение религиозных ритуалов были необходимы как спасательный круг для утопающего. Взрослые старались передать детям свое знание религиозных обрядов и праздников, укрепить в них традиционную систему ценностей, с раннего возраста привить сопротивляемость советской системе, основанной на безверии. Это выражалось и в повседневной жизни, в обычной произнесенной молитве, и в праздновании религиозных торжеств, с которыми у бывших спецпоселенцев связано много воспоминаний.

Религиозные и общечеловеческие ценности, объединявшие народы во время тяжких потрясений российской истории, помогли литовцам найти общий язык с местным населением. В своих воспоминаниях бывшие спецпоселенцы с теплотой отзываются о межкультурных контактах с соседями – бурятами и русскими. По словам А.В. Арефьевой «мы к ним присматривались, они – к нам». П.Ю. Свилис рассказал, что отношение литовцев к местным жителям выражалось в короткой, но емкой формулировке «если верят в Бога, значит – хорошие люди». Все опрошенные нами информанты были едины во мнении, что инцидентов, связанных с непониманием или неприятием чужих обычаев не было. Напротив, к религиозным верованиям местных жителей они относились с пониманием и интересом. По словам К.В. Заляускаса, с обычаями и обрядами православных и староверов литовцы были знакомы еще на родине так, что здесь непонимания не возникало и после депортации.

Необычными поначалу казались верования бурят. По признанию П.Ю. Свилиса, когда он впервые увидел, как буряты отправляли ламаистский обряд «Дугжууба»,  символизирующий очищение плоти и духа от греха и состоящий в сожжении кусочков ткани или теста в ритуальном костре накануне лунного Нового года, то очень удивился. Для католиков литовцев такой обряд поначалу показался языческим и непонятным с точки зрения христианства. Однако вскоре они поняли, что это такой же религиозный обряд, как и те, что выполняли сами литовцы. Тем более что буряты, часто жившие рядом с литовцами, показались им дружелюбными людьми, которые в полной мере испытывали те же трудности работы на лесоповале, когда нанимались работать в сезонные бригады. Литовцы охотно торговали с бурятами, дружили с ними и считали добрыми соседями.

С русскими у литовцев также не было непонимания по поводу религии. Во всяком случае, с простыми людьми они всегда находили общий язык. Литовцы приглашали местных жителей на свои религиозные праздники, угощали их национальными блюдами. Некоторые литовцы, проживавшие в Улан-Удэ, посещали православную церковь, где крестили детей и венчались. Среди представителей этого спецконтингента, вероятно, встречались лица православного вероисповедания, этнические русские и белорусы [15].

Освобождение и репатриация литовского спецконтингента происходила поэтапно с 1954 по 1960 годы. Большинство литовцев было снято с учета спецпоселения в 1957-1958 годах. Из 4114 спецпоселенцев, прибывших в республику в начале июня 1948 года, по состоянию на 18 декабря 1958 года на территории Бурятии оставалось только 213 человек, которым не разрешили возвратиться на родину [16]. Это были представители двух последних оставшихся на спецпоселении контингентов выселенцев из Прибалтики – «бандиты и националисты» и «члены семей бандитов и националистов». Эти категории высланных литовцев официально получили освобождение по Указу Президиума Верховного Совета СССР от 7 января 1960 года [17].

Однако не все бывшие спецпоселенцы решили возвратиться в Литву. Многие уже обжились в Бурятии. На родине их собственность была конфискована, и жизнь пришлось бы начинать практически заново. Дети, выросшие в ссылке, были вполне адаптированы к советской жизни. Они окончили русские школы, имели советские аттестаты и, после снятия ограничений по спецпоселению, могли продолжать учебу в любых техникумах и ВУЗах страны. Литва и Бурятия находились в пределах одного Советского государства и, зачастую, практичнее было получить образование в Улан-Удэ или других сибирских городах, а после работать по распределению на просторах СССР. Таким образом, формировалась литовская диаспора Бурятии, ядро которой сегодня составляют пожилые литовцы – бывшие спецпоселенцы. Второе и третье поколения литовцев Бурятии уже представляют собой смешанную сибирско-литовскую общность, в той или иной степени сохраняющую элементы литовской национальной идентичности.

Большое значение в процессе осознания своей принадлежности к литовской нации играет преемственность исторической памяти. Оставшиеся в Бурятии кладбища литовских спецпоселенцев представляют собой естественные мемориалы трагических событий шестидесятилетней давности и важные маркеры литовской национальной и религиозной идентичности. Поэтому их восстановление, благоустройство и содержание в порядке имеет огромное значение для работы Национально-культурного общества литовцев Бурятии. Кропотливый и тяжелый труд по воссозданию материальных объектов памяти о литовских ссыльных, не доживших до возвращения на родину, не только является способом поминовения усопших и конкретным проявлением христианских добродетелей, но и объединяет литовскую диаспору. Эта работа глубоко символична как акт передачи исторической памяти от поколения к поколению. Важна она и как пример гражданского самосознания для еще только формирующейся культуры гражданского общества в Бурятии.

Литовские захоронения, в основном, сконцентрированы в Заиграевском и Хоринском районах Бурятии там, где были расселены литовские спецпоселенцы в 1948 году.

Самые крупные из них находятся в Ильке (84 могилы), Верхней Аракорке (66), Новоильинске (38), Хара-Кутуле (48), Зоне (50) и Старой Бряни (41) Заиграевского района. В Хоринском районе есть крупное кладбище литовцев в местности Челан (70 могил, расположено в лесу недалеко от села Верхние Тальцы).

Небольшие литовские кладбища или участки на общих кладбищах есть в Хандагае (12 могил), Баруне (16), Верхнем Нарыне (14), Сангоне (17), Эрии (6), Шабуре (6), Мойсе (14), Челутае 24-й км (10), Онохое (6), Эхи-Горхоне (12) и Тибигутах (12). Всего насчитывается более 20 известных членам литовского национально-культурного общества мест захоронений, где покоится прах 522 литовцев. По всей республике их количество должно быть гораздо больше, так как часть могил расположена на общих кладбищах, а некоторые захоронения остаются затерянными глубоко в тайге.     

Внешне литовские захоронения существенно отличаются как от привычных кладбищ советского периода с их увенчанными звездами пирамидальными памятниками, так и от православных и бурятских могил. Их основным отличительным признаком являются видимые издалека высокие кресты, гладкие или украшенные декоративной резьбой. На разных кладбищах встречаются кресты трех основных типов. Одни сделаны из лиственничного бруса, мало подверженного гниению, прочного и очень тяжелого. Этот недорогой и повсеместно доступный в тайге материал часто использовался там, где кладбища находились в непосредственной близости от лесоучастков и спецпоселков. В настоящее время большинство таких крестов обветшало, многие упали на землю. Часть деревянных крестов сгорела при лесных пожарах. Древесина, даже лиственничная – недолговечный материал и нуждается в постоянном обновлении.

Члены Национально-культурного общества литовцев Бурятии работают над реставрацией кладбищ, поврежденных пожарами, изготавливают и устанавливают новые деревянные кресты и оградки. Много деревянных лиственничных крестов установлено на кладбищах в Челане, Старой Бряни и Баруне.

Более долговечные кресты изготовлены из металла. Как правило, это сваренные особым образом трубы, укрепленные на бетонном основании. Такие памятники широко распространены везде, где есть литовские захоронения. Большинство благополучно сохранилось в советский период, но современные осквернители могил, охотящиеся за металлоломом, испортили часть крестов, оторвав перекладины. Например, такая участь постигла литовские захоронения в Новоильинске. К глубокому сожалению, в последние годы разорение кладбищ стало в России настоящим бедствием. Это позорное явление свидетельствует не только о плачевной социально-экономической ситуации, но и о беспрецедентном падении морали и исчезновении у части населения элементарных нравственных барьеров.

На местах захоронения литовских спецпоселенцев встречаются и полностью бетонные монументы, состоящие из надгробья и памятника, увенчанного крестом, либо стелы, на которой выбиты или отлиты крест, имена погребенных и эпитафия. Это наиболее долговечные памятники, нуждающиеся в меньшем объеме восстановительных работ. На таких могилах литовцы из национально-культурного общества реставрируют надписи и даты, восстанавливают утраченные таблички и оградки. Многие бетонные надгробья комбинированы с металлическими крестами несколько меньшего размера, нежели те, о которых речь шла выше.

И наконец, важным отличительным признаком литовских захоронений является наличие монументов, воздвигнутых и освященных по католическому обряду еще в период спецпоселения, чтобы увековечить память литовцев, погребенных в сибирской земле. Пожалуй, самый характерный монумент расположен на кладбище в Челане. Он был сооружен в 1957 году и освящен католическим священником отцом Пятрасом Ясасом. До сегодняшнего дня дошла фотография этого события. На ней можно увидеть представителей всех поколений литовских спецпоселенцев, от стариков до детей. Памятник был отреставрирован в 2000 году силами местных литовцев. Вокруг него была сооружена ограда и установлена памятная доска. Подобные монументы есть в Новоильинске и Челутае.

Мемориальная табличка на новоильинском памятнике была украдена современными вандалами. Со временем литовцы из национально-культурного общества надеются ее восстановить. В Челутае же на одном из надгробий выбиты слова «Жертвы сталинского геноцида» и список имен похороненных там литовцев. По-видимому, этот памятник был установлен уже после распада СССР одной из литовских экспедиций, изучавших захоронения соотечественников в Сибири.

Отдельного внимания заслуживают эпитафии. Наряду с внешней формой надгробных памятников они являются значимым маркером литовской национальной и религиозной идентичности. В основном эпитафии следуют в русле католической традиции, отражая основные ее постулаты – единение с Богом, надежду на воскрешение, увековечение памяти. Однако, так или иначе, многие тексты напоминают о мученической судьбе умерших на чужбине литовцев. Одна из надгробных надписей в Ильке гласит: «Здесь обрели вечный покой сыны и дочери литовского народа, умершие с 1948 года. Боже, ведь ты воскресишь нас, и твой народ возрадуется вместе с тобой». Большинство надписей четко фиксирует то, что покойный был литовцем и место его происхождения.

Встречаются и эпитафии, полные философского смысла. На памятнике в Ильке надпись гласит: «Прохожий, таким как ты, я был, таким как я, ты станешь». Это обращение направлено в будущее, чтобы люди не забывали о своей бренной участи и, пока живы, уделяли долю внимания усопшим. Таким образом, эпитафии на литовских могилах четко маркируют католическую веру и национальную принадлежность усопших, место происхождения и трудную судьбу, выпавшую на долю ссыльных, а также содержат обращения к потомкам. Эти признаки делают литовские захоронения хорошо узнаваемыми и отличимыми от могил местного населения.

Изучение литовских захоронений на территории Республики Бурятия началось с 1989 года. Исследователи неоднократно бывали в республике в 1990, 1997, 1999 и 2004 годах.  Во время первых экспедиций некоторые могилы были эксгумированы, а останки вывезены на перезахоронение в Литву. Об этом свидетельствуют проставленные на таких захоронениях даты и надписи на литовском языке Grįžo į Lietuva. Подобных могил много на кладбище в Челане, а даты на них говорят о том, что работы были произведены в 1990 году.

По результатам экспедиций составлялись карты расположения литовских захоронений и схемы отдельных кладбищ. Карта, хорошо демонстрирующая географию расселения спецпоселенцев вдоль железнодорожных линий и таежных узкоколеек, была составлена в 1992 году Антанасом Садецкисом в масштабе 1:5 км. Существуют подробные схемы, показывающие расположение литовских могил на кладбищах населенных пунктов Челутай 24-й км, Зона, Старая Брянь, Илька, Новоильинск и Хара-Кутул (Заиграевский район), а также сделанные от руки схемы захоронений в Хандагае, Баруне и Челане (Хоринский район).

Республиканская общественная организация «Национально-культурное общество литовцев Бурятии» было создано в 1999 году при поддержке государственных организаций Литвы. В реестре общественных организаций Республики Бурятия общество литовцев было зарегистрировано под № 1514 23 августа 1999 г. Его председателем сегодня является один из авторов данного исследования Б.С. Разгус. Первые крупные работы по реставрации литовских кладбищ были проведены в 2000 году на кладбище в Челане. Там были отремонтированы надгробные памятники и отреставрирован общий монумент, вокруг которого возвели металлическую ограду с мемориальной табличкой. Кроме того, было восстановлено сгоревшее при лесном пожаре ограждение кладбища.

Затем в деле реставрации кладбищ наступил перерыв, вызванный отсутствием финансирования. Работы по восстановлению возобновились с 2007 года. По мнению председателя литовского общества Бурятии, это очень поздно, так как отдельные захоронения настолько обветшали, что их очень сложно восстановить. В самом плохом состоянии находятся захоронения литовцев в Старой Бряни. Деревянные оградки там давно разрушились, а самое главное – поверх старых литовских могил производятся новые захоронения. Таким образом, могилы литовских спецпоселенцев в Старой Бряни постепенно исчезают с лица земли. К сожалению, вместе с ними уходит и память о трагических страницах общей истории Бурятии и Литвы.

В сибирских регионах принято несколько вариантов восстановления захоронений ссыльных литовцев. В Иркутской области на литовских кладбищах устанавливают отлитый из металла памятный крест. В Красноярском крае проводятся огораживания отдельных захоронений. В Бурятии работы по реставрации литовских кладбищ ведутся комплексно. На крупных кладбищах (например, в Верхней Аракорке) производится полная реконструкция. Заново устанавливаются кресты, изготавливаются новые надгробья, там, где существует необходимость, восстанавливается ограждение кладбища. На отреставрированном кладбище возводится памятный металлический крест. В тех местах, где захоронения уже практически не видны, могильные холмики обкапываются и поднимаются, чтобы кладбище можно было восстановить позже.
За восстановленными кладбищами необходим постоянный присмотр. Территории нужно очищать от травы, кустарников и сеянцев нового леса. Практически все захоронения литовцев в Бурятии находятся в тайге или возле ее границ и без организованного ухода природа быстро возвращает себе заброшенные человеком пространства. Особенно хорошо это заметно на кладбище в Верхней Аракорке. За два года, прошедшие после реставрации, его территория густо поросла травой и кустарником.

На кладбище в Челане похожая проблема. Растущие там лиственницы каждый год покрывают территорию слоем опавшей хвои и сброшенными сухими ветвями. Деревья не выдерживают сильного ветра и ломаются, загромождая свободное пространство. Челанское кладбище нуждается в регулярной уборке его территории.

Финансирование восстановительных работ производится литовским правительством. В 2007 году на эти цели было выделено 20000 рублей, в 2008 – 40000 рублей и в 2010 году – 60000 рублей. В год этих средств достаточно на реставрацию только двух кладбищ, а в целом по Республике Бурятия насчитывается более 20 мест захоронений ссыльных литовцев. По расчетам Б.С. Разгуса, при таких объемах финансирования на реставрацию всех кладбищ потребуется более 10 лет, так как фактически за три года удалось восстановить только четыре из них. Если ситуация не изменится к лучшему, часть кладбищ будет безвозвратно потеряна. Для наибольшей эффективности финансирование необходимо осуществлять с начала полевого сезона в мае, а не в сентябре, как это было сделано в текущем 2010 году. Тогда за летний период будет возможно провести максимальный объем восстановительных работ.

Литовские ученые и общественные деятели помогают Национально-культурному обществу литовцев Бурятии вести работу по реставрации мест захоронений. Значительный вклад внесли Антанас Садецкис и Римвидас Раценас. Активное участие в восстановлении литовских захоронений принимают и местные жители, представляющие разные национальности. Большую помощь в восстановлении кладбищ в Верхней Аракорке (2007 год) и Харакутуле (2010 год) оказали Виктор, Пятрас и Игнас Мачульскис, Борис Тютрин и Александр Зубакин. Благодаря тому, что ссыльные литовцы оставили о себе добрую память, многие жители населенных пунктов Заиграевского и Хоринского районов помнят местонахождение литовских захоронений в тайге и помогают в их поиске. Так, при поиске литовских могил в Тибигутах Б.С. Разгусу помогали местные молодые буряты, возившие лес. В Верхних Тальцах и его окрестностях люди хорошо знают, где расположено кладбище в местности Челан. Мальчик, проводивший нас до места захоронения летом 2006 года, называл его «литовские могилки» и говорил, что все в округе знают, где они находятся. В целом доброжелательное отношение местного населения к литовским кладбищам содействует делу сохранения материальных объектов памяти о депортации 1948 года. Отдельные эпизоды, связанные с порчей надгробных памятников, характерны для всех кладбищ на территории республики, постоянно подвергающимся набегам опустившихся и потерявших все нравственные ориентиры современных вандалов.

Подводя итоги данного исследования, следует еще раз обратить внимание на то, что сохранившиеся на территории Бурятии места захоронений литовских спецпоселенцев представляют собой важные материальные объекты исторической памяти. В условиях, когда доступ исследователей к архивным материалам МВД и ФСБ, проливающим свет на историю спецпоселенчества, остается ограниченным, эти кладбища являются своеобразным «мостом в прошлое», соединяющим период массовых репрессий 1940-х – 1950-х годов с современностью. Надгробные памятники, даты и эпитафии дают представление о суровых реалиях того времени и постоянно напоминают о судьбах умерших в ссылке спецпоселенцев. Кладбища ссыльных литовцев имеют большое значение для сохранения национальной, культурной и религиозной идентичности современной литовской диаспоры Бурятии.

Реставрационные работы и уход за восстановленными кладбищами, в основном, ложится на плечи немногих активных членов Национально-культурного общества литовцев Бурятии. Обладая ограниченными средствами, они проводят огромную работу, заслуживающую глубокого уважения. Финансовой поддержки литовского правительства, к сожалению, недостаточно для полной реставрации всех мест захоронений ссыльных литовцев на территории республики. Если ее объем не будет увеличен, часть кладбищ вскоре просто перестанет существовать. Поэтому необходимо задуматься над тем, каким образом можно вынести этот вопрос на региональный и федеральный правительственный уровень. Вопрос о статусе и совместном восстановлении захоронений ссыльных литовцев в России, неоднократно поднимавшийся в межгосударственных отношениях, до сих пор должным образом не решен. Без этого сложно добиться полного взаимопонимания в процессе укрепления партнерских экономических и культурных отношений между Россией и Литовской Республикой. 

Деятельность Национально-культурного общества литовцев Бурятии по восстановлению захоронений литовских спецпоселенцев вносит значимый вклад в сохранение исторического наследия республики. Такая инициатива нуждается не только в материальной, но и в широкой информационной поддержке. На территории Республики Бурятия находятся десятки захоронений жертв политических репрессий 1930-х – 1950-х годов, о которых мало кому известно. Многие из них нуждаются в восстановлении. Их история неотделима от новейшей истории Бурятии, а символическое значение в осознании исторической памяти огромно.

Преемственность опыта литовцев Бурятии по поиску и реставрации могил соотечественников чрезвычайно важна и для жителей республики других национальностей, чьи предки попали сюда не по своей воле. Расширение информационного поля поисковой и реставрационной деятельности будет способствовать передаче опыта, и содействовать формированию ответственного гражданского отношения к собственной истории у населения Республики Бурятия. 

Примечания

[1] По данным Всероссийской переписи населения 2002 г. на территории Бурятии проживало 243 литовца. См.: Население по национальности и владению русским языком по субъектам Российской Федерации // Всероссийская перепись населения 2002 года [Электронный ресурс]. Режим доступа: http://www.perepis2002.ru/ct/doc/TOM_04_02.xls (дата обращения: 10.01.2009).

[2] Возрастно-половой состав прибывших литовских спецпоселенцев выглядел следующим образом: всего на поселении в Бурят-Монгольской АССР было зарегистрировано 1175 семей, состоявших из 1246 мужчин, 1650 женщин и 1218 детей, т.е. 4114 человек. Разница между количеством прибывших 8-10 июня 1948 г. и количеством приписанных к районным спецкомендатурам объясняется тем, что несколько отставших в пути спецпоселенцев позже прибыли  с другими эшелонами. (Группа спецфондов Информационного Центра МВД Республики Бурятия (далее – ГСФ ИЦ МВД РБ), Ф. 58Л. Оп. 1. Д. 199. Л. 58, 218.)

[3] ГСФ ИЦ МВД РБ. Ф. 58Л. Оп. 1. Д. 199. Л. 19, 133, 137.

[4] Там же. Л. 107, 136.

[5] Там же. Д. 91. Л. 26-27.

[6] Национальный Архив Республики Бурятия (далее – НАРБ). Ф. 248С. Оп. 3. Д. 238. Л. 56, 89.

[7] Там же. Л. 120.

[8] Там же. Л. 56-57. См. также: Ф. 767сч. Оп. 2. Д. 16. Л. 94.

[9] Там же. Ф. 248с. Оп. 3. Д. 278. Л 32-33. Д. 238. Л. 120

[10] Там же. Л. 49.

[11] Там же. Ф. 767сч. Оп. 2. Д. 16. Л. 94.

[12] Интервью с бывшими спецпоселенцами А.В. Арефьевой, К.В. Заляускасом, П.Ю. Свилисом и Б.С. Разгусом, проведенные в 2005-2010 гг. В.Ю. Башкуевым. Тексты и аудиозаписи интервью хранятся в личном архиве В.Ю. Башкуева.

[13] ГСФ ИЦ МВД РБ. Ф. 58Л. Д. 10. Л. 36-37.

[14] Воспоминания бывшего спецпоселенца К.В. Заляускас Текст интервью от 20.02.2005 г. находится в архиве В.Ю. Башкуева.

[15] НАРБ. Ф. Р-248. Оп. 4. Д. 164. Л. 41-47.

[16] Земсков В.Н. Массовое освобождение спецпоселенцев и ссыльных (1954-1960 гг.) // Социол. исслед. 1991. № 1. С. 23.

[17] Там же. С. 24.