Анатомия судебной сенсации

Все еще болезненно

Возможно, читатели помнят, а если нет, то я сейчас напомню про свою статью «Засекреченная история Ленинграда» (Город 812. 2010. № 23. 5 июля), в которой шла речь о мемориальной доске пресловутому Г.Романову и в этой связи о необходимости объективно оценить его деятельность и о невозможности это сделать, потому что как минимум половина дел бывшего архива Ленинградского обкома КПСС (ныне ЦГАИПД СПб – Центрального государственного архива историко-политических документов) не рассекречена в нарушение закона «О государственной тайне».

А без этих документов обоснованно судить о Романове невозможно, потому что почти все документы уровня райкома КПСС и выше пользователям архива не выдаются. Для их выдачи разработана необычайно медленная и почти издевательская процедура, которая не позволяет вести серьезную исследовательскую работу в архивных фондах обкома, горкома и райкомов КПСС, а обеспечивает только случайный поиск со случайными результатами. Но для нашей власти это, похоже, все еще не история, это все еще горячо и болезненно, это все еще боятся рассекречивать.

Калининский районный суд вошел в историю

Прошел почти год, и можно подвести итоги. Во-первых, власти повесили-таки мемориальную доску Романову, сделав это тайно, без предварительного объявления об этом событии, заранее зная, что у этой позорной акции есть множество противников и что Романов (равно как и его предшественники от Жданова до Толстикова) – совсем не те фигуры, которым надо оказывать мемориальный почет и славить в граните.

Во-вторых, и я со своей стороны кое-что сделал для того, чтобы приблизиться к архивным тайнам Ленинградского обкома и лично тов. Романова: пользуясь активной юридической поддержкой Института развития свободы информации, подал в Калининский районный суд заявление с просьбой снять гриф «Для служебного пользования» с «Типового положения о порядке рассекречивания и продления сроков засекречивания архивных документов», которое утвердила своим решением № 178 от 12 марта 2010 г. Межведомственная комиссия по защите государственной тайны (МВК). И 1 июня 2011 г. суд (судья Мария Сергеевна Кондрашева) принял решение: снять гриф ДСП. И я получил недоступное ранее простым смертным Положение.

Ниже я объясню смысл этого документа, но вначале кратко скажу об общественном значении этого события, понятном только специалистам.

Существует в Москве Межведомственная комиссия по защите государственной тайны. У нее много функций, в частности, она принимает решения, которыми потом руководствуется Федеральное архивное агентство, а также комиссии в регионах, в частности, Межведомственная комиссия по рассекречиванию документов при губернаторе СПб (МВК-СПб).

В ответах и из Федерального архивного агенства, и из Архивного комитета СПб, куда я обращался, чтобы узнать, насколько законен такой порядок работы ЦГАИПД СПб, при котором половина фонда так и не рассекречена вопреки закону «О Государственной тайне» с его нормой рассекречивания по прошествии 30 лет, содержались ссылки на один и тот же документ – решение МВК № 178 от 12 марта 2010 г., которым было принято «Типовое положение о порядке рассекречивания и продления сроков засекречивания архивных документов».

И тут выяснилось, что сам этот документ недоступен, потому что имеет гриф ДСП – «Для служебного пользования». Иными словами, пол-архива засекречено, а вдобавок еще и само положение о рассекречивании тоже засекречено! Удивляться этому иррационализму не приходится – «мы рождены, чтоб Кафку сделать былью».

И я подал заявление в суд, и в итоге судья М.С.Кондрашева своим решением открыла миру документ МВК. Сенсационность этого решения заключена в том, что никогда ранее, за все 20 лет постсоветской истории, ни один суд в РФ, несмотря на все попытки, не снимал не только гриф «Секретно», но и гриф «ДСП» с каких-либо документов. Никогда!

И тут уже не так важно, насколько содержателен сам документ, за «разгрифовывание» которого я вместе с юристами Института развития свободы информации Дарьей Сухих и Евгением Смирновым судился, - важен прецедент. Ибо всегда судьи оказывались на стороне государственных органов, кожей и душой ощущая, что эти органы им социально ближе, а граждане – пыль.

Думаю, что в моем случае важнейшую роль сыграла личность судьи. Рано или поздно должно же было возникнуть (или начать возникать) поколение судей с новой психологией, которые ощущают абсурдность и «кафкианство» ситуации, когда положение о рассекречивании тоже засекречено, точнее, имеет статус ДСП. Еще странно, что на этот документ ДСП, недоступный простым смертным, дважды сослались руководители Федерального архивного агентства в своих ответах на мои заявления.

Первый исторический экскурс

В связи с этим не могу не сообщить про любопытный казус из практики Института развития свободы информации. В 2004 г. И.Ю.Павлов, директор инстута, обратился с таким заявлением в Басманный районный суд Москвы. 

«Некоммерческое партнерство Институт Развития Свободы Информации (далее Институт) - негосударственная некоммерческая организация, занимающаяся изучением правовых аспектов реализации права граждан и организаций на доступ к информации и защиты информации ограниченного доступа. Одним из видов деятельности Института является изучение действующего законодательства в информационной сфере и разработка предложений по совершенствованию этого законодательства.

3 августа 2004 года Институт обратился в Правительство РФ с запросом о предоставлении информации, а именно Постановления Правительства РФ № 1233 от 3 ноября 1994 года «Об утверждении Положения о порядке обращения со служебной информацией ограниченного распространения в федеральных органах исполнительной власти».

Данный запрос по поручению Правительства РФ был рассмотрен Государственной технической комиссией при Президенте Российской Федерации (далее Гостехкомиссия). Письмом Заместителя Председателя Гостехкомиссии № 240/4/413 от 4 октября 2004 года в предоставлении запрошенной Институтом информации было отказано. Решение было обосновано тем, что запрошенный документ относится к информации ограниченного доступа. Данное решение органа государственной власти нарушает конституционное право на доступ к информации. Отказ Правительства РФ в предоставлении информации Институту является незаконным».

Далее следовали юридические мотивировки, которые я опускаю.

Опять-таки абсурдность ситуации состояла в том, что «Положение о порядке обращения со служебной информацией ограниченного распространения» не было публичным, имело гриф ДСП.

Правительство прислало в суд отзыв с отказом опубликовать постановление № 1233, такого же содержания отзыв прислала Федеральная служба по техническому и экспортному контролю (ниже я объясню, какое она имеет отношение к этой истории). В результате 18 февраля 2005 г. Басманный суд принял решение отказать заявителю снять гриф ДСП с постановления правительства. И все дальнейшие жалобы в установленном законом порядке успеха не имели: суды, включая Верховный, стояли насмерть.

И вдруг 25 июля 2005 г. этот документ, за секретность которого стояло правительство и все суды, был опубликован (Собрание законодательства РФ. 2005. № 30. Ч. II. Ст. 3165). Потому что удовлетворять иски правозащитников наше государство не привыкло, ему это западло, а лучше оно опубликует документ как бы само, как бы по собственной инициативе, но не по воле всяких правозащитников. И, кстати, опубликовали без объяснения причин, по которым документ 1994 г. вдруг стал доступным только 11 лет спустя.

Второй исторический экскурс

Естественно, на всех оказывает давление тот режим секретности, который существовал во времена правления КПСС. Подавляющее большинство партийных решений и стенограмм пленумов ЦК партии не публиковалось и не становилось достоянием общественности. Всю свою деятельность партия строила на основе секретности. Работники аппарата ЦК КПСС несли ответственность за сохранение партийной и государственной тайны, в частности с протоколов и решений запрещалось снимать копии, перепечатывать их или делать выписки, а также ссылаться на них в открытой печати.

Категорические запреты содержались в «Положении о порядке обращения с документами ЦК КПСС в аппарате министерств, ведомств и организаций»: «Снимать копии и делать выписки из документов ЦК КПСС, ссылаться на них в публичных выступлениях, передачах по радио и телевидению, печати, приказах, протоколах заседаний коллегий, распоряжениях и в других документах министерства, ведомства, организации запрещается. При необходимости разрешается ссылаться на опубликованные в печати постановления ЦК КПСС и совместные постановления ЦК КПСС и Совета Министров СССР». Более того, согласно инструкции по работе с документами в аппарате ЦК КПСС от 1989 г., организации, получившие документы, рассылаемые партийными органами, должны были их вернуть назад в определенный срок или уничтожить на месте. При этом гриф «Секретно» ставился даже «на документах, не содержащих сведений, составляющих партийную и государственную тайну, но раскрывающих методы работы аппарата ЦК КПСС».  

Во многом обеспечение секретности деятельности и делопроизводства ЦК осуществлялась за счет КГБ. Так, ЦК, местные органы партии были оснащены аппаратами шифросвязи и «ВЧ» правительственной связи, которые обслуживалось 8 Главным Управлением и Управлением Правительственной связи КГБ СССР. То же касалось партийных архивах, часть которых размещалась на особых объектах, возведенных 15-м Главным Управлением КГБ СССР на случай «особого периода» и строго охраняемых. В то же время Архивный фонд КПСС не являлся составной частью Государственного архивного фонда СССР: его статус и деятельность его учреждений определялись Положением, утвержденным Секретариатом ЦК 28.12.1966.

Я привожу эти данные не только для того, чтобы обрисовать традицию секретности партийных документов, но и сравнить их со статусом того «Типового положения о порядке рассекречивания и продления сроков засекречивания архивных документов», с которого суд только что снял гриф ДСП.

Как выяснилось при чтении «Типового положения», содержание его довольно банальное, но, как сказано выше, гриф «Секретно» ставился «на документах, не содержащих сведений, составляющих партийную и государственную тайну, но раскрывающих методы работы аппарата ЦК КПСС». А в данном случае – методы работы МВК и региональных комиссий. Традиция требует все это засекретить, и вот 20 лет как нет СССР, КПСС и КГБ СССР, а принципы сохраняются.

А у нас в провинции

Кстати, нетрудно объяснить, почему в нашей провинции созданы искусственные трудности для рассекречивания партийных документов. Возьмем к примеру того же Романова Г.В. Инициатором установки мемориальной доски выступил В.Я.Ходырев, что он сам не только не скрывал, но всячески афишировал. В 1974 – 1983 гг. Ходырев – первый секретарь Смольнинского райкома, затем заведующий отделом, второй секретарь Ленинградского обкома КПСС, а Романов был первым секретарем обкома в 1970 – 1983 гг., так что будет корректно назвать Ходырева романовским выдвиженцем.

В.И.Матвиенко при Романове успешно делала комсомольскую карьеру (1972 – 1984), потом была заместителем Ходырева, когда тот уже был председателем Ленгорисполкома. Ходырев предложил повесить доску в честь своего благодетеля, при котором он сделал карьеру, а бывшая подчиненная Ходырева, Валентина Матвиенко, его просьбу выполнила. «Подпольный обком» действует.

Понятно, что если печать и интернет были бы наполнены текстами архивных документов, раскрывающих реального, а не вымышленного Ходыревым Романова (а таких, я уверен, в ЦГАИПД СПб найдется достаточно – только не надо их перед рассекречиванием уничтожать втихомолку, как КПСС делала в 1991 г.), доску в честь Романова не повесили бы. Поэтому-то режим секретности в ЦГАИПД СПб – в том, что касается обкома и горкома – сейчас такой же, словно КПСС от власти и не отходила.

На самом деле и не отошла: во-первых, МВК-СПб возглавляет вице-губернатор В.В.Тихонов, генерал-лейтенант КГБ/ФСО, а сама МВК-СПб существует при губернаторе с ее известной комсомольско-партийной карьерой. То есть создан двойной гэбистско-партийный контроль: сначала вице-губернатор из КГБ, потом губернатор из КПСС, который по п. 4.11 положения об МВК-СПб и по п. 36 «Типового положения» утверждает решение МВК-СПб. Кстати, вопрос к московской МВК: неужели одного генерала КГБ в ранге вице-губернатора мало для утверждения решений?

МВК как феномен постсоветской культуры

И попутно замечание, касающееся МВК. Комиссия эта упоминается в законе «О государственной тайне» (от 21.07.1993 № 5485-1), ей посвящен подписанный В.В.Путиным 6 октября 2004 г. указ президента, которым введено положение о МВК. Согласно этому положению (ст. 7), организационно-техническое обеспечение деятельности МВК осуществляет центральный аппарат Федеральной службы по техническому и экспортному контролю (ФСТЭК). Какое отношение экспортный контроль может иметь к проблемам гостайны, понять невозможно. При этом Виталий Васильевич Дергачев одновременно является и ответственным секретарем МВК, и заместителем директора ФСТЭК.  

Все становится на свои места, если поискать генетическое объяснение. Предполагаю, что и МВК, и ФСТЭК являются фрагментами КГБ СССР, который после 1991 г. исчез из поля зрения, но был не ликвидирован, а лишь фрагментирован и переназван. Теперь эти обломки агрегируются и срастаются снова, как куски неуничтожимого суперробота Т-1000 из фильма «Terminator 2: Judgment Day» (1991).

Естественно, что МВК не сразу прислало по требованию суда «Типовое положение». Не прислать они не имели права, однако для начала немного поупрямились, например, сообщили (в письме от 7 апреля 2011 г. № 240/4/221), что МВК «не является органом государственной власти и законодательство Российской Федерации об обеспечении доступа к информации о деятельности государственных органов на нее не распространяется».

В тоже время в письме МВК на имя судьи М.С.Кондрашевой от 22 апреля 2011 г. № 240/4/263 указывалось, что «при организации документооборота в рамках деятельности Комиссии применяется Положение о порядке обращения со служебной информацией ограниченного распространения в федеральных органах исполнительной власти (утвержденное Постановлением Правительства РФ от 3 ноября 1994 г. № 1233).

Но если МВК не является органом государственной власти, как они писали 7 апреля, тогда на каком основании применяется Положение для федеральных органов исполнительной власти? Было очевидно, что концы с концами в этой псевдоюридической аргументации не сходятся.

На самом деле МВК является просто государственным органом и этого достаточно, чтобы ее решения были публичными. Впрочем, о юридической технике, с помощью которой юристы Института развития свободы информации доказали суду правомерность снятия грифа ДСП, я подробно писать не буду. Это достаточно специальные материи (желающие найдут детали на сайте Института).

МВК-СПб как феномен сонного царства

Рассекречивает документы ЦГАИПД комиссия при губернаторе (МВК-СПб). Она действует на основе «Положения о межведомственной экспертной комиссии по рассекречиванию документов при губернаторе Санкт-Петербурга», утвержденного постановлением губернатора СПб от 23 августа 2004 г. № 712-пг.

Напомню, что «Типовое положение», которое мы добыли в суде, было принято 12 марта 2010 г. В пункте 1 указано, что оно «определяет порядок рассмотрения на предмет рассекречивания архивных документов, в том числе созданных в процессе деятельности КПСС <…>, и находящихся на хранении в закрытых фондах государственных арихвов РФ, государственных архивов субъектов РФ <…>».

Из сопоставления дат обоих документов уже видно, что в Петербурге проспали 15 месяцев, не обратив внимания на то, что даже формально положение о МВК-СПб надо было давно принять заново с новым текстом. Тем более, что отличия в документах видны сразу и легко.

Скажем, по пункту 4.2 положения о МВК-СПб, «Комиссия осуществляет свою деятельность в соответствии с планом работы, принимаемым на заседании Комиссии и утверждаемым ее председателем». А по «Типовому положению», пункт 6, абзац 4, «работы по рассмотрению на предмет рассекречивания архивных документов осуществляются на плановой основе», причем «в субъектах РФ – по планам, утвержденным руководителями высших органов исполнительной власти субъектов РФ». Иными словами, по старому местному документу план утверждает генерал-лейтенант Тихонов, а по новому «Типовому положению» - губернатор Матвиенко, что означает повышение уровня ответственности.

Есть и другие разночтения. А упоминаю я обо всем этом только для того, чтобы подчеркнуть: выход «Типового положения» в Петербурге просто проспали. И это сонное состояние, эта смольнинская Обломовка и атмосфера полного безразличия характерны для всей сферы рассекречивания архивных документов в Петербурге.

Я запрашивал у председателя Архивного комитета СПб С.В.Штуковой копию плана работы МВК-СПб на 2011 г. И что мне ответила г-жа Штукова? А вот что: «<…> Копия плана работы <…> на 2011 год не может быть предоставлена Вам, поскольку содержит ограничительный гриф. Можем только сообщить, что на 2011 год запланировано четыре заседания комиссии (по одному в квартал). Ближайшее заседание состоится 24 марта 2011 года» (письмо от 11.03.2011 № 1-22-312/11-0-1). Если исходить из содержания, то так и кажется, что письмо писали, с трудом борясь с зевотой и сладко потягиваясь в предвкушении нового сна. Наверное, после администрации Центрального района Архивный комитет и впрямь кажется спальней.

А ответ великолепный: во-первых, план по рассекречиванию то ли секретный, то ли ДСП – это уже нам знакомо; во-вторых, в год запланировано всего четыре заседания! А почему не одно? Или почему не одно раз в четыре года? Или раз в десять лет? Куда торопиться-то?

Кстати, на этом заседании 24 марта было принято решение о рассекречивании ряда архивных дел из фонда 25 (Ленинградский горком КПСС) по моему заявлению от января 2011 г. Заседание состоялось 24 марта, но получил я эти дела только после майских праздников! Словно мы живем по 300 – 400 лет. Как в таком архиве работать? Какова эффективность? В архив же ходят не развлекаться.

Кстати, ни в положении о МВК-СПб, ни в «Типовом положении» не сказано про эти четыре раза в год. В местном документе содержится милый и ни к чему не обязывающий пункт 4.3: «Заседания Комиссии проводятся по мере подготовки документов для рассекречивания». А вот в «Типовом положении» как раз указано (в пункте 4), что «основаниями для рассмотрения на предмет рассекречивания архивных документов являются: истечение сроков, установленных при засекречивании или продлении засекречивания архивных документов» и «обращение граждан, организаций <…>». То есть срок истек – это основание, что надо рассмотреть дело на предмет рассекречивания. Пусть не в течение недели, но в разумные сроки.

Вот по моему обращению 24 марта 2011 г. рассекретили дела 1956 г. С 1956 года прошло 55 лет. С учетом 30-летнего срока, указанного в законе «О государственной тайне», это почти два срока. А дела все еще лежали в архиве засекреченными! И я должен был ждать четыре месяца, чтобы МВК-СПб сделала то, что по нормативным актам следовало сделать давно.

Так что же тут в МВК-СПб за планы такие, если в 2011 г. - по причине истечения срока - надо рассекретить все документы за 2010 год, не говоря про более ранние года, а реально даже документы 1956 года в начале года 2011 рассекречены не были? Что на эту тему думает председатель МВК-СПб генерал-лейтенант ФСО Тихонов?

Иными словами, пункт 4 «Типового положения» в Петербурге надлежащим образом не выполняется. Кстати, насчет обращений граждан и организаций в положении о МВК-СПб вообще ничего не сказано, что теоретически может означать одно: планируют 4 заседания на год, и в основном то, что пользователи запросили рассекретить письменными обращениями, то и рассекретили. Плюс рассекречивают архивные дела с  вторыми экземплярами документов. А остальное лежит.

При таком объеме нерассекреченных дел четырех заседаний МВК-СПб в год явно мало, надо больше. Если не хватает кадров, значит надо об этом заявить громко, нанять дополнительных людей, т.е. дать материальное обеспечение исполнению закона «О государственной тайне». Если членам МВК-СПб некогда заседать раз в 2 недели, т.к. они работают в других местах, значит надо найти тех, кто сможет работать интенсивно. Но надо же выполнять закон «О государственной тайне» не в смысле «дадим когда-нибудь», а в смысле «прошло 30 лет – мы сами рассекретили, а вы берите и изучайте».

Но фактически исполнение закона «О государственной тайне» и «Типового положения» от 12 марта 2010 г. отнесено в неопределенное будущее и выполняется так медленно, что можно говорить о неисполнении. Или саботаже. Потому что не видно ни намерений, ни кадрового обеспечения, чтобы исполнить эти нормативные акты в обозримом будущем, пока скрываемая неисполнением этих актов история (в нашем случае – история Ленинграда) еще представляет какой-то интерес. Слишком уж явно местные органы власти демонстрируют свое нежелание реальную историю раскрыть.

По пункту 25 «Типового положения», предусмотрено рассекречивание «значительных по объему массивов архивных документов, содержащих многоаспектную информацию». Для этого образуется МЭГ – межведомственная экспертная группа. Понятно, что это позволяет продвинуть работу по рассекречиванию. Наконец, по пункту 26 ЦГАИПД имеет право предоставить в ФСТЭК копии документов, и в центральном аппарате этой организации организуют рассмотрение архивных дел на предмет рассекречивания. Это тоже ускорит работу, но я не слышал от сотрудников ЦГАИПД, чтобы этим вариантом кто-то пользовался.

Похоже, в нашем сонном царстве об этом не знают и знать не хотят.

Михаил Золотоносов