Дуэль или диалог?
Екатерина Полянская — автор пяти поэтических книг, лауреат нескольких премий, в том числе таких престижных, как премия имени А. А. Ахматовой (2005 г.), имени М. Ю. Лермонтова (2009 г.), «Литературная Вена» (Австрия, 2012 г.) и т. д. Но, кроме того, Катя активно переводит с польского.
Переводами не брезговали ни Ахматова, ни Цветаева, ни Бродский. Но почему именно с польского? Какие-нибудь польские корни?
— Нет, никаких корней. И все началось довольно неожиданно. К 300-летию Санкт-Петербурга в Польше вышла книга «Память» — сборник переводов стихов 15 петербургских авторов. Мои стихи тоже попали в эту книгу. И меня пригласили в Польшу на фестиваль «Варшавская осень поэзии». Надо сказать, что тогда я еще не знала польского языка, да и с современной поэзией Польши была мало знакома. И вот, на фестивале, я познакомилась с целой плеядой польских поэтов. Марек Вавжкевич, Михал Буковский, Кшиштоф Гонсяровский… Замечательный Рышард Улицкий, которого у нас знают (если знают), как автора текста песни «Разноцветные кибитки»… Тогда я привезла домой увесистую связку книжек на польском языке. Захотелось их прочесть, и я начала учить польский по самоучителю и словарям. Потом, чисто для себя, захотелось перевести какие-то поразившие меня строчки, потом — целые стихотворения. Когда я показала несколько моих переводов Мареку Вавжкевичу (прекрасно владеющему русским), он кое-что одобрил. Постепенно я осмелела, некоторые мои переводы были напечатаны в журналах Петербурга и Белоруссии. А в этом году в Москве вышла книга стихов Марека Вавжкевича «Вычерпать море», стихи для которой переводили Андрей Базилевский, Виктор Максимов и я.
Катя, в 2013 году фонд «За вашу и нашу свободу», Министерство культуры и национального наследия Польши и Институт книги Польши проводили Международный конкурс на лучший перевод произведений Тадеуша Ружевича. Работы участников конкурса, вошедших в шорт-лист, будут включены в состав сборника, который планируется издать в 2014 году. Ты вошла в десятку победителей, поздравляю. Отсюда следующий вопрос: чем привлекли тебя стихи Ружевича?
— Это интеллигентные, умные стихи, философские. Их наскоком не возьмешь. Требовалось время, чтобы осмыслить их, понять, подобрать наиболее близкие русские соответствия. По счастью было лето, отпуск. Проводила я его в деревне Морщихинская в архангельской глубинке. Сидела на берегу Лёкшмозера, читала стихи Ружевича и понимала, что они ставят передо мной не только поэтическую, но и интеллектуальную задачу. Это было захватывающе интересно.
Приступая к переводу, ты знакомилась с тем, что было сделано до тебя? Не страшно было, ведь Ружевича переводили такие поэты, как Давид Самойлов, Борис Слуцкий, Владимир Британишский и многие другие?
— Получилось так, что переводы Самойлова, Слуцкого я читала довольно давно. Поэтому давления авторитетов не ощущалось. Конечно, хуже было бы, если б я познакомилась с их работами непосредственно перед тем, как узнала о конкурсе. Возможно, тогда я бы не решилась участвовать.
Кстати, ты знакома с другими победителями конкурса?
— Нет, я никого не знала. Впервые мы встретились недавно, 6 декабря 2013, на церемонии награждения в Москве, в посольстве Польши. К сожалению, это событие омрачила смерть председателя жюри Натальи Горбаневской. Тем не менее, было интересно познакомиться, послушать другие переводы. Участники конкурса, в основном, профессиональные переводчики, мастера своего дела. По сравнению с ними я — любитель. Тем более лестно, войти в десятку сильнейших.
Если один поэт переводит другого, то вольно или невольно вступает с ним в соревнование. Невозможно полностью раствориться в чужой стихии, хотя хороший перевод во многом основан на отказе от себя. Насколько это трудно? Образно говоря: дуэль или диалог?
— Поэт не может раствориться. Для этого он слишком эгоистичен. Чем больше поэт, тем более «авторскими» являются его переводы. Настоящий переводчик отказывается от себя. Даже если он пишет стихи, он понимает: ценность его переводов выше. Такими, мне кажется, были Анатолий Гелескул, Михаил Лозинский. Они писали неплохие стихи (правда, сам Гелескул уверял, что стихов не пишет), но их переводы гениальны. Я не могу назвать себя переводчиком, потому что всегда переводила только то, что сама хотела, то, что задевало. Короче, для собственного удовольствия. Не знаю, смогла бы я перевести что-то чуждое мне, безразличное.
Есть мнение, что переводить с польского легче, чем, скажем, с английского или немецкого? Все-таки польский язык нам ближе. Это так?
— Ничего не могу сказать о трудностях перевода с английского или немецкого — не пробовала. Но близость польского и русского языков при всей их внешней похожести обманчива. Особенно это проявляется при переводе стихов. Жесткое ударение, мало мужских рифм, другое строение стиха. Даже рифмованный стих ближе к силлабическому, чем к силлаботоническому. А неуловимая ироничность польских стихов, как адекватно передать ее на русском?.. Нет, не думаю, что переводить с польского проще.
Катя, ты переводила многих польских поэтов. Но и твои стихи переведены на польский, печатались в польских журналах. А кто их переводил?
— Прежде всего, это Марек Вавжкевич, затем Михал Буковский, Чеслав Сенюх, Жозефина Пянтковска.
Насколько я понимаю, ты переводишь только современных польских авторов?
— Да, но список довольно длинный. Еще раз повторю: перевожу я только те стихи, которые меня чем-то тронули, заворожили. Как «Моя старая голая пишущая машинка…» Кшиштофа Гонсяровского или цикл «Мой город» Рышарда Улицкого. Среди «моих» авторов и Марек Вавжкевич, и Богдан Урбанковский, и Анна-Эльжбета Залевска и многие-многие другие. Если бы я могла полностью посвятить себя литературной работе — писать стихи, переводить… Но я, проработав, 16 лет хирургом, теперь работаю в фирме медицинским представителем. И времени на стихи и переводы остается не так уж много. Вернее, безобразно мало.
И все же, если помечтать?.. Что бы ты выбрала в первую очередь для перевода?
Продолжила бы переводить стихи моих любимых поэтов. Никого бы не забыла, в том числе и Эльжбету Мусиал, и Стефана Юрковского, и Иоанну Бабяж-Круль, и Анджея Дембковского, и Марека Вавжкевича с Михалом Буковским. И с огромным удовольствием перевела бы потрясающую книгу Богдана Урбановского «Голоса». Это письма, документы, стихи, рассказывающие об Освенциме. Но это такой труд! А еще мне очень хочется ближе познакомить русского читателя с одним из интереснейших, как мне кажется, польских поэтов конца XX–начала XXI века недавно умершим Кшиштофом Гонсяровским.
Польская поэзия удивительна. Недаром в конце XX века сразу два польских поэта — Чеслав Милош и Вислава Шимборская получили Нобелевскую премию. И, на мой взгляд, назрела необходимость собрать и издать на русском Антологию современной польской поэзии. В 2000 году издательство «Алетейя» выпустило в свет роскошный двухтомник «Польские поэты ХХ века». Ее открывают стихи Леопольда Стаффа, первая книга которого вышла в 1901 году. А замыкают антологию те, чьи книги впервые появились в 1990-х годах. Но на дворе уже второе десятилетие XXI века.
И — вопрос последний. Теперь, когда ты знаешь язык, побывала в Варшаве — как Польша отразилась в твоем творчестве?
Варшава показалась мне удивительно уютным городом. С традициями, бережно поддерживаемой памятью о прошлом, часто трагическом. В то же время, в отличие от строгого мужественного Петербурга, это очень нежный, женственный город. А теперь он особенно дорог мне, потому что в нем живут мои друзья. Конечно, я написала стихи о Варшаве, как же иначе…
ВАРШАВА
Шорох крыльев голубиных,
Отблеск солнечного смеха,
Что на волнах черепичных
Ввечеру едва дрожит.
В переулочках старинных
Заблудившееся эхо
Светлой музыки скрипичной
Зачарованно кружит.
Среди уличного гула
Шорох крыльев голубиных
Я услышала, и словно
Где-то дрогнула струна.
И мелодия дохнула
Тихой нежностью глубинной,
Тайной нежностью неровной
Недосмотренного сна.
Для конкурса переводов Екатерина Полянская перевела, в том числе, и это стихотворение Тадеуша Ружевича:
SLOWA
słowa zostały zużyte
przeżute jak guma do żucia
przez młode piękne usta
zamienione w białą
bańkę balonik
osłabione przez polityków
służą do wybielania
zębów
do płukania jamy
ustnej
za mojego dzieciństwa
można było słowo
przyłożyć do rany
można było podarować
osobie kochanej
teraz osłabione
owinięte w gazetę
jeszcze trują cuchną
jeszcze ranią
ukryte w głowach
ukryte w sercach
ukryte pod sukniami
młodych kobiet
ukryte w świętych księgac
wybuchają
zabijają
2004
слова
слова поистрёпаны
изжёваны словно жвачка
из губ молодых и красивых
выдуты
белыми пузырями
политиками ослабленные
служат для чистки зубов
для полоскания
рта
а в моём детстве
можно было слово
прикладывать к ране
подарить можно было
любимой
теперь обессиленные
завёрнутые в газету
всё-таки дурно пахнут
и даже ранят
скрыты они в головах
скрыты в сердцах
скрыты под платьями
женщин молоденьких
скрыты в книгах святых
взрываются
убивают
Беседовала Наталия Перевезенцева