Новая газета.

Выпуск № 39 от 10 апреля 2013

Войцех ЗАЙОНЧКОВСКИЙ: Пора вернуть Польше останки самолета

10.04.2013

Cегодня — третья годовщина авиакатастрофы, унесшей жизни президента Польши Леха Качиньского, его супруги, представителей польской военной и политической элиты, известных общественных и религиозных деятелей — всего с экипажем около сотни человек. Катастрофы, потрясшей не только поляков, но и россиян: вспомним длинные очереди москвичей, пожелавших оставить записи в Книге соболезнований, перед воротами польского посольства. И море цветов вдоль посольской ограды.

Накануне годовщины мы встретились с послом Польши в России Войцехом ЗАЙОНЧКОВСКИМ, чтобы разобраться в том, что происходит в польско-российских взаимоотношениях.
 — Как сегодня польское общество смотрит на трагические события трехлетней давности? Как обстоят дела с расследованием смоленской катастрофы? Какие проблемы остались нерешенными?

— Вопрос сложный. Расследование велось и ведется параллельно польской и российской сторонами. Прокуроры находятся в контакте: в частности, в марте генеральный прокурор Польши был в Москве. Кроме этого, время от времени в Москву и Смоленск приезжают прокуроры и эксперты для проведения следственных экспериментов.

Что касается оценки этого события политиками и общественностью, то, наверное, учитывая масштаб трагедии, она будет обсуждаться еще долго. Есть вещи, которые остаются предметом дискуссии между нашими сторонами. Это касается в первую очередь останков президентского самолета. В принципе российская сторона согласилась передать их Польше, но лишь после окончания своего следствия. Мы считаем, что, поскольку уже истекает третий год с момента катастрофы, поскольку все следственные действия, связанные с исследованием останков самолета, уже проведены, — нахождение останков в Смоленске не имеет никаких оснований. Для многих людей в Польше, особенно для семей погибших, это кажется неприемлемым и имеет отрицательный эмоциональный фон. Вообще все это — прежде всего проблема взаимного доверия, что обе стороны должны учитывать. Либо мы применяем сугубо формальный подход и ждем полного окончания следствия —  либо, используя существующие юридические возможности, решаемся процесс ускорить.

Главное достижение российско-польских контактов за последние три года в том, что, с одной стороны, ведется расследование, а с другой — развиваются контакты в других сферах. Не произошло того, что иногда происходит в отношениях между странами, когда один вопрос, пусть даже очень сложный, начинает доминировать и подчинять себе все остальное.

— Есть и более давняя трагическая история — это Катынь. Что сейчас происходит в этом деле: проблема снята или сохраняются какие-то разногласия? Если сохраняются, то в чем они? Какова сегодня роль этой проблемы во взаимоотношениях наших стран, наших обществ?

— С одной стороны, можно сказать, что в решении этой проблемы почти все сделано. Если присутствует слово «почти», значит, не на все 100 процентов. Мы ожидаем реализации данных нам обещаний: нам должна быть представлена вся документация катынского следствия. На сегодня еще 35 томов остаются недоступными, засекреченными. Последняя порция документов была передана нам весной 2011 года. С того момента мы больше ничего не получали. Вопрос также касается юридической квалификации произошедшего. Пока нет дальнейших сдвигов, и мы остаемся на том же месте, что и два года назад.

— То есть на сегодня проблема остается в замороженном состоянии?

— Работает так называемая двусторонняя группа по сложным вопросам, которая пытается использовать то, что было сделано три года назад, когда была опубликована знаменитая книга «Белые пятна, черные пятна. Польско-российские отношения в ХХ столетии». Книга, подготовленная группой польских и российских экспертов, историков, под редакцией академика Трофимова и профессора Ротфельда.

— А почему эти 35 томов не рассекречиваются? Есть ли какая-то аргументация?

— Нам объясняют это чрезвычайной сложностью процедуры снятия секретности с этих томов. Такова официальная версия российской стороны.

— В каком вообще направлении сегодня развиваются отношения между Россией и Польшей? Они улучшаются?

— Конечно, если сравнивать тот тренд, который мы наблюдаем сегодня, с тем, что было некоторое время назад, то стало больше «нормальности». Есть важные вопросы, по которым сохраняются разногласия (я уже говорил: останки самолета, катынские документы). Но есть и целый ряд вопросов, по которым у нас получается нормальное сотрудничество. Это и экономика, и целый блок вопросов, связанных с Калининградской областью, в частности, малое приграничное движение. В прошлом году мы отметили 4 миллиона пересечений границы в обе стороны (примерно пополам) между Калининградским анклавом и двумя нашими регионами — Ольштынским и Гданьским. Сейчас это малое приграничное движение функционирует на полную катушку, поскольку оно вошло в силу в июле прошлого года, а долгосрочные пропуска на несколько лет (и на 180 дней непосредственного пребывания на территории Польши) стали выдаваться только осенью. До этого обмен шел по визам. Видимо, в нынешнем году количество людей, пересекающих границу, увеличится.

— А что люди делают, приезжая в другую страну по пропускам?

— Что-то покупают, отдыхают, участвуют в различных мероприятиях, посещают концерты…

— Какова сегодня позиция Польши по поводу отмены визового режима между Россией и ЕС?

— Мы — за.

— Вроде бы со стороны Польши есть претензии к «Газпрому» по поводу высоких цен на газ, и эта тема недавно обсуждалась.

— Претензии к «Газпрому» имеем не только мы. В нашем случае это основывается на том, что мы покупаем газ по ценам более высоким, чем некоторые страны, находящиеся значительно дальше от российских границ и мест добычи газа. То есть он проходит через Польшу, но западнее нашей границы почему-то вопреки логике становится дешевле. Поэтому мы проводим политику диверсификации поставок газа в Польшу: строительство интерконнекторов для перекачки газа внутри европейской системы, строительство терминала для получения сжиженного газа с Ближнего Востока (который к тому же будет и дешевле, чем от «Газпрома»). Собственно, диверсификацией поставок газа занимаются и другие европейские страны, мы — не исключение.

— Сейчас в Польше горячо обсуждаются плюсы и минусы введения евро — когда это может произойти, если вообще произойдет?

— Мы брали на себя обязательства по введению евро, вступая в ЕС. Этого обязательства никто не отменял. Установлены не сроки, а критерии по дефициту бюджета и параметрам инфляции, которые мы должны выполнить. И мы их пока не выполнили.

Для Польши это дилемма. Можно остаться вне зоны евро, чтобы иметь возможность для гибкой политики, которая могла бы сглаживать кризисные явления, — благодаря этому мы неплохо прошли кризис. Но мы не для того вступали в ЕС, чтобы остаться аутсайдерами, которые не имеют отношения к принятию принципиальных для Европы решений.

В любом случае никто не собирается присоединяться к зоне евро завтра или послезавтра. Это серьезный вопрос, влекущий за собой дополнительные обязательства, причем не только в валютной и финансовой, но и в экономической политике, например, в сфере гармонизации с ЕС ставок налогов.

— Но существуют и разногласия Польши с ЕС…

— Никто не собирается оспаривать членство Польши в ЕС: пребывание страны в Европейском союзе дает множество преимуществ. 60% польского экспорта — государства ЕС, и это благодаря свободе передвижения капиталов и товаров. Экономика выигрывает. Есть, правда, и спорные вопросы: например, упомянутая мною налоговая политика. Или сельское хозяйство: разные страны пользуются разной поддержкой, а мы являемся сторонниками выравнивания условий и льгот.

— Американцы отказались достраивать систему ПРО в Польше, Польша заявила, что сделает это сама. Каковы последствия, в том числе для отношений Польши с Россией?

— США отказались от достраивания четвертой фазы ПРО. Остается третья фаза. Мы пока не знаем, в какую сторону пойдут дискуссии по этому поводу, потому что критика со стороны Москвы касалась именно той фазы, которая была отменена.

В том, что касается польской системы, то здесь просто совпадение названий. Американцы осуществляют проект глобальной противобаллистической обороны. У Польши возможности и необходимости самостоятельно развертывать такую систему нет. Мы должны иметь надежную противоракетную и противовоздушную оборону.

Европейская безопасность — это вопрос доверия. Если мы не доверяем друг другу по сравнительно небольшим проблемам вроде передачи останков самолета, то как мы будем доверять друг другу по более серьезным вопросам? На бумаге можно отделить одно от другого, но в психике это складывается в единую цепь. Тот же самый человек, который в понедельник занимался самолетом, в пятницу может заняться системой ПРО. И что тогда?

— В свое время реальный смысл существования Вышеградской группы (сейчас ее называют V-4: Польша, Чехия, Словакия, Венгрия) сводился к координации действий по вступлению в НАТО и Евросоюз. Сейчас опять большое внимание в Польше уделяется V-4. С чем это теперь связано, ведь страны очень разные, да и координация осуществляется в рамках ЕС?

— Группа возникла в то время, когда после развала СССР возник вакуум, а движение в сторону Североатлантического альянса и ЕС выглядело еще экзотикой. Сегодня такое объединение необходимо для лоббирования интересов восточноевропейских стран в ЕС. Очень часто у нас складываются одинаковые мнения по отношению к тем или иным вопросам. К вышеградскому ядру в ряде случаев присоединяются и другие страны — например, Болгария, Румыния, страны Балтии.

Развитие дорожной, железнодорожной, энергетической инфраструктуры исторически формировалось «с востока на запад», для связи с Москвой, а инфраструктура «север — юг» практически отсутствовала. Еще один фактор — Карпаты, разделяющие регион естественным барьером на две части. Если мы хотим преодолеть это историческое и географическое наследие, мы должны координировать усилия.

Есть еще политика по отношению к соседям. Страны V-4 больше других заинтересованы в активной политике ЕС по отношению к Восточной Европе и к Балканам. Здесь тоже есть осознание общности интересов.

— Мы понимаем, что послу нелегко говорить о проблемах, например, связанных с нарушениями прав человека и ограничениями деятельности НКО в России, но тем не менее — как к этим сюжетам относятся в Польше?

— В декабре прошлого года «Мемориал» получил награду польского министерства иностранных дел. Это и есть ответ на вопрос о том, как мы оцениваем деятельность таких организаций.

Среди организаций, которые недавно подверглись проверкам, оказалось множество структур, учрежденных поляками — гражданами России. Вопрос о необоснованности таких проверок был недавно поднят верховным представителем ЕС по иностранным делам Кэтрин Эштон, и мы полностью поддерживаем ее позицию.