Экскурсия по Петербургу Юзефа Чапского
Юзеф Чапский (1896-1993), польский художник, писатель, общественный деятель, автор всемирно известных мемуаров о Старобельском лагере НКВД и первых поисках в 1941-1942 годах расстрелянных по «Катынскому делу» тысяч польских военнопленных, узников Старобельска, Козельска и Осташкова; первое имя в катынской библиографии (Wspomnienia starobielskie (1944), Na nieludzkiej ziemi (1949). Ему посвящён целый раздел на нашем сайте, потому что главный редактор портала Когита!ру занимается исследованием петербургского периода в биографии этого удивительного человека с 1996 года.
Экскурсию по местам Юзефа Чапского в Петербурге можно начать с любого из десятков мест, в которых он бывал, в зависимости от вашего маршрута, но виртуально правильно начинать её по хронологии (все полные даты до 1918 указаны по старому стилю).
Экскурсия делится на пять этапов:
I. Родовой: дедушки, аристократический титул. 1-3 объекты.
II. Учёба. 1912-1917. 4-12 объекты.
III. Фаланстер. Январь-май 1918. 13-20 объекты.
IV. Первая миссия поиска погибших в России сослуживцев и коллег. Ноябрь 1918 - январь 1919. 21-24. объекты.
V. Посмертный, музейно-архивный. С 1995... С 25 объекта.
Данная экскурсия является первой попыткой совмещения биографии Юзефа Чапского и петербургского ландшафта. Автор будет благодарна за исправления, дополнения и уточнения, которые можно присылать на редакционный адрес cogita.ru@gmail.com
1.
Австрийское посольство
Первый заметный след в Петербурге оставил дед Юзефа Чапского по линии матери, граф Фридрих фон Тун-Гогенштейн (Graf Friedrich Franz Joseph Michael von Thun und Hohenstein (1810-1881), на фото 1881 года справа, австрийский дипломат. Юзеф Чапский неоднократно упоминал о нём в интервью, ошибочно называя прадедом.
Как следует из свидетельства о рождении Чапского, копии которого хранятся в двух петербургских архивах, его мать, Юза (Юзефа) Мария Каролина Сидания Фридриховна графиня фон Гуттен-Чапская (1867-1903) — урождённая графиня фон Тун-Гогенштейн. Бабушкой со стороны матери у Юзефа была графиня Леопольдина, урождённая фон Ламберг, баронесса фон Штейн и Гуттенберг, «Кавалерственная ордена Созвездия Креста и Придворная Дама Ея Величества» [Императрицы Австро-Венгрии], — так сказано в свидетельстве о рождении Юзефа. Дед Юзефа, граф Фридрих фон Тун-Гогенштейн, был главой Австрийского посольства в российской столице в 1859-1862, австрийским посланником и
полномочным министром и жил в этот период Санкт-Петербурге с семьёй и старшими детьми. Это происходило ещё до рождения матери Юзефа Чапского. Она умерла, когда Юзефу было семь лет, и связи с австрийской роднёй прервались, а семейный миф этой ветви в памяти Юзефа эпизодичен (на фото слева Юзеф вместе с матерью. Ок. 1899). Родившись в Праге, он бывал там в раннем детстве с матерью и практически не имел собственных воспоминаний; старшие сёстры сохранили больше сведений об австрийско-чешской родне (см. Maria Czapska. Europa w rodzinie. Paris, 1970).
Эпизод с петербургским периодом Фридриха фон Туна-Гогенштейна мы пока упоминаем без топонимических привязок, поскольку они требуют уточнений и дополнительных исследований.
Пока не известно, жил ли Фридрих фон Тун-Гогенштейн в Петербурге там же, где жил в 1867 году следующий австрийский посланник, граф Фридрих Ревертера фон Саландра, то есть по адресу: «Аптекарский проспект на П.С., д. 6, кв. 1» (см. скрин ниже справа: Всеобщая адресная книга С.-Петербурга на 1867. СПб. :
Гоппе и Корнфельд, 1867-1868. С. 399)? Но этот дом не сохранился, существующее сегодня на этом месте здание построено в 1911-1912.
Австрийское посольство занимало разные здания в Петербурге: до 1855 — Дом Салтыкова (или Дом Гротена, Дворцовая набережная, 4/ Миллионная, 3); затем, как сообщает Н.Л. Корсакова, не сохранившийся особняк на набережной Фонтанки, 102 (дом перестроен в 1888); с 1890-х Дом Бутурлиной (Сергеевская улица, 10, ныне улица Чайковского, 10). Следует сказать, что история и топография дипломатических миссий в Петербурге более-менее подробно описана лишь на 1835 год.
2.
Проспект Римского-Корсакова, 37. Семья Эмммериха Чапского
Петербургский след деда Юзефа Чапского по линии отца заслуживает отдельного исследования, монографии, экскурсии и т.д. Дом, который связан с периодом его жизни в Петербурге, сохранился, он стоит на проспекте Римского-Корсакова.
Этот дом, как и Петербург в целом, был связан с семьёй Юзефа Чапского задолго до его рождения. Здесь в 1860-х— 1870-х годах жил его дед, граф Эммерих Захарий Гуттен-Чапский (1828-1896), в России именуемый Эмериком Карловичем графом Чапским, с женой Елизаветой Карловной Чапской-Мейендорф и четырьмя детьми: Софьей (1857-1911), Карлом (1860-1904), Георгием (1861-1930) — отцом нашего героя — и младшей, недолго жившей дочерью Елизаветой (1867-1877).
Дом, в котором жили Чапские, хорошо сохранился (фото справа и ниже), он стоит на пересечении проспекта Римского-Корсакова (№ 37) и улицы Глинки (№ 15) в Адмиралтейском районе современного Петербурга. Проспектом Римского-Корсакова бывший Екатерингофский проспект стал, по данным энциклопедии Санкт-Петербург, в 1923 году в честь композитора Н.А. Римского-Корсакова. Улица Глинки в годы жизни здесь семьи Эммерика Чапского называлась Никольской, по находящемуся прямо напротив дома Никольскому собору РПЦ МП (переименована в 1892). Нумерация домов в этой части не изменилась — проспект Римского Корсакова, 37.
Дом принадлежал семье Бенуа с 1810 года. Архитектор Высочайшего двора Николай Леонтьевич Бенуа надстроил свой особняк в 1848-1849 годах и в годы жизни в нём Чапских проживал с семьёй во втором этаже этого дома.
В пушкинские времена, когда этот дом был двухэтажным, здесь находилась квартира князя Ильи Андреевича Долгорукова, члена кружка «Зеленая лампа», деятельного члена Союза благоденствия. Здесь бывал А.С. Пушкин, который в в десятой главе «Евгения Онегина» упоминал хозяина — осторожного Илью. Больше фотографий дома и занимательных сведений о нём можно найти здесь и здесь.
Граф Эммерих Захарий Николай Северин Карлович Гуттен-Чапский (на фото справа, 1880-е, Краков) был в России эпохи царей Николая I и Александра II именитым аристократом, храбрым офицером, участником Крымской войны в 1855 году, успешным чиновником и важным придворным. Как мы писали ранее, он закончил юридический факультет Московского Императорского университета, и уже в 1851 защитил кандидатскую диссертацию. В 35 лет он стал новгородским губернатором (1863-1864), в 37 — петербургским вице-губернатором (1865-1867), в этот же период довольно часто и подолгу исполнял обязанности губернатора и был при этом директором Санкт-Петербургского тюремного комитета. Всеобщая адресная книга С.-Петербурга на 1867 (СПб. : Гоппе и Корнфельд, 1867-1868. С.519) свидетельствует о месте его проживания: «Чапскiй Эмерикъ Карлов., Графъ, СС [Статский Советник]. Екатеригоф. пр. д. 37. На Гос. службѣ» (см. скрин ниже справа).
В 1879 году Эммерик Чапский вышел на пенсию с поста директора Лесного департамента Министерства земледелия и уехал в Краков. Он имел чин камергера (в 1867 году в Российской Империи было всего 42 камергера, включая деда Юзефа Чапского), то есть принадлежал к высшему государственному чиновничеству, имел прямой доступ к императорскому двору и непосредственному общению с государственной элитой. Он, безусловно, заслуживает уточнения всех мест в городе на Неве, связанных с его службой, проживанием и увлечениями (нумизматика, коллекционирование книг и живописи, описание коллекций Эрмитажа и т.д.) и отдельной экскурсии, которую мы когда-нибудь надеемся разработать, но не упоминать его в экскурсии, посвященной внуку Юзефу, мы не можем.
Насколько известно, сам Юзеф Чапский никогда не упоминал петербургских адресов своих дедушек в мемуарах, биографических заметках и интервью. В отличие от бабушки Елизаветы Карловны (Эльжбеты фон Мейендорф-Чапской), которую застал в живых и любил, он крайне мало написал о своем известном деде Эммерихе Гуттен-Чапском.
3.
Третьим по хронологии петербургским адресом Юзефа Чапского, вероятно, должен быть назван Департамент Герольдии Правительствующего Сената. Здесь в 1898 году было открыто первое в жизни нашего героя архивное дело на русском языке.
Его отец Ежи Чапский, в России — Георгий Эмерикович Захарьевич Николаевич Северинович граф Гуттен-Чапский — через два года после рождения своего первого сына (до Юзефа в семье рождались одни девочки) подал прошение в Департамент Герольди. В России в 1721— 1917 годах Третий департамент Сената ведал учётом и оформлением сословных прав дворянства, выдачей документов о дворянстве, ведением и выпуском родословных книг и списков и другими сословными правами, делами о почетном гражданстве, регистрацией и учётом родовых и территориальных гербов.
В 1925 году весь архив Департамента Герольдии был передан Российскому государственному историческому архиву (РГИА), который располагался в этом здании до 2006. Сейчас здесь находится Конституционный суд Российской Федерации.
Как уже сообщалось ранее, в жизни и в своих биографических текстах Юзеф Чапский избегал упоминаний о своем аристократическом происхождении. Однако для его отца, как и раньше для его деда это было очень значимо. Ежи Чапский просил Департамент Герольдии о «сопричислении [сына] к графскому достоинству», роду и гербу и «внесении в пятую часть родословной книги дворян Минской губернии». Следует отметить, что то же самое он проделал и в отношении младшего сына Станислава, родившегося в Праге в 1898 году, его дело в архиве идёт вслед за делом Юзефа (при этом ни для одной из пяти дочерей графский титул и дворянское звание не подтверждались).
Ежи Чапский приложил копии родословной и свидетельства о рождении на русском и немецком языках. В петербургских архивах Юзеф Чапский строго именуется «графом Гуттен-Чапским» (местами Гутен пишут с одной «т», иногда с приставкой «фон»: «фон Гутен-Чапский»). Из документов в первом архивном деле Юзефа Чапского мы узнаём, что он родился в Праге 2 апреля 1896 года, и что при крещении ему дали семь имён. Его полное имя, которое фигурирует только в российских архивах, звучит так: Иосиф Эммерих Игнатий Антон Франц де-Паула Мария Георгиевич граф Гуттен-Чапский герба Leliva.
Юзеф Чапский был «признан в графском звании Сенатом» 22 апреля 1898 года.
Немецкие приставки к фамилии, графский титул и полное имя Юзеф Чапский после 1917 года никогда не упоминал и не использовал, даже в шутку. Аристократический снобизм он считал изъяном, смеялся над кичливостью и выражение «типично по-польски — по-снобски» употреблял в негативном смысле.
Герб Эммериха фон Гуттен-Чапского, его детей и внуков (1875): РГИА. Ф. 1343. Оп. 49. Д. 478. Л. 5.
4.
Набережная реки Фонтанки, 40. XII-я гимназия
Семейная традиция, принадлежность к польской аристократии, статус деда Эммериха как бы предопределяли необходимость его детям и внукам мужеского полу обязательно получить юридическое образование, и престижнее всего — в столице Российской Империи. С их пожеланиями и склонностями при этом не считались. «Когда меня вместе со Стасем решили выслать на учебу, мы захотели ехать во Львов, там был у нас кузен, Франусь Чапский, он учился во Львове, — писал Юзеф Чапский [цит.: Józef Czapski. Wyrwane strony. Paris, 1983. С. 183-184. Пер. С.Свяцкого] — Очень нам хотелось попасть в Польшу, но об этом нельзя было и заикнуться: надо кончить обучение в России, получить диплом, стать мировым судьей или кем-то в этом роде. Дело для нас непонятное и вообще не нужное».
Их привезли в столицу учиться в гимназии. Точная дата приезда не известна.
Во дворе этого дома со стороны набережной Фонтанки, 40, находилась XII-я Санкт-Петербургская восьмиклассная мужская гимназия. Она была образована в 1901 году. Юзеф Чапский поступил в неё 18 августа 1912, сразу в шестой, последний из низших гимназических классов. В эту же гимназию поступил и его младший брат Станислав. Гимназия была правительственной (в то время в Петербурге было также и несколько частных гимназий, подробнее о петербургских гимназиях здесь). Юзеф Чапский, как и его брат, были «своекоштными» гимназистами: их обучение оплачивали родители, один год стоил 75 рублей.
Входить в гимназию нужно было со стороны набережной Фонтанки, через ближайшую к Невскому проспекту арку. Дом в те годы, когда здесь учились братья Чапские (на фото слева Станислав и Юзеф в гимназической форме, 1912), принадлежал З.Н. Полежаевой. Дом со стороны Невского проспекта сильно пострадал во время войны и был полностью перестроен (здесь много фотографий). Здание со стороны Фонтанки сохранилось лишь частично. Несмотря на хорошую сохранность, часть этого здания, прилегающая к дому на Невском проспекте, 68, была снесена в январе 2010 и полностью перестроена. Новое строение лишь фасадами напоминает прежнее, и от помещений гимназии сегодня ничего не сохранилось (на фото внизу дом №40 в современном виде; двор гимназии можно увидеть, войдя в правую арку).
XII-я гимназия была новомодной, то есть не вполне традиционной «классической», потому что из древних языков в ней преподавали только латынь, а естественный цикл был достаточно широко представлен, как в реальном училище. Обязательными были два иностранных языка – французский и немецкий. Гимназия никогда не считалась особенно престижной, как, к примеру, I-я или VI-я петербургские гимназии или известные частные гимназии, как гимназия К.И. Мая или гимназия М.А. Шидловской.
В 1912-1913 годах директором XII гимназии был действительный статский советник К.А. Иванов. С января 1914 пост директора занял исполняющий обязанности инспектора математик К.Б. Пенионжкевич.
Как рассказывал Юзеф Чапский Петру Клочовскому в 1989 году, выбор именно этой гимназии был сделан по рекомендации учителя братьев Чапских Вацлава Ивановского, который рекомендовал её как «известную школу с порядочными людьми, терпимо относящимися к полякам». «Тогда были ещё сильны антипольские настроения, и боялись, что нас будут преследовать в гимназии. Особенно заметно антипольски были настроены в Минске, но в Петербурге — уже не так. Кроме того у нас там были родственники» — вспоминал Юзеф Чапский.
В XII-й гимназии было по два класса в параллели, по двадцать человек в каждом классе. Учителями Юзефа Чапского были: А.А. Виноградов (русский язык), К.Б. Пенионжкевич и П.П. Кусков (математика), Н.И. Адамович (физика), М.Н. Куфаев и А.И. Савицкий (латинский язык), А.П. Нечаев (география, история), Е.В. Шмеллинг и В.В. Гиппиус (немецкий язык), А.Л. Моаньяр, А.Н. Новикова и Л.А. Эдель (французский язык), штабс-капитан М.В. Колобов (гимнастика) и другие. Рисование преподавалось в гимназиях до третьего класса и затем факультативно, за отдельную плату, по просьбе родителей гимназистов. Не сохранилось никаких свидетельств о занятиях будущего художника Юзефа Чапского рисованием в гимназический период, и в сохранившейся копии его аттестата занятия рисованием в гимназии не отмечены.
Юзеф Чапский достиг в гимназии «отличных успехов, в особенности же в физико-математических науках», написано в его аттестате. «При отличном поведении», с оценками «пять» по всем предметам он «обнаружил нижеследующие познания: в Законе Божием /5/ пять. Русский язык с церковно-славянским и словесности /5/ пять. Математике /5/ пять. В Физике /5/ пять. Математической географии /5/ пять. Истории /5/ пять. Географии /5/ пять. Фр[анцузском] яз[ыке] /5/ пять. Немецком яз[ыке] /5/ пять. Законоведении /5/ пять» (21). За успехи и прилежание Педагогический совет гимназии наградил Юзефа Чапского золотой медалью. Гимназию он закончил 28 апреля 1915 года.
Александр Беггров. "Утро на Невском проспекте". 1880. ГРМ [так выглядело место на Невском, которое каждый день пересекали Юзеф и Стас Чапские по дороге в XII-ю гимназию, за тридцать лет до их приезда в Петербург]
5.
Улица Рубинштейна, 36. Дом Бибикова
Первым петербургским адресом в гимназический период Чапский называет дом генерала Н.В. Бибикова на Троицкой улице. «... жили на Троицкой, в доме, который был когда-то собственностью Бибикова, кажется, бывшего варшавского генерал-губернатора», — писал Чапский в книге Wyrwane strony (Париж, 1983).
Адресная и справочная книга «Весь Петербург на 1912 год» подтверждает, что генерал кавалерии член разных комитетов и товарищ председателя комитета по призрению детей лиц, погибших при исполнении служебных обязанностей, почётный опекун Николай Валерианович Бибиков жил в доме №36 на Троицкой улице (ныне ул. Рубинштейна, 36).
Троицкой эта улица называлась с 1798, потому что шла по задворкам Троице-Сергиевой лавры, находившейся на набережной реки Фонтанки, 44. В 1929 переименована в память композитора Артура Рубинштейна, который жил здесь в доме 38 (подробнее об улице).
Дом №36 был в 1873 особняком, спроектированным в стиле необарокко архитектором В.А. Кенелем для М.И. Есиповой, затем в 1877-1879 перестроен архитектором Е.И. Винтергальтером и стал доходным домом Марии Валериановны Баструевой (1840-1900), которая приходилась старшей сестрой Н.В. Бибикову. Дом отлично сохранился до наших дней и в 2001 был признан памятником архитектуры (дом на wikimapia.org).
«Скверный генерал» не только разместил в своём доме сыновей Чапских вместе с их учителем Вацлавом Ивановским, но и, судя по оставшимся следам в архивных документах Юзефа Чапского, позднее хлопотал с устройством Юзефа на офицерские курсы в Пажеский корпус, носил его бумаги из университета в Пажеский корпус (в студенческом деле Юзефа Чапского есть прошение от Бибикова о выдаче копий и его визитка) и т.п. Во время войны он вновь был призван Николаем II на службу и был в Мариинском ведомстве почётном опекуном.
«Нива» еженедельный иллюстрированный журнал для семейного чтения, выходивший с Петербурге в 1870-1918 в издательстве А.Ф.Маркса. В. «Ниве» печатались писатели разных направлений, в т.ч. И.А. Гончаров, Н.С. Лесков, Д.С. Мережковский Л.Н. Толстой, А.П. Чехов, И.А. Бунин, А.А. Блок и др. Общественно-политическая жизнь освещалась в «благонамеренном» духе. В 1894-1916 выходили ежемесячные литературные приложения к журналу «Нива». С 1891 в качестве бесплатного приложения к «Ниве» издавались собрания сочинений многих русских и иностранных писателей, что обеспечило журналу большие тиражи и популярность.
Вид на дом 36, в котором жил Юзеф Чапский, со стороны двора дома Санкт-Петербургского купеческого общества (ул. Рубинштейна, 23).
6.
«Когда мне было 16 лет, я вёл очень интенсивную религиозную жизнь — рассказывал Юзеф Чапский Петру Клочовскому. — Там [в Петербурге] был ксёндз Лозинский, которого сейчас хотят сделать святым; к нему я ходил исповедоваться».
Сигизмунд (Зигмунт) Константин Антоний Лозинский (1870-1932), легендарный ксёндз, епископ и Божий человек, в Петербурге учился в гимназии, затем закончил здесь Санкт-Петербургскую Римско-католическую семинарию и Императорскую Римско-католическую духовную академию, где с 1906 преподавал. Как сообщает энциклопедия «Польский Петербург», Зигмунд Лозинский прожил в Петербурге с перерывами около 18 лет. По справочнику «Весь Санкт-Петербург на 1914 год», «Лозинский Сигизмунд, магистр богосл. канон. Измайловский пр. 1, р. 11. Могилевская архиепископская римско-католическая духовная семинария».
В 1913–1917 о. Зигмунд Лозинский служил настоятелем Церкви св. Иоанна Крестителя «при Пажеском Е. И. В. корпусе». Церковь занимала здание Мальтийской капеллы. По всей видимости, сюда и ходил юный Чапский на исповеди и мессы, живя в Петербурге во время учёбы.
Во время Первой мировой войны о. Зигмунд Лозинский был капелланом немецких и австро-венгерских военнопленных, а также интернированных лиц, находящихся в русском плену. Возглавил созданный при курии в январе 1916 Комитет несения помощи пленным, интернированным и беженцам.
Католическая церковь ордена мальтийских рыцарей была включена в комплекс Воронцовского дворца архитектором Джакомо Кваренги в 1798-1800, освещена в 1800. Католический храм в здании Мальтийской капеллы действовал и после окончательного закрытия протектора Мальтийского ордена в России (1817) для сотрудников посольств и миссий, а также членов императорской фамилии. Примечательно, что о. Зигмунд Лозинский помогал русским греко-католикам: в 1915 предоставлял для богослужений часовню при церкви Иоанна Крестителя, затем восточная служба стала совершаться в главном алтаре, попеременно с латинской. Напечатал молитвенники с переводом славянской литургии для своих прихожан (1916).
В 1957 году начался процесс его беатификации (причисления к лику блаженных в католической церкви). Сейчас в помещении Мальтийской капеллы находится музей кадетских корпусов России и концертный зал.
Вид здания Мальтийской капеллы в 1910-х (фото скопировано здесь).
7.
«Жили мы по воле учителя Ивановского абсолютно отстранено от всех. Как только он увидел, что мы можем много общаться, он вывез нас в Царское село. Якобы там лучше воздух, а у меня ведь слабые лёгкие... Просто какое-то безумие!» — рассказывал Юзеф Чапский Петру Клочовскому.
Царское село — современный город Пушкин (Пушкинский район Петербурга). По воле учителя Юзеф Чапский, живя в Царском селе, постоянно ездил в Петербург и возвращался обратно по первой в России железной дороге с Царскосельского вокзала (ныне Витебского). Современное здание вокзала построено в 1904 году по проекту академика архитектуры С.А. Бржозовского — одна из первых общественных построек в стиле модерн.
В архивных документах Юзефа Чапского, а также в петроградской адресной книге «Весь Петроград на 1917 год» (с. 739) фигурирует адрес: «Царское Село, Безымянный переулок, дом 7». Студенческое дело уточняет до номера квартиры — 17. «Весь Петербург на 1914 год», также как Весь Петроград на 1915 год сообщают о проживании по указанному адресу "потомственного дворянина Вацлава Адамовича Ивановского». Указан и номер телефона: «235».
Именно здесь ученик 7 класса XII-й гимназии Юзеф Чапский 24 апреля 1914 года встал на воинский учет и был «приписан по отбыванию воинской повинности к Первому участку Царскосельского уезда» и обязался к 1 марта 1917 года явиться для прохождения воинской службы.
Топоним «Безымянный переулок» и он сам существовали в Царском селе / Пушкине с 1839 до середины XX века, сейчас это место застроено и перепланировано. По карте 1915 года видно (искомый переулок слева, рядом с вокзалом): Безымянный переулок был параллелен железнодорожным путям, пересекался с улицей Широкой и Бульварным переулком.
В Безымянном переулке прошло отрочество Анны Ахматовой. Когда в 1942 году в Ташкенте они с Юзефом Чапским познакомились, легко предположить, что Безымянный переулок в Царском сразу обнаружил их связь. Ахматовой он запомнился тихим и сонным (цит. по Энциклопедии Царского села): «По Безымянному переулку ездили только гвардейские солдаты (кирасиры и гусары) за мукой в свои провиантские магазины, которые находились тут же, поблизости, но уже за городом. Переулок этот бывал занесен зимой глубоким, чистым, не городским снегом, а летом пышно зарастал сорняками – репейниками, из которых я в раннем детстве лепила корзиночки, роскошной крапивой и великолепными лопухами...».
Петру Клочовскому Чапский рассказывал, что в Царском селе они жили, как в пансионе, вместе с двоюродными братьями Войцехом и Эмериком Чапскими, их называли «станковскими кузенами», по Станкову, родовому имению их отца Карла. Здесь же в устроенном Ивановским «пансионе» проживали юноши из других польских семей, которые готовились к сдаче гимназических выпускных экзаменов в российской столице, их называет Мария Чапская в своих мемуарах Czas odmieniony (1978): Анджей Богомолец, будущий известный мореплаватель; Александр Платер Зуберк, будущий капеллан евреев-католиков в Варшавском гетто; Евгениуш Любомирский, будущий сахарозаводчик, затем узник Гулага, наконец, верный адъютант генерала Владисдава Андерса. «Целая банда», как говорил Юзеф Чапский.
8.
Улица Большая Морская, 6
Здесь, в Доме шталмейстера Императорского двора барона Константина Карловича Фелейзена с 1860-х располагалась гостиница «Франция», в которой, приезжая в Петербург-Петроград, останавливался Георгий Эмерикович граф Гуттен-Чапский. К примеру, здесь он жил весной-летом 1915 года, когда его старший сын Юзеф Чапский заканчивал гимназию и собирал документы для поступления в университет.
Дом противоположной стороной выходит на набережную реки Мойки, 52. Со стороны Большой Морской улицы дом последний раз перестраивался по проекту академика архитектуры Фердинанда Миллера в 1880-1881 (подробнее здесь).
Петербург был знаком Ежи Чапскому с детства (см. объект № 2 нашей экскурсии). Здесь он закончил знаменитую Annenschule (Училище при Лютеранской церкви св. Анны на Кирочной улице, 8). Наиболее подробно его биография описана на белорусском языке.
На фото слева: Ежи Чапский с сыновьями Юзефом (слева) и Станиславом (справа), ок. 1909 (?). Минск (?). (Предположительно фото Моисея Наппельбаума, которого называли гением фотопортрета. В 1902 году М.С. Наппельбаум сделал лучшие общие фотографии семьи Ежи Чапского в имении Прилуки под Минском: см. здесь, здесь и здесь).
В 1989 году Юзеф Чапский говорил в интервью Петру Клочовскому: «Мой отец владел большим состоянием. А когда у тебя большое состояние, ты должен иметь «мнение» российское и прямой доступ к губернатору. Он имел огромные связи в Петербурге, которых порядочные поляки не должны были иметь. Но все имели». В биографических заметках Wyrwane strony [«Вырванные страницы», 1983] Чапский писал: «Наш отец, который после смерти нашей матери остался с семью детьми на шее, никогда никаким интеллектуалом не был, придерживался самых консервативных взглядов, если говорить о польскости. <...> Может быть, во мне говорят мои сыновние чувства, но его действительно называли «добрым графом» и очень его любили. И там, где он был председателем благотворительных и земледельческих обществ, и среди прислуги, повсюду его уважали как справедливого и доброго человека. Что касается меня, то, по правде говоря, если бы я имел честь что-нибудь сказать об отце, то только одно: отец очень меня любил <…>».
9.
Набережная реки Фонтанки, 6. Императорское училище правоведения
Здание училища занимает треть квартала, последний раз перестраивалось в 1895, затем в 1909-1910 архитектором Павлом Сюзором.
По одной из версий, стишок про чижика-пыжика (Чижик-пыжик, где ты бы? На Фонтанке водку пил...) посвящен «правоведам»: их мундир из зеленого сукна с желтыми обшлагами и петлицами напоминал оперение чижа, треуголка ассоциировалась с клювом, а зимой они носили пыжиковую шапку. Училище было ликвидировано в июне 1918. В настоящее время здесь располагается Ленинградский областной суд.
Семейные «чижики-пыжики» Чапских на момент отъезда из России после революций 1917 года по возрасту не успели закончить полный курс в Училище правоведения.
Они были очень разными. «Один – коммунист, другой – сноб», – говорил Юзеф Чапский про своих двоюродных братьев Эмерика и Войцеха. Их отец Карл Эммерикович Чапский, закончил в Петербурге ту же школу, что и его младший брат Ежи (отец Юзефа Чапского). Он был 11 лет губернатором Минска (приблизительно в то время, когда генерал Николай Бибиков был 20-м президентом Варшавы) и, по мнению некоторых, сумел «превратить маленький провинциальный город в европейскую столицу», но рано умер от туберкулёза (1904). Его старший сын Эмерик отлично учился, но был, как говорил Юзеф Чапский, большим индивидуалистом, держался обособленно в их пансионе в Царском селе. Он смог сделать достойную карьеру сначала в независимой Польше (был и губернатором, и адвокатом, и политиком – депутатом Сейма, и дипломатом), затем в эмиграции.
Судьба младшего Войцеха сложилась трагически. Очень способный («бегло говорил по-английски», прекрасно рисовал), но не желавший учиться в Училище правоведения («страшно скандалил из-за этого с матерью»), невероятно общительный («в начале революции сошелся с английскими матросами») и «очень набожный» при своих «красных» взглядах – с любовью вспоминал о младшем двоюродном брате Юзеф Чапский. – «Жаль мне Войтека».
В польских генеалогических источниках о Войцехе Чапском (на фото внизу первый справа) написано: «после 1916 сгинул в России». Сведениями о том, когда и как Войцех оказался в советской России, мы пока не располагаем. Последнее, что о нём известно, опубликовано в первом томе Книги памяти жертв политических репрессий жителей Московской области (М.: ООО «ФЭРИ - В», 2002. - 615 с.: ил.): «Гутен-Чапский Войцех Карлович. Родился в 1899 г., Минская губ.; пом[естье] Станьков. [На момент ареста] токарь Коломенского завода им. Куйбышева. [До ареста] проживал: Московская обл., г. Коломна, Шоссейная ул., 78, кв. 52». Погиб в 1937 году в период Большого террора. Юзеф Чапский всего этого, разумеется, не знал.
Дети Кароля Чапского (слева направо): Фабиана Мария, Эльжбета, Эмерик Август, Войцех. Имение Станков, ок. 1904.
10.
Очень важное место для Юзефа Чапского в Петербурге-Петрограде. С 1903 года этим домом владел барон Александр Феликсович Мейендорф, правовед, приват-доцент Императорского Санкт-Петербургского университета, депутат Государственной Думы III (избран 8 ноября 1907) и IV (избран 25 октября 1912) созывов, двоюродный брат Елизаветы Карловны Мейендорф-Чапской, бабушки Юзефа Чапского. Сам Юзеф, соответственно, приходился А.Ф. Мейендорфу внучатым племянником, однако, Чапский называл его не двоюродным дедом, а дядей.
Барон Александр Мейендорф по отцу принадлежал, как и бабушка Юзефа Чапского, к скандинавской аристократии (род фон Мейендорфов возведён в баронское достоинство в Швеции в 1679, право на титул признано Департаментом Герольдии Сената в 1855) и роду балтийских немцев – землевладельцев
Лифляндской губернии. Он был в родстве со стороны матери, урожденной княгини Горчаковой, с П.А. Столыпиным (двоюродный брат, матери родные сёстры), со стороны отца – с Г.В. Чичериным (двоюродный брат, читать его статью, написанную на английском языке после смерти Чичерина).
Выпускник юрфака Императорского Санкт-Петербургского университета, он всегда тяготел к научной работе, был приват-доцентом университета, но после революции 1905 года был вынужден оставить преподавание.
Дом сохранился с 1874 года, когда его спроектировал и построил инженер-архитектор Василий Некора в эклектическом стиле. Противоположной стороной дом выходит на улицу Некрасова, 41 (бывшая Бассейная ул., 41). В адресных книгах место проживания А.Ф. Мейендорфа чередуется: то Озерной, 12, то Бассейная, 41. Как говорил Юзеф Чапский, «Дядя имел дворец, но не имел средств для жизни. Типично балтийский обычай».
«Проживание у дяди Мейендорфа было для меня, безусловно, важным событием. Он воспринимал меня как взрослого человека. Я приходил и уходил, когда хотел, у меня была очаровательная тетка, которую мы очень любили, а он был внимательным человеком, наблюдал за мной и был настоящим педагогом. Еще был он человеком, который a coupe les cheveux – (делил волос на четыре части), который видел все аспекты жизни разом. В течение ряда лет он был депутатом Думы, неизменно выступая защитником национальных меньшинств и конфессий. И вообще был либералом» – писал Чапский в «Вырванных страницах» (пер. С.П. Свяцкого). Временное Правительство назначило Мейендорфа Сенатором.
В 1915-1917, после поступления в университет Юзеф Чапский на законных основаниях мог избавиться от опеки Вацлава Ивановского и жил, по большей части, в доме Мейендорфа (хотя официально по-прежнему был зарегистрирован в Безымянном переулке, 7 Ц[арского]. С[ела].). Александр Мейендорф был бездетен. Он был женат вторым браком (с 1907 по 1946) на абхазской княжне Варваре Михайловне Шервашидзе (1859-1946), фрейлине, компаньонке принцессы Ольденбургской, авторе мемуаров. Варвару Михайловну Бабо Мейендорф Юзеф Чапский называл «наша седовласая тетя», «чудесная женщина», «наша грузинская княгиня».
Летом 1918 года Мейендорфы выехали сначала в Ригу (с большими приключениями и попыткой ареста багажа большевистскими властями на границе – об этом отдельно читать здесь), в 1919 переехал с женой в Лондон, где он стараниями своего друга, британского посла в России (1910-1918) Дж. У. Бьюкенена, стал профессором School of Economics, написал книгу «The Background of the Revolution» (биография А.Ф. Мейендорфа на немецком языке).
11.
Окончании гимназии с золотой медалью давало Юзефу Чапскому право поступать в Петроградский Императорский университет без экзаменов [по другой версии, в университет принимали всех, кто имел возможность оплатить обучение].
17 июня 1915, после уплаты «двадцати пяти рублей в пользу университета», граф Иосиф Гуттен-Чапский был зачислен студентом 1-го курса юридического факультета Петроградского Императорского университета. Юридический факультет в те годы располагался в главном корпусе университета — здании Двенадцати коллегий (на фото выше). Здание строилось с 1722 по 1741 год по проектам архитекторов Доменико Трезини, Теодора Швертфегера, Джузеппе Трезини и Михаила Земцова (Петровское барокко, объект культурного наследия; целиком сохранилось).
За два семестра 1915/1916 учебного года Юзеф Чапский прослушал курсы «Энциклопедия права», «История римского права», «История русского права», «Политическая экономия», «Государственный учет (общий учет)», «Статистика». В апреле 1916 Чапскому были выставлены оценки «весьма» за политическую экономию и статистику. «Весьма» – сокращенный вариант высшей из трех возможных студенческих оценок: «весьма удовлетворительно».
В это время в университете постоянно шли отчисления на нужды войны. Студенты делали отчисления на строительство этапного лазарета имени Петроградских высших учебных заведений и лазарета Министерства народного просвещения. Лазареты были устроены в Актовом зале университета, в здании студенческой столовой и в здании Коллегии императора Александра II. В 1915 году студентам еще давали отсрочку от исполнения обязательной воинской повинности на всё время обучения в университете. Однако 31 января 1916 постановление Совета Министров отменило студенческие отсрочки. При этом лица, ушедшие на фронт со студенческой скамьи и окончившие ускоренные офицерские курсы, могли увольняться в запас после трех месяцев службы в офицерском звании.
Сейчас юридический факультет СПбГУ находится в отдельном здании по адресу 22 линия Васильевского острова, 7.
12.
Садовая улица, 26. Пажеский корпус
Пажеский корпус снят со стороны 2-го этажа галереи Гостиного двора. 1996. Фото Т.Косиновой
В августе 1916 Юзеф Чапский должен был быть призванным в действующую армию. 26 мая 1916 он обратился к ректору университета Э.Д.Гримму с просьбой об увольнении в связи с поступлением в Пажеский корпус на ускоренные офицерские курсы.
«Отец сделал всё, чтобы я не попал в армию, — вспоминал Чапский в книге Wyrwane strony (1983). — О войне я думал с ужасом, потому что знал: нельзя тронуть даже муху. Я учился год в университете, ничему там не научился, сдал какие-то экзамены и тут же оказался в Корпусе. Я был убежден, что в армии мне не бывать. Потому что легкие у меня были слабые, и мне достаточно было выйти из дому без калош, чтобы подцепить воспаление легких. Я был убежден, что расхвораюсь. Но оказалось, что не только не расхворался, но совершенно выздоровел» [цит. в пер. С.Свяцкого].
Пажеский его Императорского Величества корпус с 1810 года находился в Воронцовском дворце, но в воспоминаниях Чапский связывал его расположение исключительно с Мальтийской капеллой. Дворец возведён в 1749-1757 для канцлера М.И Воронцова (барокко).
1 июня 1916 года Юзеф начал обучаться на ускоренных офицерских курсах прапорщиков, созданных при Пажеском корпусе. Обучение на курсах длилось четыре месяца для прапорщика пехоты и шесть месяцев для прапорщика кавалерии. Чтобы попасть в уланский полк, Чапский выбрал обучение на младшего офицера-кавалериста. Спустя 70 лет он рассказывал Петру Клочовскому, что с детства, как полагается, владел верховой ездой и не помнил, как и когда научился. Коней выбирать не умел, но всегда находился рядом кто-нибудь, кто давал правильные советы.
На ускоренных курсах в Корпусе вместе с Чапским училось много поляков, в том числе его кузены графы Платеры («масса Платеров», как он рассказывал Клочовскомй).
Его брат Станислав после окончания гимназии поступил в Офицерскую артиллерийскую школу стрельбы в Царском селе, но не успел её закончить и осенью 1917 ушёл на фронт простым солдатом.
Окончание курсов Юзефа выпало на начало Февральской революции в России. Чапский рассказывал в интервью Петру Клочовскому (1989): «Когда началась революция, возникло сумасшедшее замешательство, улицу захватил небывалый энтузиазм. Сидел я в госпитале, а Корпус трясся со страху: что-то с ним будет? Нас распустили на две недели. Я уехал в Межево под Оршей, к старшей сестре [Леопольдине] Лубенской».
Диплом прапорщика кавалерии Чапский получил уже при Временном правительстве, в марте 1917, но еще несколько весенних и месяцев провёл в Петербурге.
«Кадровый офицерский корпус русской армии, получивший систематическое военное образование, был почти полностью выбит за три года I-й Мировой войны. К осени 1917 офицеры с военным образованием, полученным до I-й Мировой войны, составляли 4 %, остальные 96 % - офицеры военного времени. В 1914-1917 годах из школ прапорщиков было выпущено 81426 прапорщиков, на ускоренных курсах при военных училищах и Пажеском корпусе - 63785 прапорщиков» (цит. по В. Свиридов. Время, деньги, знания// Армейский сборник, 2000, №2).
Мария Чапская, приехавшая в Петроград весной 1917 навестить братьев, писала в книге Czas odmieniony (1978): «По паркам, площадям и скверам царского Петербурга – революционного Петрограда кочевали громадные толпы бурых шинелей в ожидании случая. Солдаты лежали, раскинувшись на газонах царского парка, и грызли зёрна подсолнухов – семечки».
В июне 1917 Юзеф Чапский выехал из Петрограда. «Всё разваливалось, и со всех полков поляки валили под Минск <…>, в Дукору» – рассказывал он Клочовскому, – «Но я уже был страстным толстовцем».
В занятом немцами имении Дукоре собирались польские войсковые формирования.
Петроград, Шпалерная улица. Конец февраля 1917.
Полгода, до января 1918, Юзеф Чапский в смятении провёл в формирующемся на территории современной Белоруссии Польском Корпусе. Заповедь «Не убий!» и толстовское «непротивление злу насилием» преобладали в его миропонимании, не позволяя бесконфликтно мимикрировать под патриотический энтузиазм большинства сослуживцев.
Самый удивительный эпизод петербургского периода жизни Юзефа Чапского – попытка основания коммуны толстовского типа – начался задолго до того, как в январе 1918 он решился объявить о выходе из армии под Бобруйском по причине своих пацифистских взглядов. В России Чапский начал читать Льва Толстого. «Помню крыльцо, террасу [в Прилуках, родовом имении отца]. Все играли в теннис, флиртовали, а я на той террасе читаю Толстого о непротивлении злу. И чувствовал я себя таким важным по сравнению с этим бедным «народом», который интересуется чем-то другим. У меня было чувство интеллектуального превосходства. Уже тогда я предпочитал уединение. <...> Но ни отец, ни брат, никто вообще не знал, что я зачитываюсь Толстым. <...> Брат всегда меня считал помешанным, таким тихим безумцем» — говорил он в интервью Клочовскому.
Своё решение сообщить полковому начальнику Подхорскому о толстовстве Чапский называл «самым отважным поступком в жизни»: «Dichtung перешла в Wahrheit» (мечта обернулась реальностью).
Вслед за Чапским о своём выходе из Польского корпуса объявили его сослуживцы из другого полка: Антоний Марыльский и его младший брат Эдвард. Все трое сорвали лампасы, погоны и знаки отличия. Им повезло с военным начальством: их отпустили без скандалов.
13.
Столярный переулок, 11/9. Дом Клейбера
Почему отправились в Петроград? «Cholera wie! [«Чёрт знает?!]» – говорил в 1989 году Юзеф Чапский Петру Клочовскому.
«Мы должны идти в центр революции, в Петербург, и там провозгласить нашу новую веру» – призывал Антоний Марыльский (на фото справа, Петроград, 1918). Марыльский увлекался философией, толстовством и переосмыслением христианства и сразу занял место духовного лидера, «настоящего пророка», как говорил Чапский. В Прилуках к ним в тайне от своего отца присоединилась Карла Чапская. Мария Чапская приехала в Петроград позднее, в феврале 1918. Они решили основать в Петрограде религиозно-философский центр толстовского типа.
К тому моменту, когда четвёрка наших пацифистов – Юзеф и Карла Чапские, Антоний и Эдвард Марыльские – прибыла в Петроград, большевики уже разогнали Учредительное собрание, в России начиналась гражданская война. Но Юзеф Чапский воспринимал большевиков просто как «одну из социалистических партий», не видя и не представляя никаких опасностей (июльских событий 1917 и Октябрьского переворота он в Петрограде не застал).
Антоний Марыльский (Antoni Marylski, 1894-1973, на фото наверху справа, Петроград, 1918), польский общественный деятель, сооснователь Центра для слепых и слабовидящих в Лясках под Варшавой, стал в конце жизни священником (на русском языке его воспоминания впервые опубликованы в журнале Новая Польша, 2006, №7-8).
В Петрограде А. Марыльский истово исполнял роль пророка новой, толстовской веры: «целиком посвятить жизнь исполнению заповеди Любви», «привнести христианские ценности в новый, на наших глазах рождающийся мир», «любить и прощать весь мир со всей его нищетой», «помогать тем, кто чувствует правоту идеи Христа, но не находит в себе сил порвать с миром, проповедовать любовь к тем, кто нас ненавидит, везде бороться за Правду, страдать и умирать за нее» (подробнее здесь).
«Петербург лежал ещё под снегом. После пережитых конвульсий и переворотов город стоял застывший в ожидании, онемевший, заледенелый, улицы пустые. Магазины закрыты. На общественных зданиях висели огромные плакаты с революционными лозунгами в футуристическом оформлении. Сдираемые ветром, с текущей краской, они трепетали как паруса. С запада столице грозило немецкое наступление. Под Псковом собирались контрреволюционные силы. Ожидали английского десанта в Финском заливе и наступления флота Антанты с архангельской базы. Время от времени до нас доносилось эхо канонады.Откуда и в кого стреляли? Никто не знал, не было никакой прессы. Что ни день, ожидали какого-нибудь переворота или неожиданных выступлений. Большевистские власти переехали в Москву. Никто, даже наш мудрый и политический осведомлённый дядя Мейендорф, не верил в прочность большевистского правления. Однако он считал, что эти попытки следовало бы довести до конца и тем самым вылечить страну от заблуждений максимализма» – так описывала Петроград Мария Чапская.
Где был этот фаланстер, где они жили в это время? Нужно отдать должное Марии Чапской. Она единственная указывает названия улиц. Вероятно, вслед за нею Яцек Москва, биограф Антония Марыльского, называет уверенно лишь один из адресов. Итак, когда в Петроград приехала Мария Чапская, она нашла брата с сестрой и с братьями Марыльскими «в Столярном переулке, в нескольких комнатах, предоставленных госпожой Клаверовой». Юзеф Чапский, не называя адреса, говорил Петру Клочовскому: нашли жилье легко, было «до холеры» брошенных домов, «жили у знакомых польских адвокатов».
Адресно-справочная книга Весь Петроград на 1917 год среди владельцев домов в Столярном переулке указывает Клейбера Вильгельма Генриховича. Он владел угловым домом №11/9 (дом 11 по Столярному переулку, дом 9 по Казначейской улице, которые сегодня именуются также, как в 1917 году). Можно допустить, что Мария Чапская, когда писала свои мемуары через 60 лет после событий, просто немного ошиблась: Клейбер перепутала с Клавером. Подробнее об этом доме можно прочитать здесь. Вильгельм-Карл Генрихович Клейбер или Wilhelm Karol Kleiber (1862-1939), родился в Петербурге и принадлежал, как и А.Ф.Мейендорф, к родовитым балтийским баронам, его семья была немецко-польской. В 1898 году он награждён золотой медалью П.П. Семенова (Тянь-Шанского) Русского географического общества за работы «по выправлению Волги в районе Нижнего Новгорода». В 1917 году он был действительным статским советником, членом Гидрологического комитета Думы, известным русским гидрографом, инженером путей сообщения и домовладельцем, и в январе 1918 ещё не покинул Петроград.
Таким образом, наши герои оказались в районе Петербурга, сначала описанном в фантастической повести М.Ю. Лермонтова «Штосс», затем обжитом и неоднократно описанном Ф.М. Достоевским, входящим сегодня во все маршруты «Петербурга Достоевского».
Антоний Марыльский первым нашёл работу, он нанялся к Клейберу ночным сторожем. «Много часов проводил на морозе, обходя наш жилой блок, знал всех жильцов дома, помогал, где мог, разбивал окаменелые насыпи снега и молился, стоя на коленях в снегу» – писала Мария Чапская. С того времени и до самой смерти Марыльский хранил у себя в Лясках под Варшавой изображение Исаакиевского собора (так рассказывала в 2006 году Петру Мицнеру его коллега в Лясках Зофья Моравская).
Дом №11/9 по Столярному переулку сегодня является многоквартирным жилым домом.
Современный вид на Столярный переулок со стороны Кокушкина моста, по которому не раз ходили Чапские и Марыльские в 1918 году.
14.
Галерная улица, 58-60. Особняк Бобринских
«Вскоре после моего приезда мы поменяли жильё» – писала Мария Чапская. Александр Мейендорф помог им перебраться на Галерную улицу. Биограф Антония Марыльского Яцек Москва указывает особняк Бобринских как единственный адрес фаланстера: это большая усадьба на Галерной улице, 58-60.
Особняк в конце Галерной улицы возвели в 1790-х по проекту Луиджи Руски для внебрачного сына Екатерины II, первого графа Бобринского А.Г. Дворец выходит также на набережные Адмиралтейского канала, 31 и Ново-Адмиралтейского канала,6 (подробности здесь).
Последний хозяин усадьбы из рода Бобринских – граф Алексей Александрович Бобринский (1852–1927), историк, археолог, сенатор, предводитель дворянства Санкт-Петербургской думы, вице-президент Академии художеств (1889–1890), с 1896 года – председатель Археологической комиссии. В годы Первой мировой войны хозяева разместили во дворце военный госпиталь. В 1919 году семья Бобринских эмигрировала во Францию, – сообщается здесь.
5 апреля 1918 года Антоний Марыльский писал своему отцу из Петрограда:
« <…> После полудня мы или посещаем близких нам людей, или сидим дома, читая и разговаривая (я обычно на дежурстве). Бываем у семейства Дымша, пани Жуковской, пана Ярошинского, пана Пшевлоцкого, пана Свентицкого (офицера нашего полка, отошедшего от Бобруйска), барона Мейендорфа, дяди Чапских, одного из выдающихся людей мысли и характера в России. У него мы собираемся по воскресеньям на музыкальные вечера. Чапские и Свентицкий играют, мы поём и общаемся с необыкновенным хозяином. Кроме того, если нам позволяют средства (зарабатываем на жизнь я и сёстры Чапские), ходим на концерты или в театр. Вечером <...> обычно сидим дома. Таков наш день. Ты спрашиваешь, отец, чего мы достигаем этим нашим новым житьём? Хорошего очень мало, но стараемся здесь и сейчас зла и обиды людям не делать, но и это нам пока не удаётся». (Цит. В переводе с польского языка по кн. Jacek Moskwa. Antoni Marylski i Laski. Краков: Znak, 1987. С. 48-49.)
Жизнь четвёрки на Галерной день ото дня всё больше расходилась с реальностью: «практическая бессмысленность и бессилие перед переменами окружающего мира, который менялся стремительнее, чем они могли себе вообразить, конфронтация между великим идейным переломом и разбуженными надеждами, становились невыносимыми. Всем участникам фаланстера не хватало знаний в христианской догматике и текстах, в философии, в организации какого-либо дела и его руководстве.
Среди четвёрки фаланстера на Галерной Мария и Юзеф Чапские продвигали более реальный подход, чем Антек и Карла (младшего Эдварда Марыльского отец вызвал в Польшу раньше).
«Ничего у нас не выходило, никого мы в нашу веру не обратили, мы вообще не знали, как это делается» – вспоминал Чапский. Антоний Марыльский перестал есть и слёг.
В конце весны 1918 отцы родители молодых людей призвали их срочно приехать: Ежи Чапский ссылался на свою болезнь и звал детей в Минск. Старший Антоний Евстахий Марыльский (1965–1932), публицист и депутат Сейма II Речи Посполитой, требовал срочного возращения сына Антония в Киев. Юзеф, Мария и Карла Чапские отправились в Варшаву, а затем в Минск. Истощённого и больного Антония Марыльского и его брата Эдварда Карл Ярошинский «за огромные деньги», как рассказывал Чапский, вывез в Киев по договоренности с их отцом. Так при участии Карла Ярошинского и других благодетелей (графа Александра Мейендорфа, Генриха Пшевлоцкого и т.д.).
Сегодня в особняке Бобринских располагается факультет свободных искусств и наук СПбГУ.
Фаланстер Чапских и Марыльских в Петрограде действовал до конца мая 1918 («Пан Свентицкий» и «пани Жуковская», упоминаемые в письме Антония Марыльского отцу, пока не установлены).
Следующие шесть объектов №№ 15-20 имеют отношение к этому же периоду января-мая 1918 и будут дополняться по мере продвижения исследования и появления новых сведений.
15.
Большая Морская улица, 52. Дом А.А. Половцева
В 1916-1918 годах этим особняком владел Карл Иосифович Ярошинский (Karol Jaroszyński, 1878-1929), русский предприниматель и финансист польского происхождения, богатейший из поляков своего времени, владелец сахарных и нефтеперерабатыващих заводов, банков, домов (из них только в Петрограде – восемь), земель и пр., словом, «русский Вандербильт», как он сам себя называл. Юзеф Чапский встречался с Карлом Ярошинским в Петрограде весной 1918 года в надежде вдохновить его идеей открытия в Петрограде своего религиозно-философского центра. Вот как он рассказывал об этом в 1989 году Петру Клочовскому (цит. в переводе с польского по J.Czapski. Swiat w moich oczach): «<…> я узнал, что есть такой дивный Ярошинский, который владеет сотней сахарных заводов или чем-то вроде. Миллиардер, которому принадлежит, как говорили, половина собственности в России. Милейший человек. «Никогда не вступает в сделку дешевле миллиона рублей» – такая шла о нём молва. Он был также мечтателем: волнует его не то, что у него в тарелке, а лишь то, что получит Россия. А тогда – бабка надвое сказала – вполне был возможен поворот реакции, царская армия ещё сражалась. Господину Ярошинскому
принадлежала также половина акций во всех российских банках. У него были колоссальные деньги, роскошная вилла на островах, огромный дом, в который он в начале 1918 года поселил сорок польских скаутов, оказавшихся в революционном Петрограде, вместе с их учителем и каждый день кормил их рисовым супом. И я к нему пошёл. Зачем? Естественно, хотел что-нибудь организовать, какой-нибудь христианский центр, вдруг он
поможет. Прихожу, вижу огромный зал, заполненный людьми, все они с акциями, которые за гроши отдают Ярошинскому. Я к нему подхожу и с напором выкладываю нашу идею. Он слушает, слушает, слушает… знакомится с Антеком [Антонием Марыльским] и говорит: «Как же зелено у вас в головах, какими пустяками они полны, [Чапский использует bździu fiu в оригинале и пишет « так и слышу это bździu fiu»] – но вы мне нравитесь, я вам помогу. Я пришлю к вам машинисток, чтобы они записывали ваши манифесты». А мы ему с полным презрением: да на что нам эти машинистки?! У нас есть духовный лидер, который знает, что делать! И тогда он начал сбивать наш пафос и отправлять к нам разных мудрецов, раввина прислал. Антек всех отметал. Он стал ночным сторожем дома, в котором мы жили, и впал в прострацию: отказался есть, лишь молился, стоя в снегу на коленях, писал письма моей [младшей] сестре [Розе] об абсолютном отречении от эроса, как наивысшего греха. «Мы должны оплакивать одну Кровь Христову» – всё в таком стиле». О том же самом Чапский Яцеку Москве, автору книги об Антонии Марыльском «Антоний Марыльский и Ляски».
Между тем Ярошинский предложил и Юзефу Чапскому приходить к нему в особняк Половцева за ежедневным супом для их фаланстера. И Юзеф каждое утро ходило за этим жидким супом: «другой еды на завтрак не было, – вспоминает Мария Чапская. – Ярошинский не принимал всерьёз наших реформаторских амбиций, но решил дать нам выжить».
Антоний Марыльский писал отцу в апреле 1918 года из Петрограда, что все четверо бывали у Ярошиньского регулярно. Яцек Москва, со слов Юзефа Чапского, писал, что Ярошиньский очень помогал членам фаланстера. Он устроил Марию и Юзефа Чапских и Эдварда Марыльского в библиотеку, которой сам основал (библиотека экономической литературы, как вспоминала Мария Чапская), руководил ею оставшийся без работы «профессор Белов, директор библиотеки Думы». Ярошинский с Беловым скупали за гроши книги, Юзеф Чапский доставлял их в помещение библиотеки (адрес никто не указывает), где они с сестрой Марией их описывали.
Наконец, Карл Иосифович принял на себя заботу о лечении больного Антония Марыльского: разместил его у себя в особняке на островах, откармливал и лечил, затем вместе с ним нелегально выехал из Петрограда в мае 1918 года.
16.
Московский проспект, 18. Польская столовая
Московский проспект в Петербурге переименовывался четыре раза. В 1900-1918 году часть проспекта от Сенной площади до Рощинской улицы называлась Забалканским проспектом (во второй половине 1918 переименован в Международный проспект). В 1896 году на Забалканском проспекте, 18/20, в Доме В.М. Орлова (1888 год постройки, архитектор Николай Басин) была основана польская студенческая столовая, действующая до 1918 года. В годы I Мировой войны, когда в Петрограде единовременно проживало до 100 тысяч поляков, эта столовая являлась местом встреч польской элиты – профессоров, журналистов, врачей, юристов.
Яцек Москва, исследователь биографии Антония Марыльского, пишет, со слов Юзефа Чапского, что устроители фаланстера ходили обедать в польскую столовую: Чапские с Эдвардом Марыльским приходили из библиотеки, «когда от голода у них уже темнело в глазах», пишет Яцек Москва. Здесь они встречали Антония Марыльского. Мария Чапская вспоминает, что в этой столовой они получали порцию из куска конины, «жесткого, как подошва, и каши с каким-то маслом, без хлеба», которую мгновенно съедали. После этого скромного обеда расходились каждый в свою сторону.
17.
Дворцовая площадь, 6. Георгий Чичерин
В 1828 году на Дворцовой площади для Министерства иностранных дел Российской Империи выстроили по проекту архитектора Карла России здание у Певческого моста. Народный комиссариат иностранных дел РСФСР до отъезда в Москву в середине марта 1918 года занимал это здание. Здесь 30 января 1918 года работал и жил Георгий Васильевич Чичерин (1872-1836), обмененный большевистским правительством на английского посла в царской России
Бьюкенена. Ранее мы упоминали, что Юзеф Чапский по линии Мейендорфов состоял с Чичериным в родстве, но не был с ним близок. Мария Чапская в мемуарах называет его дядя Ежи Чичерин.
Юзеф и Мария Чапские искали в Петрограде какие-нибудь формы практической деятельности, страстно желая приносить общественную пользу. По совету дяди Александра Мейендорфа, они решили обратиться к большевистскому правительству с идеей допуска Красного Креста в тюрьмы (Мария Чапская пишет, что к Чичерину ходил Юзеф). Георгий Чичерин был с конца января по май 1918 заместителем народного комиссара иностранных дел РСФСР Льва Троцкого. Когда молодые Чапские обратились с этой идеей к Чичерину, он направил их к «товарищу Петрову – кристальному человеку». От Петрова они ушли ни с чем. Чапские были поражены, как легко зарубили их благородную идею, которая, правда, довольно быстро выветрилась из их голов, – пишет Яцек Москва. Это было в феврале-марте 1918 (20-21 марта 1918 Наркоминдел РСФСР переехал в Москву).
18.
Улица Стремянная, 16. Семейство Дымша
На улице Стремянной в доме № 16 жили польски-литовские и польско-румыские и польско-литовские семьи Евгения и Любомира Дымша. Последний был более известен, поскольку был депутатом Государственной Думы. Депутатом ГД II созыва был и их брат Генрих Дымша, который к тому же был кандидатом в депутаты Учредительного собрания от Витебского избирательного округа. Члены этой семьи имели отношение к Польскому Коло.
Вместе с Любомиром Дымша учился на юрфаке, затем работал в Министерстве просвещения, затем был депутатом Думы III и IV созывов Александр Мейендорф.
Инженер путей сообщения граф Евгений Клеофасович Дымша (Eugeniusz Dymsza, 1853-1918) с женой Ливией Титовной (дочерью румынского писателя и премьер-министра Титу Майореску) и братом Любомиром и его семьёй жил в этом доме с 1900 по 1918 годы (читать о происхождении фамилии Дымша).
Доходный дом каретного мастера, 2-й гильдии купца Ивана Логиновича Логинова был построен по проекту архитектора Александра Пеля, любимого ученика Монферрана, в 1859 году, это 45-ое его здание в Петербурге (подробнее о здании здесь).
По всей видимости, сюда в период с января по май 1918 года приходили по вечерам участники толстовского фаланстера, о чём мы не узнали бы, если бы не сохранилось письмо Антония Марыльского отцу от 8 апреля 1918 из Петрограда.
19.
Итальянская улица, 5. Генрик Пшевлоцкий
Дом костёла Святой Екатерины. Здание в стиле классицизма: фасад спроектирован Карлом Росси, весь дом простроен по проекту архитектора Людвига Шарлеманя (1835-1838) (подробнее об этом доме). Здесь в 1916-1918 годах жил Хенрык Пшевлоцкий (1884-1946), в России именуемый Генрихом Константиновичем Пржевлоцкiм, дальний родственник Юзефа Чапского из ветви графского рода Платеров (скрин из «Весь Петроград в 1917 году»).
Его отец Пржевлоцкий Константин Иосифович (1857—1930, Przewłocki Konstanty) был членом Государственного совета Российской империи по выборам от землевладельцев Царства Польского (1906-1909), входил в Польское Коло.
Как вспоминал Юзеф Чапский, Хенрык Пшевлоцкий «хитрил, ничего не понимал в наших религиозных исканиях, имел свой интерес в Петрограде в 1918 году». «Тогда были простые надобности: тут достать яблоки, там ухватить ананас – продавалось всё», нужно было только знать, где, и иметь деньги. Хенрык как-то крутился и помогал добывать пропитание Чапским и Марыльским. При этом он был сильно, как отмечает Юзеф Чапский, привязан к Карле Чапской, которая в тот период была, на самом деле, безумно влюблена в «полусвятого» Антония Марыльского и рьяно поддерживала его в молитвах и религиозном экстазе. «Сильно позднее», но Карла всё же стала женой Хенрыка Пшевлоцкого.
Таким образом, Петроград стал местом зарождения не мистического, а брачного союза – Чапских и Пшевлоцких.
20.
Забалканский (Москвоский) проспект, 4-6
Несмотря на революцию и голод Чапские и Марыльский успевали в революционном Петрограде 1918 года заниматься музыкой. Целую главу в мемуарах Мария Чапская посвятила певице Елене Михайловне Вендзягольской (1891-1963), которую она называет Хелютой. Виленские поляки Вендзягольские жили в Петербурге с конца XIX века, здесь получали образование их пятеро детей. Младшая сестра известного авантюриста и революционера Кароля Вендзягольского (член партии социалистов-революционеров, он был связан с антибольшевистским подпольем и Борисом Савинковым) и архитектора Павла Вендзягольского закончила петербургскую консерваторию. Как пишет Мария Чапская, «мужского типа, с красивым, альтовым голосом» Хелюта давала музыкальной Каролине Чапской уроки вокала, ставила ее меццо-сопрано. «Все мы ходили в один из подвальных салонов с фортепиано, Хелюта пела, сама себе аккомпанируя, и так, с того петроградского предвесенья музыка вошла в нашу жизнь». Адресная и справочная книга «Весь Петроград на 1917 год»сообщает о проживавшей в домах 4-6 по Забалканскому проспекту девице Елене Михайловне Вендзягольской. Проспект сегодня называется Московским, доходные дома-близнецы княгини Марии Владимировны Вяземской, вдовы генерала кавалерии, построены в 1910-1911 гг. по проекту архитектора Александра Хренова на месте знаменитой «вяземской лавры», описанной Крестовским в «Петербургских трущобах».
21.
Моховая улица, 27-29. Ликвидационная комиссия Королевства Польского
Здесь работал Генрих Пшевлоцкий, который именно здесь выхлопотал для оставшихся без своего пророка Антония Марыльского и благодетеля Карла Яросинского молодых Чапских документы для выезда в Польшу.
Ликвидационная комиссия по делам Царства Польского (1917 – следует отметить, что комиссия с таким же названием создавалась и ранее, к примеру, в феврале 1864 года) была учреждена постановлением Временного правительства от 15 марта 1917 года. Её задачами были выяснение местонахождения и состояния имущества эвакуированных государственных и общественных учреждений Царства Польского с целью их ликвидации, выработка концепции взаимоотношений будущего независимого польского государства с Римско-католической церковью, с военнообязанными и военнопленными, которые являлись подданными «неприятельских держав» для польской национальности. В 10 декабре 1917 Комиссия перешла в подчинение комиссара по польским национальным делам Ю.М. Лещинского и в начале зимы 1918 реорганизована. До 15 марта 1918 комиссия находилась в Петрограде, а затем была эвакуирована в Москву, при этом ее Московское управление было упразднено и создано Петроградское, просуществовавшее до 15 сентября 1918. Окончательно упразднена лишь в августе 1920. В России занималась, главным образом, делами эвакуированных из Польши учреждений и граждан и их архивами, организацией польских школ, изданий и культурной жизни в эвакуации, возвращением польских культурных, художественных и исторических достояний и ценностей «польскому трудовому народу» и т.п. Сохранившийся в России архив этой комиссии находится в ГАРФ (Государственный архив Российской Федерации) в Москве.
По данным Генерального консульства РП в Петербурге, комиссия располагалась в доме 27-29 на Моховой улице. Кроме этого адреса также упоминается ее расположение на улице Сергеевской, 30, где, по данным петербургской исследовательницы Тамары Смирновой (Т.Смирнова. Польские общества в Санкт-Петербурге. Конец XIX – начало ХХ века. СПб.: «Европейский дом», 2013. С. 203), располагался Польский комиссариат, который находился в подчинении Народного комиссариата по делам национальностей.
22.
Улица Жуковского, 47. Манусевич Мануйлов Иван Федорович
В ноябре 1918 года Юзеф Чапский приехал в Петроград инкогнито, затерявшись в толпе военнопленных и солдат, с первой миссией поиска пропавших в советских застенках товарищей. Его командировало начальство. «Мой полк дал мне довольно большую сумму – 14 тысяч «керенок». Я <…> как-то их выкупить» – вспоминал Чапский в интервью Анджею Вайде в 1989 году. – Это была довольно безумная идея, потому что в то время расстреливали тех, кто приходил с вопросами о таких вещах. <…>
Большевистская Россия переживал период «красного террора», официально объявленного в постановлении Совета Народный Комиссаров РСФСР 5 сентября 1918, до этого в июне 1918 они восстановили смертную казнь (отмененную одним из первых декретов в конце октября 1917).
«Я приехал в Петроград, и вдруг, случайно встретил польского врача, который был отцом гимназического друга моего брата [Станислава]:
– Вы с ума сошли, что вы тут ищите? Где вы шляетесь? <…> Вы понимаете, что как только вы подойдете к любой гостинице, вас сразу же расстреляют или, по крайней мере, арестуют? Можете жить у меня» – рассказывал Чапский Анджею Вайде.
Кто был этот человек? Где жил в этот приезд Юзеф Чапский? – пока не установлено. Однако в других его интервью есть несколько привязок к петроградским адресам, по которым он обращался в этот свой последний приезд.
Юзеф Чапский обратился к Манусевичу-Мануйлову. Делец, тайный агент спецслужб, журналист, Мануйлов жил на улице Жуковского, 47. В 1918 он зарабатывал шантажом и подделкой документов ВЧК. Чапский вспоминал (цит. по интервью в "Русской мысли"):
«Был такой удивительный господин Манасевич-Мануйлов: это был единственный русский дипломат, который остался служить Советам, все покинули службы, а он, подлец окончательный, был чекистом. Но я знал, что через него одному моему знакомому, очень богатому человеку, удалось бежать из Петрограда за большие деньги. Я думал, что держу его в руках, потому что знаю про это». Чапский пришёл к Мануйлову домой на улицу Жуковского, 47: элегантная гостиная полна рисунками Бакста, французскими книгами… «Ах, Граф Чапский, очень приятно, я знал вашего деда». Мануйлов выслушал Чапского и сказал: «От вас я денег не возьму. Я знаю о ваших благородных намерениях». Велел приходить через неделю. Но через неделю сказал: «Здесь их нет, надо ехать в Москву». Чапский
дал ему пятьдесят или сто рублей, сказав, что больше не даст, пока не увидит одного из тех, кого разыскивал, и понял, что Мануйлов потерял к нему интерес. Юзеф ждал неделю, вторую, наконец прочитал, что Мануйлов расстрелян. Фрагмент интервью. Ивана Манасевича-Мануйлова расстреляли при попытке перехода советско-финской границы в декабре 1918.
Что касается дома №47, то он был доходным, перестроен в стиле модерн архитектором-художником Александром фон Гогеном в 1901 (подробнее здесь). Сегодня он блестяще отреставрирован.
23.
Смольный проезд, 1. Исполком Союза коммун Северной области. Елена Стасова
Здание для Смольного института возводил Джакомо Кваренги в 1790-1806 (классицизм, подробнее об этом объекте культурного наследия, и кратко – здесь). С 1917 здесь размещаются органы местной власти (сейчас это здание занимает Администрация Санкт-Петербурга). В ноябре 1918 здесь заседал Исполком Союза коммун Северной области.
Площадь перед зданием Смольного до октября 1918 называлась Лафонской, в честь основательницы Смольного института благородных девиц Софьи Ивановны де Лафон. Большевики переименовали её в Площадь Диктатуры.
Юзеф Чапский пришёл в Смольный к Елене Дмитриевне Стасовой (1873-1966), члену ЦК ВКП (б), члену Президиума Петроградской ВЧК. Он писал о нескольких встречах со Стасовой неоднократно в разных статьях, в книге «На бесчеловечной земле» (1949), вспоминал в интервью.
Из интервью Анджею Вайде: «Мне сказали: «Если хочешь что-то узнать, обращайся к 
«Эта аскетичная дама, с седыми, гладко зачесанными волосами, в проволочных очках на массивном носу, в разодранной, жалкой кофтенке, служила в Смольном, в комнатке-келье, под портретами Маркса и Ленина, с двумя телефонами на столе – писал Чапский в книге «На бесчеловечной земле» (цит. в пер. С.Свяцкого). – Она оказалась единственным человеком в советской России, который, как бы это сказать... обошёлся со мной по-христиански и по-человечески. <…> Она сопроводила меня письмом к чекисту, который знал, кто сидит в тюрьмах». Так Юзеф Чапский узнал, что все пятеро пропавших коллег-уланов были расстреляны в Повенце.
24.
Улица Чайковского, 83. Триумвират на Сергеевской
Чапский пришёл на Сергеевскую с вопросом «Как жить?». «Зимой 1918-1918 года я познакомился в Петрограде с Дмитрием Мережковским и его женой, известной поэтессой Зинаидой Гиппиус. Бывал у них на Сергеиевской почти ежедневно. Не было угля, не было хлеба, но дискуссии о революции, о России, Боге, о Достоевском, о Ницше велись темпераментные и страстные. Там же я познакомился с Дмитрием Философовым, который жил у них уже на протяжении нескольких лет и с ними сотрудничал.
В ту же зиму я вернулся в Польшу, а год спустя Россию покинули Мережковские и Философов - они нелегально перешли советско-польскую границу. Я был первым, кто узнал об этом, и кто принял их у себя в Варшаве» – писал Чапский (цит. в пер. С.Свяцкого).
После этого Юзеф Чапский с оружием в руках участвовал в советско-польской войне 1920 года, проникся идеями национального возрождения и польского патриотизма в трактовке Станислава Бжозовского, автора Legendy Młodej Polski.
Что касается Дмитрия Философова, то Чапский считал его своим наставником. Вот что он писал:
«Вышло так, что с первых лет существования независимой Польши я вместе с моей сестрой Марией находился в постоянном контакте с Философовым. Он сыграл немалую роль в нашей личной жизни, открыл нам интеллектуальные горизонты, руководил нами. Наши отношения, прерванные его смертью, не имели ничего общего с политическими акциями, не были связаны они и с тем непосильным, убивающим его трудом по редактированию журнала, многократно конфискуемого цензурой, подверженного неустанным атакам как правой, так и левой русской эмиграции, и все же до конца оставшегося независимым, он существовал в труднейших, порой, казалось бы, немыслимо трудных материальных условиях. Общение с нами было для Философова в то время возможностью немного отдохнуть, и он, буквально снедаемый работой, позволял себе это лишь в редкие мгновения.
В России Философов был известен перед I Мировой войной как эссеист, один из основателей, наряду с Дягилевым, «Мира искусства», затем религиозно-философского общества, созданного совместно с Мережковским, Розановым, Минским и Карташевым; он дружил с Блоком, Розановым, Шестовым, Белым, Ремизовым, был человеком большого масштаба не только в интеллектуальном смысле, но и по своему характеру. Последний, польский период был в его жизни не только самым важным, но и самым героическим. Он писал для своей «Свободы» блестящие статьи, сокрушительные памфлеты, полемические заметки, а также фельетоны на самые различные темы из области культуры и искусства (иногда по три статьи в день!). Сколько там было вдумчивых, далеких от банальной трактовки эссе о Польше!» (цит. в пер. С.Свяцкого)
В январе 1919 Юзеф Чапский возвращался в Польшу по поддельным документам: лежал на верхней полке в купе и всю дорогу до Варшавы читал книгу Дмитрия Мережковского «Грядущий хам».
25.
Площадь Декабристов. Арка на Галерной улице. Извозчик и лошадь
Неоднократно описанный Чапским эпизод в Петрограде начала 1919 года:
«Это было ночью. Вдалеке, у ярко-желтой стены бывшего Сената светил единственный фонарь. Помню только этот свет и черные деревья с черными листьями над Невой. Зачем я забрел туда, не знаю. Вдруг откуда-то показалась пролетка. Извозчик сидел на высоких козлах и понукал едва
живой лошадью. Это был период страшного голода в Петербурге. Я не выдержал и сказал ему:
– Как можешь ты править своей повозкой, когда твоя лошадь подыхает с голоду?
Извозчик с высоких козел повернул ко мне голову. В памяти осталось его немолодое, плоское, без растительности лицо - он ответил мне, не раздумывая:
– Мы все помрем!
Не более того, но эта сцена меня потрясла, потому что это было как откровение. К тому времени я уже убедился, что польские офицеры, на поиски которых я вернулся в Петербург в конце 1918 года, были все расстреляны в Повенце по дороге в Архангельск. Но я еще должен был ждать в голодном Петербурге фальшивых бумаг, чтобы иметь возможность вернуться в Польшу.
То было время моего бурного увлечения писателями, прежде всего Достоевским и даже Ницше, из которого потом едва ли чем-нибудь воспользовался. А также Розановым. Был это – аж стыдно признаться – мой счастливый период. Ходил к Мережковским каждые два дня, и они мне давали книжки, от которых я с болью отрывался только для того, чтобы что-нибудь съесть.
Сегодня, когда вспоминаю о тех месяцах, отчетливее всего вижу лицо того извозчика, его полуживую лошадь, все в темноте, вдалеке фонарь на желтом фоне Сената». (Zeszyty Literackie, Весна 1989, №26).
Таким образом, начав мы как бы совершаем символический круг Юзефа Чапского по Петербургу, заканчивая нашу экскурсию там же, где её начинали – на площади Декабристов (Сенатской), если не считать два первых объекта, касающихся его дедушек.
26.
Литейный поспект, 53. Фонтанный дом, Музей А.А. Ахматовой
В 1942 году в Ташкенте Юзеф Чапский познакомился с Анной Ахматовой. Подробнее об этом эпизоде читать здесь.
В 1996 году в Польше был инициирован Год Юзефа Чапского в честь его 100-летия.
«Год Чапского» в Петербурге прошел под эгидой демонстрации передвижного варианта выставки “Wnetre” (на фото сверху справа: сад Фонтанного дома, афиша выставки; фото Т.Косиновой, 1996). Человек и место. Юзеф Чапский. К 100-летию со дня рождения” в музее Анны Ахматовой в Фонтанном Доме с 12 ноября по 15 декабря 1996 года. Выставку оформила Кристина Захватович, развеску и оформление биографической части в Музее А.А.Ахматовой выполнял петербургский художник Александр Всеволодович Баженов.
Выставка была подготовлена Национальным музеем в Кракове в сотрудничестве с музеем Анны Ахматовой в Фонтанном Доме, Генеральным консульством Республики Польша в Санкт-Петербурге и Санкт-Петербургским научно-информационным центром “Мемориал”. Все это стало возможно при поддержке: Фонда имени Стефана Баторыя (Варшава); Программа “Культурная инициатива” (Санкт-Петербургское представительство); Министерства Культуры и Искусства Республики Польша; Центра“Карта” (Варшава); Польских авиалиний – LOT – Cargo; Санкт-Петербургского отделения Банка PeKaO SA; Польских мастерских по реставрации памятников старины (Санкт-Петербургское представительство) – PKZ; а также Центра культуры «Коло Подковы» в Подкове Лесной.
Только в документальной части (в большом зале Музея) петербуржцы могли увидеть более 250 различных экспонатов. 226 фотографий (216 из Польши и 10 из России) сильно разнились (отличались друг от друга) по уровню и качеству печати, и искушенные петербургские зрители не могли не обратить на это внимания. Неожиданностью стало то, что среди авторов фотографий из семейного альбома Чапских – известный в России метр фотографии начала XX века. Было интересно узнать, что Моисей Наппельбаум оставил не только лучшие снимки Анны Ахматовой и Владимира Ульянова (Ленина), но и семейства Чапских, которых он посетил в Прилуках в 1902 году.
Документальную часть выставки удалось дополнить петербургскими экспонатами: копиями документов и фотографиями из фондов петербургских и московских архивов (РГИА, ЦГАКФФД (Санкт-Петербург), РГАКФД, ЦХИДК), фотографиями и книгами из Музея Анны Ахматовой в Фонтанном Доме и НИЦ “Мемориал” (на фото наверху: витрина с экспонатами, представленными НИЦ "Мемориал"), а также документами из личного архива Н.С. Лебедевой. В результате архивных поисков, которые проводил НИЦ “Мемориал”, в фонде Департамента герольдии исторического архива были найдены и скопированы для выставки несколько интересных материалов: родовой герб Гуттен-Чапских, документы графа Эмерика Карловича Гуттен-Чапского: копия свидетельства о крещении Юзефа-Эммериха-... на русском языке и другими. В музей А.А. Ахматовой были переданы подлинник письма Юзефа Чапского Н.С. Лебедевой, исследовательнице его лагерного периода.
В малом выставочном зале Музея была воссоздана комната Юзефа Чапского в Maison-Laffitte.
Кроме Петербурга выставка демонстрировалась в 1996 году в Париже, Праге, Варшаве и Кракове. Затем она стала основой экспозиции в открывшемся в Кракове в 2016 году Павильоне Юзефа Чапского (на фото справа: живописные работы Ю.Чапского из фондом Национального музея в Кракова, представленные на выставке в Музее А.А.Ахматовой, фото Т.Косиновой, 1996).
Переводы пятнадцати текстов Юзефа Чапского и других польских авторов общим объемом около 8 печатных листов, для каталога выставки, пресс-релиза, буклета и планшетов для экспозиции выполнили Святослав Свяцкий, Анатолий Нехай и Татьяна Косинова.
Во время подготовки выставки и началась работа над исследованием петербургского периода жизни Чапского. Выставка была дополнена материалами из фондов музея А.А.Ахматовой, копиями документов некоторых петербургских архивов, материалами и документами НИЦ "Мемориал". Подробнее о выставке читать в журнале Zeszyty Literackie. 1997. №58 (на польском языке) и здесь.
27.
Дополнительные объекты
Архивы
Петербургские архивы Юзефа Чапского. Архивные документы и биографические материалы Юзефа Чапского, а также членов его семьи и родственников можно найти в Петербурге
Библиография
На польском языке
На русском языке
Подготовка данной публикации поддержана Петром Мицнером (проект "W poszukiwaniu misji emigracji. Polsko-rosyjskie kontakty literackie 1919-1989") и Польским институтом в Петербурге.
