Рассказы ингерманландских финнов-блокадников
Ораниенбаумский пятачок в годы войны стал одним из самых кровопролитных участков обороны Ленинграда. Плацдарм был отрезан от основных сил советских войск, но сыграл важную роль в отражении попыток немцев взять город со стороны Финского залива. Протяженность от реки Воронки до Петергофа около 65 километров по фронту, до 25 км в глубину. Плацдарм образовался 16 сентября 1941 года после прорыва немецко-фашистских войск к Финскому заливу в районе Урицка, удерживался частями Красной Армии при поддержке береговой и корабельной артиллерии Балтийского флота.
Связь с Ленинградом осуществлялась через Финский залив и Кронштадт по "Малой дороге жизни". Вместе с военными все тяготы войны разделило гражданское население. В кольце блокады Ораниенбамского пятачка оказались десятки финских деревень. Я записала рассказы двух пожилых женщин, переживших депортацию 1942 года.
Наша деревня была чисто финская. Отца расстреляли в 1937 году по ложному доносу. Он был капитаном рыболовецкого судна. Вся деревня работала в рыболовецком колхозе Труд. О начале войны объявили по радио. В 1941 году мама, Елена Пантелеевна, собрала хороший урожай. В яме был урожай картошки, в погребе - варенье, бочка квашеной капусты, грибы.
В 1941 году я пошла во второй класс. 9 сентября нас принимали в пионеры. Галстук надо было покупать самим. У других они были шелковые, покупные, а у меня из старой ткани. Когда нас принимали в пионеры, стреляла дальнобойная артиллерия.
Когда началась блокада, к нам пришли солдаты.
— Помогите раненым.
Мама отдавала всё. У нас была корова, две козы, 5 овец, куры. Всё съели раненые. У нас осталась только коза. Мы её прятали. Не помню, чтобы она давала молоко.
Когда начались бои на реке Воронке, оттуда везли многочисленных раненых. Вся застава была переполнена. До декабря [1941] мы посещали школу, нам давали там горячие супы. Когда начиналась воздушная тревога, прятались в блиндаж рядом. Школу закрыли в декабре, в ней открыли госпиталь. Супы нам уже не давали, не хватало раненым. Их было тысячи, умерших не успевали хоронить, закапывали в снегу.
Мама работала на ловле рыбы. В начале войны еще были живы колхозные лошади, ездили на них. Когда установился лед, то лошади возили рыбу на санях. В море ходили по пропускам, на берегу стоял пост охраны. Мама оставляла пропуск, и уходила в море, а возвращаясь, забирала его. Рыбу ловили сетями. Мама приносила рыбу, а у дома ждали два солдата. Все сдавали раненым. Нам оставляли только 5 рыбин.
Немец все время обстреливал и сбрасывал листовки на русском языке: «Не ловите Красной армии рыбу. Мы вас всех перестреляем».
Однажды мама не пришла. Все рыбаки уже забрали свои пропуска. В этот день немец перестрелял всех лошадей. Подлетел низко на самолете и расстрелял из автомата. Мать спряталась в льдину, когда вылезла, все вокруг было в дырках от пуль. У мамы с ее братом дядей Ваней была одна лошадь на двоих. Немцы ее застрелили, а дядю Ваню ранило в руки и ноги. Мама не могла оставить ни дядю Ваню, ни рыбу. Её ждали раненые. Мама повезла на себе свои сани с рыбой, дяди Вани с рыбой, и самого дядю Ваню. И вот наступила ночь, и они заблудились.
Мы пришли на пост, нет маминого пропуска и дяди Вани. Мы подумали, что маму убили, ведь немцы обещали это сделать в своих листовках. Солдаты начали нас утешать.
— Мы уже послали на поиски вашей мамы. Может быть, они просто заблудились.
Мы сидели всю ночь в будке.
Прибегает солдат.
— Мы нашли маму и дядю.
Дядю Ваню сразу отвезли в госпиталь, а маму домой.
У нас были карточки. Мы по ним получали 125 грамм хлеба. Двоюродная сестра Эмилия с подругой ездили на санках за 15 километров в Шепелево получать блокадный хлеб на всю деревню. За эту работу они получали крошки.
28 марта [1942] поступил приказ всем собираться. Разрешалось брать с собой не более 16 килограмм. Мама сидела и плакала. Пришли два солдата, переписали все вещи. Мы с сестрой Лилей были дома вдвоем. Они спросили:
— Дети, а скот у вас есть.
У нас осталась коза Галя, но мы поняли, что он спрашивает про кота. Нашего кота переехала санитарная машина, мы так и ответили. О том, что у нас была коза Галя, мы не сказали.
Мама в это время была у бабушки. Когда она вернулась, то спросила:
— А Галю не записали?
— А про Галю не спрашивали.
Перед эвакуацией Галю зарезали. Ее сварили в чугуне с капустными листами. Солдаты сказали, что нас увозят на время, и скоро мы вернемся. Все добро отставили дома. Взяли только из комода венчальное платье мамы, костюм отца, подзорную трубу, конспекты отца, самовар, чтобы в лесу варить чай. А наш комод я потом нашла в одной из домов наших соседей «новых русских». Его хотели выбросить, а я забрала его себе. У тети Матильды была парализованная мать 7 лет. Все очень просили ее оставить, чтобы не мучать. Но солдаты погрузили и её.
Нас привезли в Ломоносов, оттуда по льду Финского залива в Лисий нос. По Дороге Жизни и льду Ладоги добрались до того берега. Лед трескался, клали доски. В машину перед нами попал снаряд. Шофера успели выскочить, а машина ушла под лед. С нами ехали ленинградцы, они были еще голоднее нас, на них было страшно смотреть.
Всю дорогу мы были под конвоем, нас проверяли по спискам. Старшего брата Колю в 1941 году взяли на фронт. Он заболел, попал в госпиталь в Вологде, написал нам письмо. Мы проезжали Вологду, мама знала адрес госпиталя и попросила начальника эшелона повидаться с сыном. Но он не пустил. Коля попал в трудовую армию в Кемеровской области пробыл до 1946 года. Около Урала нас начали кормить лучше. Ленинградцы умирали каждый день.
В Омске начали отцеплять вагоны. Наш вагон оставили в Хакасии, в Красноярском крае. Был уже июнь, жара. Когда мы вышли из вагона, нас окружила милиция. Мама стала работать в колхозе. Нас называли там ленинградцами. В 1944-1945 годах был голод. Все продукты отдавали на нужды армии. Мы ходили собирать колоски по полям, а председатель отлупил нас за то, что мы воруем у Красной армии.
В день Победы мама не пошла работать и удивлялась, что соседи в такой день работают.
— Нас осталось пять детей. Я окончила 4 класса финской школы. Потом надо было работать дома, нянчить младшую сестру. Отец построил дом в деревне Кандикюля.
Перед войной я работала в Шепелево на коптильном заводе, ходила пешком 4 километра. Потом мне дали место в общежитии. Война застала меня на рабочем месте. Нас отправили всех в лес, пилили лес. Нам руководили военные. В Шепелево и в Карвалдае копали окопы. Однажды я сильно повредила ногу, пока болела, не получала пайка. Надо было получить деньги в Ломоносове, но началась бомбежка. Мы стояли под деревом, погибло много людей.
В деревне появились беженцы, он выкапывались картошку из огородов. В начале войны военные корову увезли военные. В огороде была картошка, мы собрали ее, отец хотел убрать в яму. Но пришел уполномоченный, и военные забрали, угрожал расстрелять, если не отдадим. Две недели мы жили без хлеба, из-за боев не было поставок. Мачеха нашла на чердаке шкурки, их скоблили, варили.
Две сестры из нашего колхоза, Маруся и Тоня, пошли писать заявление на фронт. Они звали и меня. Я написала заявление. Полковник сказал мне:
— Ты не пойдешь на фронт. Тебя там немцы повесят.
И разорвал.
— Я тебя не пущу. Ты молодая и красивая.
А эти две сестры пропали без вести. У старшей сестры осталось двое детей.
Я сказала сестрам, что меня не пустили на фронт. Сказала, что из-за того, что я финка.
Я с 15-летним братом Карлом ходила ловить рыбу. Нам разрешали брать домой поесть совсем немного. Немец низко летал и стрелял обычно в 2 часа, рыбаки погибали от пуль. Мы укрывались белыми простынями
28 марта [1942] пришел уполномоченный, нас выгнали из домов. Сети остались в море.
В Сибири высадили в пустынном месте. С нами были немцы, латыши. Спали под открытым небом на досках. Работали привычно — ловили рыбу, чинили сети. Потом нас отправили на Карское море. Мы шли пешком 240 километров. По дороге мы узнали, что кончилась война. Все очень радовались. В Сибири я вышла замуж за своего земляка из нашей же деревни, у нас родился сын. Но он умер, когда ему был 1 год и 2 месяца.
Записала и сфотографировала Янина Ильянен
Ранее на Когита!ру: Блокадные рассказы ингерманландских финнов
