Есть в нашем городе две улицы, при упоминании о которых любой горожанин, ратующий за культурное наследие, попросту вздрогнет. Это улицы Шкапина и Розенштейна. Во времена предыдущего губернатора много шуму наделал ковровый снос Везенбергского квартала – эти улицы словно пережили бомбардировку.  Пыль улеглась, но явно живущий по заветам Матвиенко Смольный не оставляет намерений разнести последние дома этих улиц в пыль. На квартал уже наступает новая застройка. 

Дом Лялевича – последний на улице Розенштейна.   Он значится под номером 39.  Однако, видно его издалека, и особенно со стороны ныне заброшенной железной дороги.  Силуэт этого здания настолько узнаваем благодаря запоминающимся башенкам, что мог бы стать одной из визитных карточек северной столицы.  Плюс ко всему дом не просто велик – он громаден.   В него при желании можно было бы поселить весь штат Смольного – от губернатора до  уборщиц. А сколько дворников управдомов и кровельщиков он мог бы вместить! Впрочем, об управдомах и кровельщиках далее.  Сейчас – о доме. 

В нём целых шесть этажей. Это уже модерн  начала XX века (1904 год). Стильный, лаконичный,  для своего времени модный и передовой – построенный по тогдашним новейшим технологиям.  Вблизи этот дом напоминает крепость – такие толстые у него стены.  Казалось бы, сказка, а не дом.  Однако, судьба у него не сказочная.  Если это сказка – то страшная.  Таков ныне и его внешний вид: выгоревшие окна, вспоротая кровля, обшарпанный брандмауэр. Запах пожара (горел несчастный лом шесть раз) и сырости, атмосфера безнадежности и отчаяния.  Мёртвое место: снесённые дома и пакгаузы, уничтоженная железная дорога, ползущий со всех сторон мёртвый, безжизненный многоэтажный стеклобетон.  И мрачные, никому не нужные, неандертальского вида бомжи.  

Подумать только: довели его до такого состояния за какие-то шесть лет (по бумагам он расселён в 2009-м, но ещё года два в нём теплилась уже нелегальная жизнь).  При взгляде на него кажется, что он пребывает в запустении лет двадцать. И только колоссальный запас прочности, вложенный в него прозорливым архитектором,  говорит о том, что этот дом, несмотря на все экспертизы, перестоит всё то, что строят по соседству. 

Градозащитники называют его домом Лялевича. Это редкий случай, когда «имя» даётся по фамилии архитектора, а не владельца.   Строил это здание Мариан Станиславович Лялевич – польский зодчий мирового уровня,  успевший поработать в Санкт-Петербурге  и Петрограде, а также в Москве. «Золотой»  выпускник Высшего художественного училища Императорской Академии художеств. Видный представитель модерна и неоклассицизма. Профессор, председатель Петербургского общества архитекторов и Общества архитекторов-художников.   Автор дома Мертенса, кинотеатра «Паризиана» и здания Сибирского торгового банка на Невском, дома Перцова на Лиговке.  Мы могли бы любоваться мечетью, построенной по его эскизам: работа  была одной из трёх лучших, но комиссия предпочла другой проект.  Могли бы мы и переходить Фонтанку  по Египетскому мосту  от Лялевича, но строительству помешала первая мировая война.   Второй войны профессор уже не пережил – погиб (или был казнён) у себя на Родине, в Польше, во время Варшавского восстания в 1944-м. 

Дом на Розенштейна уникален тем, что является самой первой постройкой мастера.  И, по идее, его надо  бы  бережно хранить.  Однако, дом не нужен никому, кроме градозащитников.  Да и не просто не нужен – мешает всем… 

Каких только писем про него не получала я от чиновников! Каких только поводов для уничтожения объекта  они не выдумывали!  Сначала хотели отдать дом под паркинг, оставив лишь внешние стены и выпотрошив изнутри (тогда в комнатах ещё была лепнина).  После начали писать про санзоны предприятий, которые, впрочем, не помешали построить в двух шагах новое жильё.  Потом заявили, что этот огромный дом нужно снести потому, что он, дескать, попадает в санзону маленькой, построенной на сто лет позже бензоколонки.  В мыслях мелькнула аналогия: так ушлый молодой сосед, въехавший в коммуналку, выживает старушку из комнаты, в которой она родилась. 

В довершение всех бед за домом Лялевича практически не следит жилконтора, у которой он остаётся «на балансе»  - ЗАО «Стилес».   В доме «проходной двор»,  и результаты его плачевны.  «Стилес» не хочет слышать об  эффективной консервации:  оконные проёмы заделаны металлическими решётками, которые  являются лакомой приманкой для сборщиков металлолома.  «Неужели так трудно заложить окна кирпичом?» - спрашивали градозащитники, стоявшие у офиса «Стилеса» с пикетами.  Пикеты не сработали – «Стилес» продолжал и доселе продолжает делать всё для медленного, но верного ухудшения состояния здания.  

Нам, градозащитникам, быстро стало ясно, что это – намеренное убийство.  Уничтожение здания под снос.  Благо, кусок земли, на котором он стоит, лакомый для  соседнего застройщика. Однако же в конце 2014-го года  мелькнула невиданная новость: дом Лялевича  отдадут под жильё для сотрудников ЖКХ.  Руководство жилкомитета и администрации Адмиралтейского района озвучило такие планы журналистам.   В июле 2014-го намерения были подтверждены опять же через прессу. Я порадовалась как за дом, так и за сотрудников. Ибо лично знаю управдома, живущего в бараке.   Все: и градозащитники,  и управдомы, стали ждать. 

Однако, власти поговорили и забыли. Постановление так и не родилось. А зимой 2014-го грянуло: у Смольного изменились планы. Дом решено продать с молотка.  Продажа явно означает снос, ибо в охранные зоны, где запрещено ломать историческую застройку, здание не входит.  

 К участи дома не осталось равнодушным опять же лишь градозащитное сообщество.   Депутат Алексей Ковалёв обратился к губернатору с просьбой не продавать дом Лялевича (парламентарий надеется поправить ныне дырявый закон об охранных зонах, из которого попросту выпал целый квартал). Рядовые активисты пишут письма  чиновникам и тексты в газеты. 

А управдомы по-прежнему живут в бараках. 

Дарья Васильева