В Петербурге много расселённых, заброшенных домов. Так много, что поэты-градозащитники издали про них целую книгу «Чёрные окна». Каждый из этих домов о чём-то повествует, чему-то учит. «Когита» рассказывает о них.

В доме №61 по Садовой улице, о котором пойдёт речь, М.Ю.Лермонтов пережил смерть Пушкина, написал стихотворение «Смерть поэта», отсюда уехал в ссылку. Здание, построенное в XIX веке, считается памятником архитектуры. Однако статус и былое присутствие именитого жильца не спасли дом от запустения и поругания.

В сентябре 2012-го с шумом и криками съехали последние непрошеные жильцы, оставив после себя в квартирах горы мусора и ломаной мебели. Железная дверь парадной была заварена, а на воротах, ведущих во двор, появился замок. Дом опустел.

Несколькими годами ранее со здания исчезла мемориальная доска. Якобы была увезена в государственный музей городской скульптуры. Впрочем, сколько ни просил автор этих строк, музей категорически отказывался её показать. И уже ничего не напоминало о Лермонтове. Чиновники решили с помощью забвения уничтожить память, превратив дом в обычную расселёнку, которую запросто можно снести. Пусть забудут и не заметят. Однако не тут-то было.

Город помнит, как в 1987 году снесли «Англетер» — гостиницу, где жил и умер Есенин. Градозащита дала понять, что этот дом в обиду не даст. Активисты раз за разом, упрямо вешали на фасад картонную мемориальную доску, которую неизвестные лица вновь и вновь срывали аккурат перед объездом какого-нибудь должностного лица. Стало очевидно, что память действительно мешает. Колет глаза, как постыдная правда. В конце концов, функционеры сдались и попросту завесили фасад стылой зелёной сеткой. Но просчитались: доска сквозь неё видна прекрасно. Позорная завеса лишь придаёт ситуации драматизма. Всё чаще укоризненно пожимают плечами останавливающиеся у дома петербуржцы и туристы. А у доски практически всегда свежие цветы. «Мишеньке» - ласково говорит принесшая очередную розу старушка. Ему было всего 26 – он годился бы ей во внуки…

Защитники дома стоят на Садовой уже третий год. И они – единственные, кто остался здесь после юбилея поэта. 200-летие прошло помпезно. Погрелись в лучах фотовспышек и видеокамер члены всевозможных союзов писателей. Погрелись, понежились, попиарились, да ушли. Больше не вернутся: к 250-летию их на этом свете уже не будет. А Лермонтова, судя по ситуации в государстве, уже совсем скоро запретят. По отношению к его памяти это отчётливо видно. Сперва разделаются со всевозможными Шоссе Революции, площадями Восстания и Конституции, а потом возьмутся за Михаила Юрьевича.

Однако найдутся те, кто будет помогать памяти жить. Каждый месяц, по третьим числам, под картонной доской собираются защитники дома Лермонтова. Читают стихи — как лермонтовские, так и свои. Зачитывают вслух отписки от чиновников. Проводят пешеходные экскурсии. Общаются с прохожими, привлекают их внимание к дому и его незавидной судьбе. Напоминают, что за дом ещё предстоит бороться. Тревожиться есть за что: здание передано Мариинскому театру под гостиницу. Тому самому театру, который снёс целый квартал в центре города, воздвигнув вместо него свою больше похожую на захолустный торговый комплекс «вторую сцену». Вполне вероятно, что «второй Англетер» нам ещё предстоит. И мы к этому уже готовы.

Но даже если здание и не решатся ломать, музей в нём сделать не стремятся. Несмотря на то, что музея Лермонтова в Петербурге нет, стоящие у фасада активисты получили гору отказов из всевозможных ведомств. По замыслу власть предержащих, в здании планируется создание мемориальной зоны площадью не более пятидесяти квадратных метров. Так поэт и после смерти продолжает быть опальным: его «уплотнили».

Вскоре после юбилея, в 2015-м, дом ограбили. Мародёры при содействии отвечающей за дом жилконторы спилили и украли из парадной редчайшие, помнившие поэта балясины (фигурное ограждение перил лестницы). И не просто украли, а пытались продать на интернет-барахолке. Градозащитники поймали мародёров во время очередного расхищения и сдали полиции. Журналисты организовали контрольную закупку – преступники были задержаны в эфире одной из телекомпаний. Дело удалось довести до уголовного. Но следствие не учло, что преступление было совершено преступной группой, и до скамьи подсудимых дошёл всего один злоумышленник. Да и то встал с неё свободным человеком: был амнистирован к 70-летию Победы. Оказывается, деды воевали за то, чтобы можно было безнаказанно расхищать культурное наследие…

Отгремели фанфары юбилея. Они оказались фальшивыми: дому с этого юбилея не перепало ничего. Отшумел скандал с ограблением здания. Тихо на Садовой. Гергиев играет на руинах древней Пальмиры, один за другим прибирая к рукам театра расселёнки Пальмиры Северной. «Мариинских» домов в ней уже четыре. Пока это ещё не руины, но постройки убиваются забвением. К тому же намерения маэстро по отношению к ним не ясны. Обломки храма Бэла окутаны пылью уничтоженного «театрального квартала». Активисты готовы предотвратить «второй Англетер». И каждый из них, как и любой человек, неравнодушный к судьбе этого города, останавливаясь у картонной доски, испытывает стыд. Хотя и не виновен в происходящем.

Вот только стыд у прохожих и чиновников разный. Видимо, живёт в разных комнатах.

Дарья Васильева

Фото из группы в защиту дома Лермонтова