"Сайгон" - кафе на углу Невского и Владимирского проспектов - открылся 1 сентября 1964 года. Кафе стало символом отдельной эпохи и целой культуры. Официально кафе считалось кафетерием ресторана "Москва". Просуществовало оно с 1964 по 1989 год, каждый вечер собирая самую разношерстную публику: поэты, музыканты, художнки, битники и хиппи,фарцовщики, городские сумасшедшие - в обще, весь цвет ленинградской контркультуры. Среди посетителей были Иосиф Бродский, Виктор Цой, Борис Гребенщиков, Тимур Новиков. Остроты общению придавали слухи о слежке и прослушке, постоянные облавы. 

В честь круглой даты в знаментом Эльфийском садике у дома на Стремянной, 11 состоялся концерт. Он продлился около девяти часов. В нем приняли участие и те, чья жизнь и творчество были связаны с «Сайгоном», и новые исполнители – Алексей Летуновский, Борис Чистый, Олег Гаркуша, Владимир Рекшан, Вадим Курылев, Александр Чернецкий, группы I-Болит, «Варшава», «2 самолета» и многие другие. Мы публикуем воспоминаний о "Сайгоне" одного из самых известных ныне его посетителей - Бориса Гребенщикова

Борис Гребенщиков о Сайгоне

Источник: "Пчела", №6, октябрь 1996

Детство прошло в Сайгоне, 
Я жил, никого не любя... 
Борис Гребенщиков 

Можно увидеть меня быстро идущим проспектом 
Рот мой брезгливо надут в глазах социальная грусть 
Я направляюсь в кафе похмельным синдромом объятый 
Стоя как лошадь в углу кофе с приятелем пить 
Евгений Вензель

Сайгон - Мекка семидесятников. Он был достаточно вместителен и поэтому не мог быть монополизирован одной компанией. Здесь было устойчивое ядро посетителей, которое обтекалось потоком относительно случайных для этого места горожан; это было кафе в строго социологическом смысле - не кабак, где сидят всегда одни и те же люди, и незнакомец чувствует себя неуютно, и не ресторан, где, как правило, каждый вечер ужинают новые люди. Социальная основа процветания Сайгона - общественная атмосфера, сгустившаяся после 1968 года. Возможности самореализации в официальной культуре становились все уже. Износившаяся тоталитарная машина все ленивее регулировала трудовую дисциплину и почти не вмешивалась в частную жизнь. Важно учесть и особенности Ленинграда, где интеллигентной молодежи было много, а достойных рабочих мест для нее - во много раз меньше, чем в Москве. Сайгон - чисто ленинградский феномен.

Сайгон пережил несколько периодов. До середины 70-х годов наиболее значимой для заведения была компания поэтов, познакомившихся в литературном клубе Дерзание при Дворце пионеров. Это были Евгений Вензель, Виктор Топоров и ставший позже теаральным режиссером Николая Беляк. К ним примыкали ученики этих трех сайгонских гуру - Геннадий Григорьев, Николай Голь, Лев Лурье, Елена Здравомыслова. Кроме этого, в Сайгоне постоянно бывал бет пуар тогдашнего литературного Лениграда - покоритель женских сердец Виктор Ширали, из Царского Села приезжал Борис Куприянов, постоянно присутствовал в Сайгоне Петр Брандт. Все они, кроме Виктора Топорова, который вскоре стал профессиональным переводчиком, не печатались.

Сайгон заменял неофициальным поэтам, поздним петербуржцам, как их позже назвал Топоров, и ресторан ЦДЛ, и концертную площадку. Здесь стихи читались, обсуждались, им выносился честный приговор. Параллельно литературной бытовала в заведении компания биологов. Главным здесь был очаровательный, блестяще образованный, похожий на Федора Протасова Николай Черниговский, сын директора Института физиологии, его друзья - Сергей Чарный и Иван Чежин. Постоянными посетителями были и однокурсники Топорова по филфаку, начинающие специалисты по истории символизма Александр Лавров и Сергей Гречишкин. К ним примыкал элегантный Леон Карамян, один из немногих тогда салоносодержателей, где он время от времени устраивал приемы с настоящим шотландским виски.

Несколько позже появился в Сайгоне Толя Ромм или, как его называли товарищи. Кит, один из самых обаятельных мужчин в городе, шармер и богема. Он имел многочисленные знакомства среди следующего поколения рок-музыкантов. Его приятелями были, в част- ности, Сергей Курехин и Борис Гребенщиков. К кругу Толи принад- лежали биологиня и эрудитка Катя Видре, фотограф Борис Смелов, это связано с увяданием Малой Садовой, где уже трудно было собрать с кем-нибудь на бутылку-другую.

Хочется начать: что такое Сайгон? Это топографическая точка на карте города. Более удачного места найти было невозможно. Когда Сайгон вошел в силу в начале 70-х годов, он не путем завоевания, а путем естественного расширения ареала, приобрел мороженицу на Владимирском, которую называли Придаток. Жигули - это другая стихия. Еще было заведение Гастрит, кафе-автомат на углу Рубинштейна, которое я принимал, но не до конца. Голодные сайгопчане могли за 40 копеек там поесть. Можно было поесть и самом Сайгоне, по там все было дороже, и тратились деньги, предназначенные для выпивки.

Сайгон был разным в разное время суток. Отчетливое утро - либо случайные посетители, либо такие люди, как я - с дикого похмелья, но никогда не похмеляющиеся, заходили просто кофе выпить. Это был один Сайгон, он еще был прибран, тихое место, можно было встретить знакомого.

Сайгон после 12. С середины 70-х годов он заполнялся книжными спекулянтами, которые скромно завтракали, по моим подсчетам, па треху, съедая два бутерброда с красной икрой, еще с чем-нибудь, пирожное добавляли, запивали чашкой кофе или даже брали еще стакан сока. Они делали перерыв между 12 и часом, а потом снова уходили стоять около Старой книги.

Потом воленс-ноленс Сайгон наполнялся мимоидущей публикой, которая там, натурально, пила кофе, часов до четырех. Потом был санитарный перерыв. Самый бедлам начинался после пяти, когда на фоне обыденной и случайной публики появлялись так называемые завсегдатаи. Фактически там было две толпы - пришлых и местных. Причем местные считали, что, употребляя здесь кофе каждый день, они имеют право получить его без очереди, и хотели это право использовать, чем, естественно, вызывали возмущение у публики. Возникали небольшие перебра.нки, которые кончались ничем. Это время продолжалось примерно до половины седьмого. Это что касается просто круговращения.

Какую ситуацию организовывал я, и зачем я туда ходил? Я туда ходил с несколькими целями. Первая: поскольку у меня данный мне матерью рубль был всегда, а сдав молочные бутылки, я мог прибавить полтинник, а то и копеек 75, то у меня было всегда по крайней мере рубля полтора. Мне нужен был компаньон, которого в последствии можно было превратить в собутыльника. То есть я приходил туда для того, чтобы напиться. Не стоять, а напиться. То есть у меня была какая-то цель.

Я считал себя потребителем Сайгона, но никак не деталью его убранства, каковым являлся основной наполнитель, из каких-то девиц, художников, лиц без определенных занятий и так далее.

Фактически все там было страшно люмпепизировано массой людей, любивших просто проводить там время. Это не плоды каких-то размышлений и тогда я думал не иначе. Или, начав в Сайгоне, закончить вечер все той же пьянкой, чтобы убить этот несчастный вечер. Или, встретив там, предварительно назначив свидание, какую- нибудь девицу, все равно напиться с ней, начав в Сайгоне, а потом найдя место для любовных утех. Я использовал его как некую площадку для дальнейшего развития и убития вечера.