«Завен – это гимн живописи!»
Питерский живописец Завен Аршакуни (1932–2012)
Лет сорок назад от одного представителя запрещенной в СССР науки социологии, я услышал, чем слава отличается от популярности. Оказывается, – признанием в узком кругу профессионалов.
«Завен – это гимн живописи» – сказал сегодня один замечательный питерский художник. Новости в этом заявлении не было. Коллеги не вчера окрестили Завена и «царем петербургских живописцев», и «Окуджавой в изобразительном искусстве». (Почему не Ленноном, не Луи Армстронгом или Дюком Эллингтоном, – не знаю.)
Сегодня его работы в десятках крупнейших музеях мира. Что же его имя не гремит на всех перекрестках?.. Сам спросил – сам отвечу. Человечество научилось адекватно тиражировать текст (и даже голос!) раньше, чем цвет. Живопись была не по зубам самиздату. А потому о радостной, светлой, запредельной в космической своей мощи живописи Завена (то детской до условности, то до зримой осязательности чувственной) знает лишь тот, кто вкусил ее в подлиннике.
Живопись, она, как поэзия. На язык инородного материала почти непереводима. Альбомы (пусть и в Финляндии напечатанные), как и, увы, интернет, дают лишь относительное представление.
Он никогда не писал с натуры. На пленере делал наброски карандашиком в блокнот. Краски брал в руки только в мастерской.
Какой он был человек? Тихий. Дружелюбный. С тремя профессиональными гитарами в мастерской (играл только классику).
Но вот рассказ с поминок… Начало пятидесятых, «дело врачей», антисемитская истерия. К чернявенькому Завену Аршакуни цеплялись на улице: «Еврей?..» «Еврей» – говорил он. И лез драться.
Так лез в драку и на худсоветах, когда за искусство выдавали подделку.
Воспитательница Завена в блокадном, а потом уже и горьковском детдоме, Вера Николаевна Рогова (ей за девяноста, но на открытие выставки в Манеже она пришла), рассказала, что рядом с его кроватью ставили кровати проблемных детей. Рядом с ним просто невозможно было быть плохим.
С бору по сосенке, из сети по нитке составляю виртуальную галерею Завена. Конечно, мог бы сделать это и раньше. Да не додумался.
При жизни у него были даже награды – медаль жителя блокадного Ленинграда и серебряная медаль, полученная в 2003 году от Российской Академии художеств. Звание члена–корреспондента той же Академии ему присудили в 2007 году. После похорон Павел Никонов привез золотую медаль Академии.
Только на открытие выставки не приехал ни один телеканал. Почему? Вопрос не ко мне – к потоку того времени, с которым этот художник так давно разошелся. Просто жили они в разных измерениях. И шли невстречными курсами.
Несколько лет назад приятель затащил его на модную постмодернистскую выставку. А потом поинтересовался, мол, ну как тебе?.. – Понимаешь, – виновато вздохнул Завен, – у меня другая профессия.
Выставка Завена Аршакуни в Петербурге, в Конногвардейском Манеже (это два этажа картин и рисунков, собранных из многих музеев мира), открыта до 24 ноября.
Остерегайтесь подделок. На художественном рынке они уже появились.
Разминувшийся с временем, этот
художник отразил его, как никто. Так отражают смертельный удар. Всем
существом.
Он разошелся с эпохой. Он сам стал эпохой.
Андрей Чернов
См. на сайте «Несториана» виртуальную коллекцию картин Завена Аршакуни, собранную Андреем Черновым и Натальей Введенской.
Михаил Яснов
ПАМЯТИ ЗАВЕНА АРШАКУНИ
Петербургский художник армянских кровей,
для кого-то – нацмен, для кого-то – еврей,
для кого-то – забота иная,
а для нас он – водитель трамвая.
Этот красный трамвайчик я знаю в лицо:
у него на холсте, возле рамы, кольцо.
И садится водитель трамвая,
пассажиров ночных подзывая.
Мы отправимся в путь вдоль каналов и рек.
Так какой, извините, за окнами век?
То ли это Растрелли с Трезини,
то ли города нет и в помине.
Это белая лошадь в туманном окне,
это ослик с поклажей на круглой спине,
это луковки Божьего мира
и младенец во чреве буксира.
Это солнце, которое бьет через край
полотна, и звенит огоньками трамвай:
колокольчики – желтый и синий –
в лабиринте проспектов и линий…
См. также на Когита.ру:
