Мнение редакции может не совпадать с мнением автора публикуемого материала. А. Алексеев.

**

Как мы уже сообщали, в январе 2017 исполнилось 95 лет со дня рождения одного из первопроходцев отечественной социологии, социального философа и культуролога Захара Ильич Файнбурга (1922-1990). В память о нем на Когита.ру было опубликовано  интервью Бориса Докторова с сыном Захара Ильича – Григорием Файнбургом. (См.: Тихий подвиг носителя разума своей эпохи).

Г.З. Файнбург - доктор технических наук и вместе с тем – человек с серьезными гуманитарными интересами. Он не только бережет память о своих родителях - З.И. Файнбурге и Галине Петровне Козловой (1927-2000), которые были коллегами, единомышленниками и соавторами, но и является интерпретатором и пропагандистом их научного наследия.

В ходе завязавшейся у нас с Г.З. переписки я имел возможность ознакомиться с его работой «Разум и чувства (О некоторых взглядах З.И. Файнбурга на историческое место советского социализма)» - докладом на Х Всероссийской научной конференции, посвященной. памяти проф. З.И. Файнбурга (Файнбургские чтения). (Конференция называлась; «Современное общество: вопросы теории, методологии, методы социальных исследований» и проходила в 2010 г.)

Согласно замечанию автора доклада, это было конспективное изложение социально-философских идей его отца, развитых в его (З.И. Файнбурга) и Г.П. Козловой книге  «Коллективистское общество. Идеал. Теория. Реальность». Книга при жизни авторов света не увидела и была издана (мемориальное издание) лишь в 2012 г.

Мне показалось интересным републиковать эту статью на Когита.ру.

Г.З. согласился, но выразил желание ее обновить (углубить и дополнить). Со своей стороны, я предложил автору оставить текст статьи в неприкосновенности, но написать для нее современное авторское предисловие и / или послесловие.

Мой корреспондент принял эту идею и неделю спустя прислал… и предисловие, и послесловие, довольно объемные.

По существу, это была новая, мемориальная, теоретическая  статья.

С согласия автора, я публикую этот свеженаписанный материал, как относительно самостоятельный текст, сопровождая его текстом статьи 2010 года, в качестве приложения.

Здесь надо сказать несколько слов о теоретических воззрениях отца и сына.

З.И. Файнбург, как и большинство отечественных обществоведов своего времени был адептом марксизма, глубоко убежденным в истинности марксистской теории общественно-экономических формаций и их исторической смены, в частности, неизбежности перехода от частно-собственнического (капиталистического) общества к обществу «коллективистскому», или коммунистическому. При этом З.И. не был приверженцем «казенного» марксизма, лежавшего в основе советской идеологии. В марксизме им акцентировались прогрессивные, гуманистические моменты, З.И. как нам кажется,  уместнее относить к последователям Плеханова, Лукача или Грамши, и не следует числить по «ведомству» Федосеева, Митина  или Глезермана.

Это своего рода «лица не общее выражение» затрудняло Захару Ильичу и публикационную деятельность, и научную карьеру. Он был правоверным марксистом, но, может быть, «слишком правоверным», что не укладывалось в тогдашнюю научно-идеологическую матрицу.

Вместо рассуждений о «развитом социализме». и о «развернутом строительстве коммунизма», он сделал предметом своего теоретического исследования «историческое место советского социализма», со всеми его чудовищными «превращенными формами», с далеко не однозначной преемственностью от марксизма к ленинизму и от ленинизма к сталинизму.

По мысли З.И. (уже к концу жизни) «советский социализм» оказался преждевременной и обреченной на неудачу, «героической»  попыткой прорыва в «царство свободы», «коллективистское общество», коммунизм, Что из этого получилось Захар Ильич видел и понимал не хуже нас с вами, Но во всяком случае события осени 1917 г. для него – это Октябрьская социалистическая революция а не октябрьский переворот.

Великая французская революция была не менее ужасна, но она-таки явилась прологом к современной буржуазной демократии. Так и «Великий Октябрь» «открыл эру» социалистических революций, закончившихся немедленным, а иногда отложенным (аж на 70 лет!) социетальным крахом.

З.И. считал, что в исторических масштабах эта неудача является временной, она никак не ставит под сомнение учение К. Маркса об общественно-экономических формациях, согласно которому «рано или поздно» на смену рыночному капитализму придет коммунистическое общественное устройство.

Так я понял диалектическую логику З.И. Файнбурга, а если понял неправильно, пусть его сын, в плане социально-философских идей, строго следующий в фарватере отца, меня поправит.

Здесь не стану разворачивать теоретическую дискуссию, хоть для меня сегодня марксов авторитет не рассыпался, но вовсе не является безусловным (в частности, в том, что касается учения об общественно-экономических формациях). Не стану углубляться и в вопрос, был ли советский «развитой социализм» - социализмом как таковым, а также обсуждать меру научности так наз «научного коммунизма».

Представляется важным предъявить социально-философские взгляды З.И. Файнбурга – «как они есть», не лакируя их, и не очерняя. К чему несомненно стремится сын З.И. – профессор Г. Файнбург. И в чем мы ему пытаемся содействовать настоящей рубликцией.

А. Алексеев. 1.02.2017

**. .

Г.З. Файнбург

СМОТРЕТЬ В ПРОШЛОЕ – ВИДЕТЬ БУДУЩЕЕ

Делай, что можешь, с тем, что имеешь, там, где ты есть.

Теодор Рузвельт.

I

 Сто лет назад в Российской империи произошла социальная революция, изменившая мир. И во всех явлениях и процессах, происходящих сегодня в современном человеческом обществе, проявляются те или иные «последствия» этой революции. Выявить и оценить влияние этих «последствий» на развитие современного общества - важнейшая задача социальной науки.

Современники (смотри, например, типовую расчетную книжку наемного работника 1922 года) выделяли в событиях 1917 года две отмечавшиеся государством даты: День Низвержения самодержавия и День Пролетарской революции, названные затем советской историографией – Февральской и Октябрьской революциями.

С формально историографической точки зрения социально-политический режим, установленный событиями 1917 года, в 1991 году потерпел крах. С этого момента все описания предыдущей истории, включая события 1917 года, стали деформироваться под давлением «политики, опрокинутой в прошлое». Легко «пинать мертвую собаку», которой при жизни пели лишь дифирамбы, но получается, что советская социальная наука не понимала ход исторического развития общества, не выполнила свою функцию предсказательности, была «насмерть» задавлена идеологией?

В этой связи интересно рассмотреть написанные еще в советскую эпоху и не  опубликованные в свое время (по многим обстоятельствам и цензурным ограничениям) заметки «для себя» профессионального социолога об «историческом месте социализма» в развитии человеческого общества, о судьбах советского общества и деформировавшего его «культа личности».

Речь идет о Захаре Ильиче Файнбурге и о его записках в сохранившемся в неприкосновенности обширном научном архиве. (см., например, «Тихий подвиг носителя разума своей эпохи»).

З.И. Файнбург родился 24 января 1922 года и умер 10 сентября 1990 года, а потому время его жизни не только совпало с существованием Советского Союза, но и определило характер и «тональность» его научной деятельности экономиста, социолога, культуролога, футуролога, социального философа.

Однако с исчезновением Советского Союза общество не перестало развиваться, ибо развивающийся объект – история – остановиться не может. Какие-то проблемы отошли в прошлое, другие – выдвинулись на авансцену. Часть проблем, от которых в эйфории победы над тоталитаризмом когда-то просто отмахнулись, спустя десятилетия заставили вновь задуматься о себе. А потому развивающееся общество может быть познано только развивающемся познанием, даже, если это познание «временно» взяло «передышку».

Вот почему столь интересны «опережающие время» взгляды «того времени», взращенные внутри «той системы», и сформулированные на языке «той эпохи».

II

 Чтобы в полной мере понять сущность мыслей и рассуждений Захара Ильича, необходимо выйти за рамки данной конкретной темы и взглянуть в целом на его творчество и на его взгляды на развитие современного общества.

Огромная личная трагедия – арест и гибель родителей, вызвали в юном Захаре, уже тогда круглом отличнике и книгочее, стремление понять, как это могло случиться. Своеобразие хода его мыслей, всегда нестандартных и глубоких, склонность к абстрактным принципам и всеобщим закономерностям, к обязательному осознанию частного, конкретного, единичного и особенного через всеобщее, неизбежно привели его к главной теме его научного поиска:

Каковы механизмы объективного развития советского социалистического общества, понимаемого как переходное состояние развития между капитализмом и коммунизмом?

Где в этом историческом развитии - объективные закономерности социальных изменений, вызванных экономическими потребностями, а где - субъективные случайности политических революций, явившихся «повивальной бабкой» нового порядка?

Здесь мы сознательно оставили терминологию и фразеологию того времени (50-е годы ХХ века), ибо в них начинал мыслить Захар Ильич[1]. Однако довольно быстро (уже в начале 60-х годов) через придуманные им самим для себя названия для анализа развития общества – «историческое место социализма» и «социология будущего» Захар Ильич переформатировал свои основные вопросы в иных терминологических «одеяниях».

Теперь они начинали звучать так:

Каковы механизмы объективного развития общества, понимаемого как переходное состояние развития между обществами индивидуалистического и коллективистского типов?

Где в этом историческом развитии - объективные закономерности социальных изменений, вызванных экономическими потребностями человека, а где -  объективные закономерности социальных изменений, вызванных «социально-психологическими» потребностями самого человека, и, наконец, где - субъективные случайности планомерного регулирования развития всего человечества относительно узким кругом «руководителей-менеджеров»?

Каким образом можно использовать «вычленение объективного в субъективном как критический пункт прикладного социального познания»[2] для предвидения будущего и оценки настоящего с позиций будущего?

По складу своего мышления Захар Ильич был диалектическим логиком и материалистом, опирался методологию «истинного» марксизма. Как ученый, Захар Ильич придавал исключительное значение методологии[3] социального познания, а поскольку, по его мнению, наиболее сильная и предсказательная методология научного познания в обществоведении – своеобразная мета-теория – содержится в Марксовой диалектической логике, достаточно полно представленной в «Капитале», то он ею активно и успешно пользовался. Своим Учителем с большей буквы Захар Ильич и Галина Петровна считали доцента А.А. Пальцева[4], который вел у них в МГУ в конце 40-х годов семинар по диалектической логике «Капитала» К. Маркса и сумел донести до их ума и душ эту методологию.

Известна эвристическая и познавательная мощь ретроспективного анализа капитализма, произведенного К. Марксом с позиций «будущего», с позиций развитых противоречий, переходящих в свою противоположность. Аналогичную процедуру должен был теперь «осуществить» применительно к социализму сам Захар Ильич. Для этого нужно было развить и дополнить Марксову мета-теорию – методологию формационного подхода к историческому развитию общества[5].

Поскольку основой всего развития являются «противоречия», то в конце 50-х годов Захар Ильич пишет и публикует в провинциальном сборнике научных трудов свою первую работу о противоречиях[6]. Она осталась незамеченной, но позволила Захару Ильичу для себя самого уяснить вопрос о соотношении «вечности» и «развития» тех или иных социально-экономических состояний.

Абсолютизация «вечности» рыночной экономики (капитализма), свойственная противникам марксизма, как политического течения, не интересовала Захара Ильича, ибо внутренне не соответствовала всей системе его взглядов. А вот вопрос о «финальности» и «вечности» коммунизма[7] – занимал. Решение этого вопроса, опирающегося на диалектическую логику, было до смешного просто. Развитие бесконечно, но, как только роль капитала и прибыли, как «двигателей» общественного развития, будет исчерпана, как только экономическая составляющая общественного развития будет нивелирована удовлетворением экономических потребностей человечества, тут же «эстафетная палочка» развития будет перехвачена «социальной составляющей» со своими собственными противоречиями и механизмами. Вот здесь-то и оказывается нужной «социология будущего», рассматривающая чисто социальные проблемы экономически «сытого» человека и человечества.

Характерным для Захара Ильича было формирование системы его собственных мыслей, его собственной концептуальной теории осмысления бытия и развития общества. Тщательно изучая и конспектируя «Тюремные тетради» Антонио Грамши, Захар Ильич выписал для себя своеобразное различие распространенного образа мыслей и своего способа мышления:

(1)          «…Можно «думать», не осознавая критически собственных мыслей, «думать» бессвязно и случайно, иными словами «разделять» какое-то мировоззрение, механически навязанное внешним окружением, одной из социальных групп, в которые каждый оказывается автоматически втянутым с момента своего вступления в сознательный мир…»

(2)          «…но можно предпочесть и другой способ мышления, выработать посредством сознательного и критического мышления собственное мировоззрение и таким образом выбрать в результате напряженной работы мозга собственную сферу деятельности, принимать деятельное участие в свершении мировой истории, быть руководителем самого себя, а не ждать пассивно и покорно, пока окружающий мир сформирует твою личность».

Вот и Захар Ильич выработал «собственное мировоззрение», тождественно не совпадающее с господствующей тогда идеологией. И «еретический привкус» этого мировоззрения чувствовался настолько, что официозные ученые, рецензенты и издатели, не печатали эти произведения.

Однако - «Нельзя что-то вычеркивать из-за дискуссионности высказанной нами точки зрения. Во-первых, наука бывает только дискуссионной. Вне дискуссионности стоит только религия, да и в той куча сект, т.е. фактически идет дискуссия. Во вторых, все теории – широкие, узкие и средние, - теряют смысл, если они не доводятся до современной практики… Болтать можно о чем угодно, но нужно предлагать свое решение проблемы. Без этого все рассуждения становятся беспредметными», писал как-то Захар Ильич в благосклонно относящуюся к нему, а потому печатающую его работы, редакцию.

Прошло более полувека, как Захар Ильич начал писать о переходном периоде, а проблемы перехода к «будущему» не «закрылись», а еще более обострились. Общество не знает о том, что и как мы о нем рассуждаем, но упорно развивается по своим законам. Оно стремительно глобализуется, обобществляется, тотализируется, требует для своего выживания (экономического, военного, экологического) некоего единого регулирующего центра или идеологии. Их нет… А сытый и довольный Homo economicus пока еще не хочет превратиться в homo sociologicus и обречь себя на существование в маленькой «жестко» регламентированной для него ячейке социума, хотя, судя по всему, это неизбежно.

Развитие техники, «сжавшей» огромную Землю в маленький Земной шарик, и резко обострившаяся гонка за многомиллиардной прибылью буквально мгновенно «подтянули» и «подтягивают» и огромный по экономической мощи и по людскому потенциалу Китай до уровня, вот-вот пригодного для «прыжка» в «светлое будущее». Сущая мелочь - ограничение Президентом США въезда в страну беженцев из нескольких стран (а всего признаваемых стран порядка двух сотен) сразу обнажила тот факт, что транснациональные монополии живут за счет мигрантов, а, значит, эти потоки будут только усиливаться. Произойдет смешение рас и наций, если только религиозный фанатизм не превратит все это в «кровавую баню»[8]. И как только спадут «градиенты» социально-экономического существования, встанет вопрос: Что дальше? Как жить? Прибыль уничтожает среду нашего существования, для сохранения которой нужно отказаться от нее, перейти к другим критериям «целесообразности»… Но на прибыли держится весь современный мир, его огромная «рыночная» экономика… Что делать?

Мир «мечется», поскольку экономика «прижимает» его к «двери в светлое будущее», а он  этот «безумный, безумный, безумный мир» туда «не хочет» и «не может» одновременно. И чем сильнее и бесповоротнее мир движется на экономических «колесах» к «двери в светлое будущее», тем сильнее «закипает» социальное, готовое пожертвовать всем, кроме своей власти и сытости. Ему это «светлое будущее» нежелательно... Все же вершина личной свободы и социальной демократии пока сильно и неразрывно связана с капитализмом, с его независимой экономикой независимых субъектов права...

Но этого фактически давно уже нет[9] - есть всемирный глобализм и тоталитаризм... И, если менеджеры «регулируют» всемирную экономику, то и «блоггеры» регулируют социальное бытие миллионов людей через социальные сети... Средневековое мракобесие радикализма фанатиков и айтишное регулирование субъективизма бюрократии – вот видимых два врага человечества и общественного прогресса… Но пока ни «власть придержащие», ни «обездоленные» массы, ни явные «вожди», ни их тайные идеологи: «советники», «помощники» и «референты» не готовы совершить этот кардинальный для судеб человечества шаг. Видимо, остается лишь «затоптать» друг друга у этой, так и не открытой никем двери, и начать все с самого начала (если удастся). И это главная дилемма современности. Именно о ней размышлял и писал Захар Ильич (складывая затем свои отвергнутые официозной наукой и издателями рукописи в архив), на примере конкретной судьбы советского социализма.

Прошло 100 лет после первой (и закономерно неудачной) попытки «взломать» «дверь в светлое будущее», но вопрос – как же ее открыть, когда мы неумолимо к ней подойдем – все еще не решен, и, скорее всего – еще долго не решится. И решают ли ее? Ведь ее реальное решение требует кардинальных, зачастую неудобных, решений! А потому лишь отдельные «смельчаки» готовы ею заниматься. Среди них был и Захар Ильич, всегда нацеленный не только на осмысление, но на созидание лучшего будущего.

Недаром он выписал себе слова А. Грамши «…Фатализм – наряд, в которые слабые переодевают активную и реальную волю…».

Он искренне считал, что жить нужно не в бессилии перед будущем, не в шоковом столкновении с ним, а в «философии практики» его преобразования и целенаправленного созидания на благо всего человечества.

Г. Файнбург, февраль 2017

**

ПРИЛОЖЕНИЕ

Файнбург Г.З. Разум и чувства (О некоторых взглядах З.И. Файнбурга на историческое место советского социализма) // Современное общество: вопросы теории, методологии, методы социальных исследований: Х Всероссийская науч. конф., посвящ. памяти проф. З.И. Файнбурга (Файнбургские чтения): Тез. докл., Пермь, 2010 г. / Перм. гос. техн. ун-т. – Пермь, 2010. – С.14-29.

Файнбург Г.З.

РАЗУМ И ЧУВСТВА

(О некоторых взглядах З.И. Файнбурга на историческое место

советского социализма)

 «… и только страсть обостряет интеллект и помогает сделать интуицию более острой» [10].

Антонио Грамши

«…На каждом человеке лежит отблеск истории. Одних он опаляет жарким и грозным светом, на других едва заметен, чуть теплится, но он существует на всех. История полыхает, как громадный костер, и каждый из нас бросает в него свой хворост… А костер шумит, и полыхает, и озаряет наши лица, и будет озарять лица наших детей и тех, кто придет вслед за ними» – эти слова Ю.В. Трифонова из «Отблеск костра» были взяты когда-то в середине 80-х годов ХХ века З.И. Файнбургом в качестве одного из эпиграфов для его с Г.П. Козловой книги[11] «Коллективистское общество. Идеал. Теория. Реальность», но затем в ходе редактирования этот эпиграф был снят.

Возможно, авторы почувствовали в нем излишне много личного, конкретного, частного для их замысла описать свою максимально объективную, предельно абстрактную и общетеоретическую концепцию марксистского понимания общественного прогресса и становления коллективистского общества…

Быть заинтересованным свидетелем и активным участником исторических событий, страстно переживать их развитие и одновременно бесстрастно анализировать – дано не каждому. Но таков удел любого настоящего ученого-обществоведа. А поскольку отблеск истории чересчур явно «опалял лицо» Захара Ильича[12], то нужно было как-то хотя бы мысленно «отойти от костра истории», несмотря на все желание охапками бросать в него свой хворост…

При чтении опубликованных[13] и неопубликованных работ Захара Ильича, его заметок для самого себя хорошо видно, что вопрос о судьбах социализма и в глобальном масштабе, и в масштабах нашей страны был главной ТЕМОЙ его жизни и творчества. Начиная с курсовой работы 1947 года и до последних статей 1990 года – все было в той или иной мере подчинено одной теме.

Сложно установить точно, но где-то с середины 60-х годов эта ТЕМА называется Захаром Ильичем практически всегда как «историческое место социализма». Понятие это, придуманное, скорее всего, им самим, не понравилось официальной науке. «Историческое место империализма» В.И. Ленина было хорошо известно и говорило об империализме как о последней стадии капитализма, т.е. о временном характере этого состояния. По аналогии в «историческом месте социализма» ассоциативно чувствовались какие-то временные ограничения, а это было огромной ересью. Даже сейчас «историческое место империализма» упоминается в десятки раз чаще практически единичного и почти случайного употребления словосочетания «историческое место социализма». Но именно его сознательно и не случайно использовал Захар Ильич для обозначения исторического места социализма в формационном развитии общества.

Как серьезный ученый, Захар Ильич всегда опирался в своей методологии научного исследования на объяснительную и предсказательную силу теории марксизма, отвергая все его вульгарные и идеологизированные подделки[14]. Но для этого нужно было выявить источники внутреннего самодвижения общества и возможности объективного самопознания механизмов этого движения. Источники этого самодвижения Захар Ильич видел в противоречиях[15]. Первая статья о противоречиях вышла в 1957 году (!), но осталась незамеченной. Вторую (1966 г.) в «Экономических науках» – заметили. Но одних основных противоречий было мало, нужно было построить системную экономическую теорию для социализма типа построенной для капитализма в «Капитале». Более десяти лет Захар Ильич вместе с Галиной Петровной работали над «Диалектической логикой политической экономии социализма»[16] и сделали это.

Начавшаяся в 1985 году перестройка выплеснула «наверх» не только истинное, ранее замалчиваемое, но и ложное, конъюнктурное, эклектическое… Поиски истины быстро перешли к тотальному охаиванию. Как истинный ученый Захар Ильич не мог молчать и взял на себя функцию Борца и Просветителя – в общей каше страстей и заблуждений он взялся за защиту теории марксизма, за осуществление позитивной (конструктивной) критики позиции официозно-догматической науки по самому главному вопросу – вопросу о судьбах и историческом месте социализма.

Эта тема была настолько хорошо им проработана, что еще в 1983 году Захар Ильич смог прочитать целый курс лекций по этой проблеме для специалистов (!!!) в Латвийском университете. Отметим, что Захар Ильич очень часто многое делал задолго до того, как наступало «время» для его идей, и они начинали носиться в воздухе. Вот и в 1985 году он был готов к постоянно возникающим дискуссиям о социализме, его сущности и судьбах развития.

Захар Ильич определял социализм как общество коллективистского типа и считал коллективность его главной характерной чертой.

«К настоящему времени мы не только теоретически, но и на тяжелейшем практическом опыте начали (только начали!!) уяснять себе всю сложность отношения коллективности, его многоформие, его глубокую противоречивость.

Иллюзии прошлого ушли (вернее, уходят) и коллективистское общество начинает прорисовываться перед нами во всей остроте и сложности его проблем. (Особенно для тех, кто реально в нем живет, ибо абстрактно-теоретический взгляд со стороны подобен войне, увиденной в кино: даже самое ужасное не включает в действие, в угрозу, в гибель зрителя. Налицо эмоциональное сопереживание, но не реальное участие во всех ужасах действия.)

Реально, на практике в том числе, мы столкнулись с противоречиями становления коллективности, с ее самыми ранними, далеко еще не утвердившимися формами. Ее же глубинные противоречия (ставшей коллективности) еще только чуть-чуть просвечивают…», - писал Захар Ильич сам для себя, работая над Книгой.

«В жизни современного общества нет более жгучей и более дискуссионной проблемы, чем социалистическая альтернатива» - этими словами начал он в 1985 году введение в Книгу. И это действительно так. Эта проблема была, есть и будет актуальной (по крайней мере, на всю видимую историческую перспективу). Крах советского социализма и политических режимов социалистических стран Европы только обострил характер дискуссии. И сейчас в очень острой полемике сталкиваются мнения и аргументы людей, спектр убеждений которых чрезвычайно широк: от полного отрицания возможности перехода к социализму до полной уверенности в неизбежности победы социализма. Среди последовательных сторонников последней точки зрения всегда был и Захар Ильич.

Заметим, что вопросы, связанные с проблемой исторического места социализма, постоянно обсуждались Захаром Ильичем в семейном кругу – с женой, соратником и соавтором – Галиной Петровной Козловой[17], и с сыном (автором этих строк) – тогда молодым человеком, интересовавшимся общетеоретическими социальными проблемами, но критически относившимся к взглядам отца, только потому, что они были взглядами Отца. Все это порождало самые разнообразные дискуссии, в ходе которых использовались «предельно обнаженные» формулировки рождающихся мыслей или цепочки аргументов, формулировки, не сглаженные письменной формой изложения, редактированием, наконец, явной или скрытой цензурой.

«Я мыслю формациями», – сказал Захар Ильич как-то сыну, и это была чистая правда. Его всегда (начиная с курсовой работы) волновали вопросы формационного развития общества. Символично, что последней своей работой, которую Захар Ильич успел увидеть напечатанной при жизни, стала статья с Г.П. Козловой «Формационный подход К. Маркса и развитие социализма», опубликованная в журнале «Экономические науки» (1990, № 6). И наиболее частой фразой, произносимой в связи с формациями, была фраза: «нельзя перепрыгнуть через формацию».

Однако для России, приступившей в крестьянской стране к якобы «социалистическим» преобразованиям, это звучало как приговор – всё, что делается, делается в силу исторической случайности, своеобразности, субъективного фактора, все это какая-то огромная историческая флуктуация… Но у последней всегда существует только один выход – исчезнуть. Правда, это может произойти на разном уровне (этапе) социального развития. Благоприятная перспектива – историческое отклонение за счет планомерности «на форсаже» подтягивается до уровня естественного хода развития, что означало бы реализацию собственно социализма, и продолжает дальше развиваться. Неблагоприятная – не выдержав «гонки с лидером» и проиграв соревнование двух систем, реальная социальная система терпит крах и откатывается куда-то назад в формационном развитии со всеми вытекающими из этого неблагоприятными последствиями[18]. Чувства требовали одного, разум говорил о другом.

И на все это накладывалась идеология, порождая ситуацию, о которой писал еще Карл Маннгейм: «Социальные слои, представляющие существующий порядок, считают «действительными» лишь те структурные связи, носителями которых они являются... Утопией представители данной стадии бытия называют все те представления, осуществление которых, с их точки зрения, принципиально невозможно... [и]… неосуществимое только на данной стадии бытия рассматривается как неосуществимое вообще». И вот уже выход за пределы сегодняшнего буржуазного миропорядка с доминированием государственно-монополистического капитализма объявляют «утопией», превращая истинное значение этого слова - «нигде» в «никогда». Захар Ильич отвергал эту, по его мнению, ошибочную позицию, но не разделял и догматические славословия по поводу окончательной и бесповоротной «всемирно исторической» победы социализма в нашей стране.

Он слишком хорошо знал то, что научно обуславливало смысл знаменитых слов (опубликованных еще в 1930 году) испанского философа Хосе Ортеги-и-Гассета: «Если бы марксизм победил в России, где нет никакой индустрии, это было бы величайшим парадоксом, какой только может случиться с марксизмом. Но этого парадокса нет, так как нет победы».

На одном из листков для заметок, Захар Ильич записал для себя следующее: «Не явились ли слова Карла Маркса и других о социализме аналогией протестантской идеи, от которой до подлинного капитализма был еще очень долгий путь в несколько столетий?»[19]. Сохранился и маленький кусочек рукописного текста из какой-то рукописи – в печатный текст он не вошел, но выкидывать его не стали из-за важности мысли: «Личностная жизненная позиция революционера была сильной стороной в научном творчестве К. Маркса. Но она же была и источником известной ограниченности в научном творчестве». А еще на одном из листочков Захар Ильич записывает слова Жозефа де Местра: «… убежденность была одним из орудий революции, которая могла свершиться не иначе как с помощью широко распространившейся революционной идеи или, если так можно выразиться, революционной веры…»[20].

В одной из своих заметок для Книги, Захар Ильич пишет: «Антагонизм ожидания и реальности: чем горше реальность, тем больше – ожидания. И не столь важно, что ожидания – в силу законов бытия – были иллюзией. Реальным в них было только то, что люди могли ими жить и во имя их действовать, не задумываясь о цене содеянного. Мысль о бесценности цели – от религиозного безмерного ожидания безмерно великой цели. Мысль о соотнесении средств и целей – от рационального измерения реальности».

Да и вообще, может ли субъект познания – общественный человек познать законы развития общества, субстанцией которого и сам этот человек и его социальные отношения являются? Может ли мыслитель[21], всегда в той или иной опирающийся на свой личный опыт и знания, ежедневно сталкивающийся с конкретной реализацией развития, сразу же становящейся «историей», объективно анализировать развитие общества на временных масштабах много больших возможной длительности жизни одного человека? Может ли субъект познания разделить объективную научную теорию и идеологические политизированные наслоения на нее? Можно ли управлять объективным развитием общества на основе того или иного субъективного понимания приоритетов и механизмов этого управления?[22] Ответы на эти вопросы очень важны для решения вопроса о правильном развитии коллективистского общества, которое не может осуществляться без планомерности, а потому и без известного опережения социальным знанием реальной социальной практики.

Как-то, редактируя текст, посвященный роли планомерности в обществе коллективистского типа, Галина Петровна написала для Захара Ильича: «…Интерес каждого не должен быть направлен против интереса других – мне кажется, что планомерность, это не столько ограничение (хотя оно необходимо будет), сколько оптимизация, балансировка, регулирование интересов всех так, чтобы дело шло к общему интересу, как сейчас любят говорить, к консенсусу. Ты пишешь об этом на следующей странице.

Здесь надо показать, что Сталин понимал планирование как «команду», как навязывание воли, а не как оптимальную балансировку частных интересы во имя достижения их самих!

У нас цели планирования стали МНИМО общественными, т.к. планирование не вело к балансу и процветанию.»

Сохранился маленький кусочек написанного рукой Захара Ильича текста: «Отношение индивида к общественному процессу в условиях отсутствия эксплуатации Ф. Энгельс характеризует достаточно точно, отмечая в качестве его главного свойства необходимость «…видеть во всех общественных делах свое собственное дело…»[23]

Но именно этого не произошло… Индивидуализм взял верх… Понимая все сложности развития реального советского социализма, Захар Ильич стремился к конструктивному анализу и поиску кардинальных решений по его совершенствованию. Поддерживал его в этой практически безнадежной борьбе[24] только огромный социальный оптимизм. Как-то раз Захар Ильич записал для себя с пометкой «Мысли»:

«Если сопоставлять концепцию социального оптимизма и пессимизма, то первая оказывается, в принципе, предпочтительнее, ибо она всегда требует активности, оставляет какие-то побудительные мотивы к борьбе за ее реализацию, за лучшее и т.п.

Речь, конечно, не может идти о пассивном оптимизме, лежащем за пределами научного самосознания.

Принципиальный оптимизм – без иллюзий – в принципе эффективнее, действеннее, гуманнее: он необходимо сопряжен с действием, тогда как самый сайентистский пессимизм не может обуславливать какое-либо действие, кроме зверино-эгоистического гедонизма, карьеризма и прочих мерзостей.

Даже если, в конце концов (в самом конце, которым заканчивается конец) социальный оптимизм оказался бы просчетом (что отнюдь не исключено), он все равно должен был бы оцениваться предпочтительнее уничтожающей и разрушительной правды пессимизма.

Подлинно человеческое в формуле: «Я сделал все, что мог!»

Еще раз справедливы гениальные строки Беранже[25]:

«Господа! Если к правде святой

Мир дорогу найти не сумеет,

Честь безумцу, который навеет

Человечеству сон золотой!…»»

В другой раз Захар Ильич пишет для себя гораздо более жесткие, но правдивые строки:

«Судьба интеля[26] в этом мире трагична.

Она всегда трагична: [ибо] он – в первых рядах борьбы за новую историческую ступень социального устройства. Но именно поэтому – именно потому, что его особенность – его знания, позволяет ему смотреть на настоящее с позиции будущего. Он видит и всю противоречивость нового, понимает органическую природу его недостатков, его пороков, [а потому] он свободен от идеологической иллюзии, относящей эти пороки - в прошлое, - к числу случайного и субъективного, - к числу временного и т.п.

[Считать] Пороки будущего – как меньшее зло по сравнению с пороками прошлого = не слишком утешительная философия.

Попытки создать будущее без пороков – в принципе утопичны, но интели вновь и вновь столь же закономерно оказываются в плену этой утопии.

Такова «плата» за знание!…»

Осознавая себя и реально будучи Интеллигентом с большой буквы, снова и снова размышляя о проблеме личного участия интеллигента в социальном прогрессе Захар Ильич, пишет о Кандиде[27], следующие горькие и во многом автобиографические строки:

«Знать, что самое для тебя дорогое и выстраданное, - твоя идея, твое понимание, открытая тобой истина - не найдут еще очень долго себе применения и воплощения, только потому, что время понять тебя для окружающих еще не пришло (а когда оно придет, то никто даже не сможет вспомнить, что все это кто-то когда-то давно знал) – это тот воистину тихий и молчаливый подвиг, который многие века совершали и продолжают совершать люди, которым общественное разделение труда предопределило быть носителями разума своей эпохи».

И Захар Ильич боролся за то светлое будущее, которое не торопилось наступать, хотя настоящее требовало от него изрядной доли героизма, ибо реальность и общесоциальная, и его личная (он тяжело болел) была безрадостной.

«Маятник качнулся вправо!» - сказал он сыну буквально за несколько дней до смерти[28], подразумевая, что на смену левых взглядов и движения к социализму конца XIX – середины ХХ века приходит правая реакция, сметающая не только все недостатки, но и все достоинства и объективно прогрессивные достижения того «социализма», который состоялся реально под этим именем.

Главными врагами коллективистского общества, вообще, и реального социалистического общества, в котором он жил, Захар Ильич считал культ личности, многочисленные преступления которого деформировали почти все черты коллективистского общества, посеяли во многих умах серьезные сомнения в истинности, правомерности, необходимости социализма, а также огромный бюрократический аппарат, превративший страну в собственную вотчину и кормушку в угоду своему «частному интересу»[29].

Сегодня мы знаем, что именно этот бюрократический аппарат в итоге предал интересы народа и страны и совершил «в свою пользу» политический переворот, неприкрытой целью которого стало юридическое закрепление за собой в частную собственность той государственной собственности, которой в силу своей номенклатурной должности фактически управлял тот или иной «слуга народа».

В своих работах Захар Ильич постоянно формулирует мысль о том, что в становлении и развитии коллективистского общества очень существенную роль, быть может, даже доминирующую, будет играть планомерность, осуществляемая живыми людьми, аппаратом управления. Но как построить социалистическое общество, если носителей коллективистского «социалистического сознания» меньшинство, а подавляющее большинство членов этого общества является носителем индивидуалистского «буржуазного сознания»? И возможно ли, в принципе, избавление от «буржуазного сознания» в одной стране, в условиях глобального идеологического господства буржуазии, как экономически господствующего класса (недаром «железный занавес», глушение радиостанций, жесточайшая цензура и многое другое были лишь элементами попытки защититься от «тлетворного влияния» Запада)?

Захар Ильич считал главным врагом коллективизма, социализма и светлого будущего «буржуазное сознание», объективно опирающееся на индивидуальность бытия отдельного человека. Именно индивидуализм «буржуазного сознания» в погоне его носителей за материальными благами своей собственной «сытой жизни» привел к внутреннему перерождению партийной и советской бюрократии, к идеологическим (и не только) причинам подталкиваемого извне краха советской системы. Да и сегодняшние проблемы тотальной коррупции в России тоже проистекают все из того же индивидуалистического «буржуазного сознания». Тысячу раз был прав Захар Ильич, когда считал проблему «буржуазного сознания» центральной для современного общественного развития.

Именно в буржуазности сознания видел он корни бюрократизма и несовместимость этого бюрократизма с коллективистским социалистическим общественным устройством, а перерождение чисто управленческой деятельности в бюрократическую считал одним из самых злейших и чрезвычайно опасных явлений для общества политически победившей социалистической революции.

В своей неопубликованной в то время рецензии на повесть А.Н. и Б.Н. Стругацких «Улитка на склоне», Захар Ильич писал, что авторы «… не пожалели сарказма для обличения бюрократии – этого одного из самых омерзительных материальных воплощений буржуазного сознания, и описывая Управление, разрушили идиллические представления технократов о рациональности буржуазной по духу бюрократии».

История подтвердила тезис Захара Ильича об иррациональности буржуазной по своему внутреннему духу бюрократии. Когда крах Советской власти освободил российскую бюрократическую машину от ограничивающего ее истинную буржуазную сущность давления благородных целей коллективистского социалистического общества, общенародного государства и т.п., эта бюрократическая машина, «выйдя на свободу» в рыночные условия хозяйствования, мгновенно подменила истинные цели своего функционирования – обслуживание всего общества и свела их к господству своего частного интереса. При этом прагматика потребительского эгоизма отдельных функционеров относительно быстро и неизбежно привела к возникновению тотальной коррупции, ибо личная нажива стала нескрываемой многими бюрократами истинной целью функционирования этой управленческой машины, объективно развращающей и парализующей все российское общество, включая свои же собственные усилия по «управлению». А затем «теплые места» и «сытные хлеба» стали настолько экономически привлекательными, что бюрократический аппарат стремительно начал и продолжает постоянно разрастаться, метастазируя при каждом очередном административном сокращении во все новые и новые сферы социальной жизни…

В одном из вариантов введения в Книгу, Захар Ильич писал: «Перед современником вполне резонно возникают вопросы: где истина? что закономерно, а что случайно в истории вообще, а в истории социализма в особенности? можно ли избежать повторения ошибок и неудач? какова связь неизбежных просчетов и неудач с самым существом коллективистского общества?

В любом случае найти ответы на эти вопросы не легко и не просто. А современная ситуация их поиска еще и осложнена длительным засилием вульгарной методологии и апологетики в официозном марксистском обществоведении и в СССР и в других странах социалистического мира.

В этой ситуации, и в это очень не простое для социализма время и предлагаем мы читателю наш очерк исторического места коллективистского общества….».

Но насколько верна общая концепция коллективистского общества самих авторов Книги, написанной еще в эпоху социализма? Предвидели ли они крах советского общества? Вот в чем вопрос. Ибо научная теория только тогда сильна, когда она обладает ПРЕДСКАЗАТЕЛЬНОЙ силой.

Многочисленные детали творчества и частных высказываний Захара Ильича убедительно говорят о том, что он многое предвидел. Он не знал и не мог знать (отдельных и случайных) деталей, но он не мог не понимать тенденцию общественного развития…

Приведем отрывок записей Захара Ильича 1990 г. для себя при редактировании Книги: «Можно ли считать реформой сверху современную ситуацию? Сомнительно. Ибо разрушению подверглась не стабильная (хотя бы относительно) система, а шел процесс саморазвала. Условием стабильности могло бы быть только усиление политического зажима (возможно, что политика Андропова не в малой степени на это была направлена, ориентирована).

Факторы экономические в рамках этой системы были исчерпаны, культурные – деградировали (элементы автоматизма в сознании рассыпались, ценности менялись, снижался авторитет соответственной деятельности и специальностей и т.п.).

В этих условиях действия «верхов» были предопределены: радикальное реформирование (революционное по содержанию, но не столько по форме)».

Недаром уже на смертном одре Захар Ильич сказал сыну: «Я боюсь за вас, ибо вы не готовы к трудностям того хаоса, который вот-вот наступит и будет здесь лет 70. Я готов, а вы нет».

Да, он был готов и сознательно, и психологически… Серьезный ученый Захар Ильич много читал, часто работал в спецхране[30] Ленинской библиотеки. Он очень многое знал, многое осознал сам. Исследуя почти на протяжении всей своей жизни «историческое место социализма», он не мог не думать о судьбах реального советского социализма: «[Коллективистское] Общество, которое эффективно развиваться и функционировать может только на основе научного знания, научной теории … в условиях подмены строгой науки вульгарной идеологией[31] могло двигаться только в тупик. Тупик равно и практики, и теории. К середине 80-х гг. осознание такого рода тупиковости стало всеобщим».

В это же время, еще далекое до политического краха советского социализма, читая публичные лекции, Захар Ильич открыто говорил, что В.И. Ленин и другие теоретики социалистической революции знали о возможности лишь временных и «деформированных» успехов социализма в нашей стране.

Недаром Захар Ильич искал этому доказательства и нашел их в социально-утопическом романе «Красная звезда[32]» видного революционера, члена Центрального комитета партии большевиков[33] А.А. Малиновского (более известного по его партийному, научному и литературному псевдониму Богданов).

Логика Захара Ильича была проста. Возможность победы социализма в одной стране обсуждалась не в 1915 году, как это принято считать[34], а много ранее, в 1907 г., когда поражение первой русской революции стало несомненным, в то время как в других государствах земного шара царило относительное социальное спокойствие. Именно в это время молодые руководители революционеров (В.И. Ленину было только 35 лет!), имеющие прекрасное образование и могущие работать преуспевающими лицами свободных профессий и не заниматься революционной деятельностью из-за ее безнадежности, должны были решить для САМИХ СЕБЯ проблему продолжения революционной деятельности и возможности ее успеха в одной конкретной стране (в России)[35]. Они это и сделали. Как и когда, нам неизвестно, но косвенным свидетельством этого обсуждения являются идеи «Красной звезды».

Вот что писал Захар Ильич об этом в личном [не предназначенном для публикации] письме своему другу Льву Моисеевичу Адлеру[36]

«(1) ...Книжка А.А. Малиновского (А. Богданова) является свидетельством того:

(а) Что неотвратимость социализма в одной стране (России!!) была выяснена уже в 1905-1907 г.г.;

(б) Что неизбежность деформации социализма является фактом (речь идет не о второстепенном, а о главном; речь идет не о технике, не об экономике и политике только - речь идет о главном - в людях налицо худшее, о чем предупреждал К. Маркс: комплекс «пропущенной формации»); – однако история не дает выбора;

(в) Что «шуметь» об этом не имеет никакого смысла: историю надо пережить, ибо учебник о непрожитой истории, который бы компенсировал непрожитое, невозможно ни сочинить, ни выучить;

(г) Что попытаться смягчить неизбежное можно и нужно - но как??

Все разговоры об авантюризме в 1917 г. основаны на недостатке информации: все уже было обдумано и обговорено еще лет за 10 до самих событий. Участвовал в этом обсуждении узкий круг хорошо знавших друг друга партийных интеллигентов, не чуждых теории: В.И. Л[енин], Л.Б. Красин, А.А. Малиновский и некоторые другие (конечно, предположительно, ибо никаких публикаций по этому вопросу не было[37]), но кто уж точно в них не участвовал - так это И.В. С[талин], Л.Д. Т[роцкий], Н.И. Б[ухарин], не говоря о более молодых. Из тех, кто потом участвовал в борьбе за власть в 20-ые г.г., в этих разговорах мог бы участвовать (и то весьма сомнительно) только Л.Б. Каменев.

В чем-то самом главном они знали, что нас может ожидать (хотя и в самом общем виде), однако полагали, что это и есть единственно возможный путь реальной истории – в отличие от идеальной.

Предыдущий формационный переход в 17-19 в.в. был долгим, грязным и кровавым. Новый мог что-то «сбавить» в этих качествах, но не мог быть «совсем наоборот».

(2) Есть в чем-то главном единые законы формационного развития и формационного перехода. Учебники эпохи И.В.С[талина] об этом тщательно молчат, ибо могли бы всплыть разные нехорошие слова: первоначальное накопление, бонапартизм, термидор, насилие как повивальная бабка истории и т.п.

Важно найти закономерное – за всей мозаикой групп и их борьбы, персонажей, ходов в политических шахматах, идеологических однодневок, провозглашавшихся «вечными истинами» и т.п.».

Документально известно, что В.И. Ленин еще в 1908 году, т.е. сразу после выхода в свет романа «Красная звезда», на острове Капри прочитал этот роман, привезенный ему самим А.А. Богдановым, и беседовал с автором. Скорее всего, он оценил идеи романа положительно, ибо никаких замечаний и возражений против основных идей романа В.И. Ленин никогда не делал и даже в своем архиве не оставил[38]. Если сравнить это спокойное отношение к «Красной Звезде» с совершенно уничтожающим отзывом В.И. Ленина на другой социально-утопический роман А.А. Богданова «Инженер Мэнни» (1912 г.), то можно предположить, что В.И. Ленин был принципиально согласен с автором «Красной звезды» по основным теоретическим позициям[39].

Спустя много лет, 19 марта 1919 года, делая доклад о партийной программе на VIII съезде РКП (б), В.И. Ленин говорил: «…Прошлое нас держит, хватает тысячами рук и не дает шага вперед сделать или заставляет делать эти шаги так плохо, как мы делаем».

Вместе с тем «Революция 1917 года под эгидой социалистических конечных целей была для своего времени оправдана и закономерна. У нее был огромный позитивный потенциал, который по объективным причинам прежде всего (но и по субъективным причинам тоже) был реализован в относительно малой степени и непомерно дорогой ценой. В целом эта революция очень во многом способствовала (и своими позитивными, и своими негативными следствиями) формационному прогрессу как своей собственной страны, так и человечества в целом», – писал Захар Ильич.

Полемизируя со сторонниками той точки зрения, что кардинальный поворот в нашей истории был сделан в 1929 году, Захар Ильич записал для себя: «Точкой отсчета – выбора – был 1917 год. Именно тогда была принята целая система утопических программ, [в этом месте Захар Ильич пропустил место и написал строчкой ниже, чтобы лучше было видно] неизбежно ведшая в тупик.

Первый «блин» сознательного (научного) управления историческим процессом вышел «комом». Утопии приемлемы, когда они – предмет мечтаний и разговоров втихомолку. Утопии в качестве практических программ ужасны по своим последствиям. Они ужасны потому, что пытаются изнасиловать объективную логику истории. А изнасилование, даже с самыми благими намерениями, никак, никогда и в ни в какой мере не может заменить взаимную любовь, не может быть средством, ведущим к этой любви…».

И еще: «Оказалось, что «прыгнуть» из абстракции идей сразу в реализованные идеалы невозможно. Реализация тенденций, идей, идеалов – процесс, протекающий прежде всего во времени. Время – его первое по значению измерение. Притом это историческое (общественное) время не находится в обусловленной связи с индивидуальным».

«Перевод эпицентра социального процесса в иную плоскость – приоритета субъективного – как раз и сделал невозможным построение социализма в России.

Никто не знал ни что конкретно строить, ни как конкретно строить. А нэп посчитали отступлением и немного блажью больного человека».

Интересно отметить, что рукопись одной из последних работ З.И. Файнбурга называется «Могло ли наше общество стать социалистическим?.. Опыт прогностического исследования, опрокинутого в прошлое»:

«Вопрос, вынесенный нами в заголовок статьи, может кому-то показаться простым. На самом деле это – одна из ключевых загадок последнего столетия истории: истории Государства Российского и истории мира в целом. В этом вопросе скрыт не только (а, может быть, и не столько) ответ на то, что могло быть с нами в прошлом, но и ответ на то, что может ожидать изрядную часть человечества в будущем.

Сама постановка проблемы для нас как авторов[40] появилась естественным путем. Дело не только в том, что всю свою творческую жизнь мы занимались исследованием теории социализма. Своего рода логическую цепочку образуют и наши публикации 1989-1990 гг.: сначала мы попробовали ответить на вопрос: «Какой социализм мы строили? (Политическое самообразование, 1989, № 18); затем попытались соотнести события современности с постулатами фундаментальной науки об обществе: «Формационная теория К. Маркса и современный социализм» (Экономические науки, 1990, № 6); наконец, сам собой возник и своего рода заключительный вопрос: а могли ли мы, отправляясь от Октября 1917 и ленинской новой экономической политики, прийти к социализму? Только ответив на этот вопрос, мы можем придать известную целостность своей концепции современного социализма, обоснованием и анализом которой мы занялись задолго до того, как новое понимание определения «современный социализм» стало предметом ожесточенных дискуссий».

Есть многочисленные свидетельства того, что Захар Ильич, отчетливая понимая разницу между общественной (общенародной) и государственной собственностью, всегда считал реальный советский социализм в его экономической основе государственно-монополистическим, хотя и существенно «недотягивающем» по развитию производительных сил и обеспечению благосостояния населения до уровня современного государственно-монополистического капитализма[41]. В этом «недотягивании» он видел объективную причину возможного «проигрыша» в соревновании двух систем на современном этапе истории.

Начиная с середины 80-х годов, Захар Ильич неоднократно, в том числе публично, говорил и даже писал, что, если не предпринять решительные и экстренные меры по исправлению сложившейся в нашем обществе кризисной ситуации, если не форсировать научно-техническую революцию, если не реализовать исторические преимущества социализма, как общества коллективистского типа, то соревнование двух систем на настоящем этапе исторического развития будет проиграно, а всю советскую систему и наше общество ждет крах, немедленный и неминуемый, как только на волне стремления к демократии запретят коммунистическую партию[42].

Вот что написал для широкого читателя о наиболее вероятном пути человечества к социализму Захар Ильич в своей книге «Не сотвори себе кумира…»:

«В 1907 г. была написана и в 1908г. опубликована книга видного деятеля РСДРП (б) того времени, одного из ее организаторов в революции 1905-1907 гг., члена ЦК РСДРП А.А. Малиновского (Богданова по псевдониму) «Красная звезда». По своему жанру это социально-утопический роман. Скорее всего, именно жанр отпугивал раньше исследователей политической истории этого времени, тяготеющих к архивам и официальным документам, но мы в данном случае считаем жанровую принадлежность произведения вторичной. Важны развитые там идеи, судьба этих идей.

В романе один из представителей высокоразвитой коммунистической цивилизации Марса, ученый (математик и астроном), дает вполне конкретную перспективу развития социалистической революции на Земле. Пусть простит нам читатель длинные цитаты, но мы постараемся дать возможно полно эти оценки (якобы «со стороны») перспектив революции на нашей планете.

Оценка начинается с констатации острой неравномерности политического развития земной цивилизации, национальной и государственной разобщенности социального развития, огромной, решающей роли вооруженного насилия в этом развитии. Отсюда следует вывод о характере социальной (в данном случае социалистической) революции: «...предвидится не одна, а множество социальных революций, в разных странах в различное время, и даже во многом, вероятно, неодинакового характера, а главное – с сомнительным и неустойчивым исходом... Отдельные передовые страны, в которых социализм восторжествует, будут как острова враждебного им капиталистического, а частью даже докапиталистического мира. Боясь за свое собственное господство, высшие классы несоциалистических стран направят свои усилия, чтобы разрушать эти острова, будут постоянно организовывать на них военные нападения... Даже там, где социализм удержится и выйдет победителем, его характер будет глубоко и надолго искажен многими годами осадного положения, необходимого террора и военщины, с неизбежным последствием – варварским патриотизмом. Это будет далеко не наш социализм»[43].

Далее речь идет о неизбежных в ходе строительства социализма трудностях по вовлечению в орбиту социалистических интересов того населения, которое образует «… почти во всех, даже передовых странах Земли» большинство. Об этом населении сказано: «…не успевшие разложиться остатки класса мелких собственников, массы наиболее невежественные и темные… Эти массы, по своей сущности консервативные и даже реакционные, чрезвычайно болезненно воспринимают всякий быстрый прогресс…». В этих условиях переход к социализму на Земле (напомним, фактически в оценке А.А. Богданова – Малиновского, а не некого литературного героя) займет где-то 200-300 лет. И дальше оратор (описано обсуждение проблемы на форуме ученых Марса) предлагает ...истребить население Земли, как не готовое к социализму...

Участвующие в обсуждении отвергают эти рекомендации как принципиально неприемлемые для социалистического мировоззрения и приходят к выводу, что, в конечном счете (пусть не быстро и дорогой ценой), народы Земли все же придут к истинному социализму...».

В заключение приведем набросок мыслей Захара Ильича, сделанный им, видимо, при подготовки статье о формационном подходе Карла Маркса[44]: «Формационная концепция К[арла ]М[аркса] не случайно стала объектом не только научной критики, но и открытых нападок с позиции вульгарного идеологизма. Вульгарный идеологизм - это форма антисоциализма, антикоммунизма.

Доказательство правомерности социализма - сама по себе формационная смена. Можно спорить о формациях, структуре и т.п. – но, если история это смена формаций, то капитализм не вечен (не «органичен»), а социализм - необходим и неизбежен».