Дмитрий Травин

ЭЛИТНЫЙ ОБАМА И ПРОСТОЙ ПАРЕНЬ ТРАМП

11 января 2017

Большая пресс-конференция и инаугурация 20 января нового американского президента – не просто повод в очередной раз порассуждать о нем. Мир вступает в новую политическую эпоху и потихоньку начинает это осознавать. В ближайшие годы нам много придется говорить об обитателе Белого дома, причем не только в силу того значения, которое имеют США на планете, но и в силу того, что американская политика будет серьезно трансформироваться.

После победы Дональда Трампа на президентских выборах в США весь мир срочно бросился выяснять, как же такое могло случиться. Почти ничто вроде бы не предвещало подобного результата, и самые авторитетные аналитики до последнего момента глубокомысленно делали выводы о президентстве Трампа: этого, мол, не может быть потому, что этого не может быть никогда. Но, тем не менее, Дональд Трамп завоевал Белый дом.

Его победа является одним из самых значимых событий начала XXI века. И в то же время одним из самых сложных, самых непонятных. Большая часть предлагаемых нам объяснений представляет собой наскоро сварганенные концепции – первое, что приходит в голову комментаторам. Ведь еще недавно на эту тему вообще не принято было рассуждать, поскольку людей типа Дональда Трампа или Марин Ле Пен «в упор» видеть не хотели.

Одно из наиболее популярных объяснений случившегося сводится к тому, что в Америке имело место массовое выступление против элит. Элит зажравшихся, самодовольных, не обращающих внимание на проблемы общества.

Можно, конечно, давать такой комментарий. Не ошибешься. Беда только в том, что он объясняет все и ничего одновременно.

Когда интересно у нас массы обожали элиты? Когда они не протестовали, хотя бы сдержанно? Когда они не стремились выравнивать уровень благосостояния, приближая собственный доход к доходам привилегированных слоев населения?

Нельзя говорить, что были эпохи, когда элиты народу нравились, а ныне вот в Америке этого почему-то нет

Вся история человечества делится на эпохи, когда правящим элитам не удавалось адаптироваться к ненависти широких масс, и на эпохи – когда удавалось. Неудачные для элит эпохи ознаменовывались крестьянскими войнами и восстаниями, городскими революциями, проникновением агрессивных варваров в центр с периферии. Удачные же эпохи означали, что крестьяне мирно пашут землю, платя оброк и благословляя государя, горожане спокойно трудятся, внося в бюджет налоги и удовлетворяясь демократической системой выборов, а грозные варвары проникают в столицы как робкие мигранты, просящие у коренного населения работу или милостыню.

При этом широкие массы все равно остаются недовольны элитами, но по какой-то причине сохраняют иллюзии. Крестьяне твердят: царь-то хороший, бояре плохие. Горожане голосуют за оппозицию в надежде, что она окажется лучше былой правящей партии. А мигранты надеются, что их рано или поздно примут в обществе, как своих. Надежды на хорошего царя, на демократический выбор и на мультикультурализм позволяют элитам править и удерживать общество от разрушительных действий. Но достижение компромиссов между верхами и низами вовсе не означает идиллии. Нельзя говорить, что были эпохи, когда элиты народу нравились, а ныне вот в Америке этого почему-то нет.

Победа такого человека, как Трамп, может интерпретироваться в качестве нового способа поддержания стабильности общества

Весь марксизм построен на представлениях о том, что пролетариат должен организованно выступить против правящей элиты, которую классики этого учения именовали буржуазией. С марксизмом трудно согласиться по многим позициям, но из разумного стремления отойти от этого учения, вдолбленного нам в детстве, не следует то, что им надо полностью пренебрегать. Широкие массы действительно постоянно недовольны элитами, и тем с большим трудом удается находить способы удерживать народ от протеста. Удалось это и сегодня.

Победа такого человека, как Трамп, может интерпретироваться в качестве нового способа поддержания стабильности общества в условиях, когда старые способы стали работать плохо. И наша задача – понять, что конкретно перестает работать, и каковы конкретно новые механизмы поддержания авторитета элит. Это все действительно очень сложно и интересно, тогда как заявление о недовольстве масс элитами представляет собой обыкновенную банальность.

В обществе сменился запрос на то, как должен выглядеть устраивающий широкие массы представитель элиты

Кто станет всерьез говорить, будто темнокожий президент Барак Обама является представителем элит, а миллиардер Дональд Трамп таковым не является? Правильнее сказать по-другому. Как Трамп, так и Обама – конечно же, выходцы из элиты. И Хилари Клинтон оттуда же. И Берни Сандерс. Но в обществе ныне сменился запрос на то, как должен выглядеть устраивающий широкие массы представитель элиты. Что он должен говорить. Что делать. На какие струны души нажимать. Многие политики, журналисты и бизнесмены не смогли своевременно понять характер происходящих перемен и долгое время держались за те фигуры, которым было трудно победить. Хотя некоторые все же перестроились на поддержку Трампа, то ли поняв, то ли почувствовав веление времени.

Какое-то время политики с риторикой Трампа не побеждали. А теперь победили. Какое-то время политические машины успешно отсекали от участия в выборах чудаков, ломавших все стандартные схемы. А теперь отсечь не смогли. Какое-то время риторика типа трамповской считалась абсолютно неполиткорректной. А теперь оказалось, что она очень даже корректна, если у кандидата есть желание действительно победить на выборах, а не просто побегать по штатам, чтобы согреться. Все это означает, что мир радикально изменился.

Раньше в Америке тоже были люди, считавшие, что наплыв мигрантов из Мексики отнимает рабочие места и недопустимо трансформирует культуру белых англосаксонских протестантов, которые в свое время основали государство как «сияющий город на холме». Раньше в Америке тоже были люди, опасавшиеся радикальных исламистов, имеющих неприятную склонность временами совершать теракты. Раньше в Америке тоже были люди, возмущавшиеся тем, что США превращаются из промышленной страны в страну – производителя услуг (страну, жарящую гамбургеры), тогда как капитал уходит в Китай.

В общем, настроения против латиноамериканцев, мусульман, китайцев и прочих представителей иных культур вызревали достаточно долго. Но лишь сегодня они стали в американском обществе доминирующими. Или, точнее, они вошли в число доминирующих настроений (ведь Трамп все же не безоговорочно победил, а с большим напрягом).

Раньше, по всей видимости, общество больше беспокоили проблемы внутренние – размер налогового бремени, социальная политика властей, экология, равенство, права человека. А сегодня все больше начинают беспокоить проблемы, связанные с глобализацией. И это не случайно. Глобализация ведь продвигается столь быстрыми темпами, что все реже и реже можно в развитой стране мира найти уголок, который она не затрагивает. А если все же такой уголок найдется, то выяснится, что люди, в нем проживающие, считают себя жертвами глобализации просто потому, что об этом все вокруг говорят.

Таким образом, для того, чтобы понять феномен Трампа или феномен британского выхода из Евросоюза, надо в первую очередь обратить внимание на глобализацию и ее последствия. А еще важнее понять, почему вдруг внутренние проблемы на этом фоне стали менее актуальными.

**

ПОП-МЕХАНИКА ДОНАЛЬДА ТРАМПА

19 января 2017

В предыдущей статье цикла мы говорили о том, что нельзя успех Дональда Трампа и подобных персонажей объяснять обычным стремлением народных масс выступить против элит. Но есть еще одно широко распространенное объяснение феномена Трампа – популизм. Говорится, что новый американский президент – типичный популист, предложивший обществу именно те лозунги, на которые оно охотно откликнулось. Отсюда – и результат.

Популизм выглядит самым легким способом захвата власти

Увы, предположение о зашкаливающем популизме также ничего, по сути дела, не объясняет в нашей истории, как и предположение о массовом выступлении против элит. Популизм в политике существует с незапамятных времен. Или, во всяком случае, с тех времен, когда массы стали активно в нее вторгаться, и элитам понадобилось кроме прямого подавления низов прибегать к манипулированию.

Это манипулирование, как правило, деструктивно. Потакая желаниям широких масс, элиты отказываются от конструктивной политики, поскольку таковая обычно наносит удар по интересам отдельных очень влиятельных групп. Раздражать эти группы популистам не хочется. В результате они выстраивают свою политику так, чтобы быстро получить поддержку широких слоев населения любой ценой. А дальше, мол, как-нибудь выкрутимся. Либо репрессиями, либо фартом, либо по принципу «наворуем и свалим».

Популизм выглядит самым легким способом захвата власти. Но если бы элиты всегда пользовались этим способом, мир вообще перестал бы развиваться. На практике все происходит прямо противоположным образом. Именно в последние столетия, когда массы стали активно вторгаться в политику, и, следовательно, популизм стал широко применяться элитами, мир начал быстро прогрессировать экономически. Англия добилась удивительного технического прорыва примерно в то же время, когда на континенте дело шло к Великой французской революции. Одни элиты (революционные) сделали ставку на популизм и развалили страну, тогда как другие (как ни странно, умеренно-консервативные) смогли обеспечить защиту собственности и стимулы для прогрессивных инноваций.

То есть в одних условиях элиты могут править без популизма, тогда как в других они (или, может, вернее сказать «контрэлиты») пускаются во все тяжкие. В одних условиях широкие массы спокойно смиряются с правлением элит и даже переносят временные тяготы, вызванные их конструктивными реформаторскими действиями, тогда как в других – отказываются терпеть, устремляются к «светлому будущему» и попадают в лапы всяческих прохиндеев, использующих массовое недовольство для достижения своих целей. Если мы хотим разобраться в сегодняшней ситуации, нам нужно понять, при каких условиях события развиваются по тому или иному сценарию. Именно это важно для понимания, а не банальное утверждение: Трамп – популист.

Любой популизм вписывается в одну из трех хорошо известных стратегий. Социалистическую – «взять и поделить». Националистическую – «бей жидов, спасай Россию». А также «интеллектуальную» (для тех, кто почему-то не хочет считать себя популистом), выражающуюся в стремлении печатать побольше денег, кормить голодных семью хлебами и уповать на манну небесную.

Пока Великая французская революция находилась под контролем умеренных интеллектуалов, она прибегала именно к интеллектуальному популизму – печатали так называемые ассигнаты до тех пор, пока не развалили полностью денежное обращение. Когда же вслед за денежным обращением развалилась вся экономика, интеллектуалы уступили место у руля радикалам и те уже не стеснялись применять лозунг «взять и поделить». Делили все вплоть до территорий роскошных парков, в которых с голодухи стали выращивать овощи.

В дальнейшем такого рода популизм неоднократно повторялся в Европе. На идее «взять и поделить» в XIX – XX веках выросли социал-демократия, а затем и коммунистическое движение. Деньги неумеренно печатали во многих странах после Первой и Второй мировых войн, а также в ходе сербо-хорватской войны. На идее «бей жидов – спасай Германию» сформировался национал-социализм. Но при этом в промежутках между эпохами помутнений разума широких масс ответственные элиты защищали собственность, стабильность денег и честные правила игры, определяющие конкурентную борьбу. В итоге эти промежутки ознаменовались столь быстрым и полезным для общества техническим прогрессом, какого не бывало раньше. Появились поезда, пароходы, автомобили, самолеты, бытовая техника, современные средства связи, цифровые технологии. И по образу жизни мы сегодня гораздо больше отличаемся от человека XVIII века, чем тот от современников Иисуса Христа.

Не существует в мире определенной тенденции к популизму или к росту здравого смысла. Не существует и какой-либо периодичности в смене настроений широких масс. И сегодняшний успех трамповского популизма определяется действием сложного сочетания различных обстоятельств.

США долгое время обходились без явного популизма, свойственного многим европейским и особенно латиноамериканским странам. Пожалуй, умеренно популистскими были «Новый курс» Франклина Рузвельта и программа «Великое общество» Линдона Джонсона. Склонность к популизму проявлял Рональд Рейган, считающийся обычно неоконсерватором, если не неолибералом (в европейском смысле). На деле он строил благосостояние Америки с помощью пирамиды государственного долга, что резко расходится с либеральными идеями.

Джордж Буш-младший после 11 сентября 2001 г. сделал резкий разворот в сторону тезиса «Бей Ирак (Афганистан) – спасай Америку», и американцы с легкостью на это купились. Наверное, тогда уже можно было задуматься о том, что в обществе, которое было принято считать самым сознательным, самым рационально мыслящим на планете, намечаются не вполне понятные тенденции. Но массовое стремление задушить терроризм в его логове увело общественную дискуссию в иную сторону.

Почему популизм возник в XXI веке не в той форме, которая была в основном характерна для второй половины ХХ столетия?

А сегодня вдруг победил Трамп со своими антиглобалистскими тезисами. Соответственно, возникает два вопроса. Во-первых, почему популизм вновь оказался востребован американским обществом, неожиданно опередившим на этом пути европейцев? И во-вторых, почему популизм возник в XXI веке не в той форме, которая была в основном характерна для второй половины ХХ столетия? Почему известная часть американцев вместо привычного «взять и поделить» требует отгородиться стеной от Мексики, ограничить приток мусульман, удерживать капиталы внутри границ и т.д.? Почему эти американцы, с одной стороны, проявляют свое традиционное здравомыслие, отрицая уравнительные идеи (одна лишь поддержка миллиардера Трампа на выборах чего стоит!), а с другой – ударяются в популизм не вполне привычного типа?

Общество почему-то не слишком сильно волнует то, что волновало раньше на протяжении десятилетий: правительственное финансирование разного рода проектов, рост государства благосостояния, переложение фискального бремени на богатых. Или, точнее, все это волнует. Но как-то вяло, по привычке. Классическим социалистам или даже людям типа Берни Сандерса побеждать трудновато. А Дональд Трамп с тезисами, которые раньше совершенно не работали, вдруг побеждает. Наверное, потому, что проблемы, порожденные новой структурой экономики, сложившейся за последние десятилетия, оказываются более чувствительными для масс, чем проблемы старые. Об этих новых проблемах мы и будем говорить в следующих статьях цикла.

**

ТРАМП – ЭТО НЕ РАЗОЧАРОВАНИЕ В ДЕМОКРАТИИ

30 января 2017

Третий вариант объяснения феноменального успеха Дональда Трампа состоит в том, чтобы представить голосование значительной части американских избирателей как протест. Но не против элит, а против всей системы современной западной демократии, переставшей удовлетворять простого человека.

Протест в отношении демократии как системы часто приводит клоуна

Подобный подход объясняет в какой-то мере, почему бенефициаром протеста оказался вдруг миллиардер. Протест в отношении элит должен был бы привести в Белый дом какого-нибудь маргинала – то ли коммуниста, то ли представителя этнических меньшинств. Но протест в отношении демократии как системы часто приводит клоуна. В Италии, например, комик Беппе Грилло сформировал политическое движение «Пять звезд» и постепенно ведет его к успеху среди той части электората, которую утомила постоянная чехарда с правительствами.

Примерно так у нас в России обстояло дело с Владимиром Жириновским. На рубеже 1980-х – 1990-х годов население многого ждало от демократии, но когда выяснилось, что пряники с неба не падают даже после проведения честных выборов, часть электората перестала относиться к ним серьезно. Голосовать стали за самого прикольного. Причем не потому, что он, мол, противостоит элитам (Жириновский очень скоро стал у нас ярким символом благополучия и элитарности). Голосовали за него, скорее, чтобы всю демократию как систему опустить на тот же самый уровень, на котором давно уже чувствовали себя избиратели ЛДПР.

Возможно, в Америке с Трампом произошло примерно то же самое? Возможно, его демонстративное отступление от принципов политкорректности привлекло ту часть общества, которая в отношении демократии стала рассуждать по принципу «чем хуже – тем лучше»?

Но почему же демократия вдруг перестала привлекать значительную часть американцев? В случае с нашим Жириновским логика избирателя более или менее понятна. Пореформенная жизнь плоха, денег мало, успеха нет. А надеялись ведь жить как при капитализме, работая как при социализме.

В случае с Трампом это объяснение не подходит. Демократия для американцев – не новое явление. Если долгое время она эффективно работала, не вызывая столь странного протеста, то почему же теперь перестает работать и порождает клоунов? Может быть, что-то произошло в Америке за последние годы или десятилетия? Может быть, реакция избирателей – это реакция не на демократию вообще, а на то, как она работает именно сейчас?

Одно из возможных объяснений событий, происходящих сейчас на Западе, предложил политолог Иван Крастев, причем еще несколько лет назад, то есть не применительно к феномену Трампа. Тем не менее, связь логики Крастева с ныне происходящими событиями кажется очевидной.

На фоне усиливающейся глобализации стало расти неравенство внутри западных стран. Причем растет оно вне зависимости от того, какая партия находится у власти. Люди голосуют за оппозицию в надежде на лучшее, но получается, что они меняют шило на мыло. Вроде выходит, как в свое время у Карла Маркса – если не абсолютное, то, по крайней мере, относительное ухудшение жизни пролетариата. А ведь тезисы Маркса об обнищании, казалось бы, давно уже опровергнуты жизнью – формированием государства всеобщего благосостояния на Западе после Второй мировой войны, когда простые трудящиеся по своему уровню жизни постепенно догоняли привилегированные слои населения.

Дело в том, что догоняли они, по всей видимости, тогда, когда очень нужны были элитам. Когда элиты готовы были поделиться с широкими массами частью своих богатств, поскольку понимали, что без масс они эти богатства вообще не смогут сформировать. А теперь граждане элитам не нужны.

Крастев объясняет, почему народ теперь больше не нужен элитам.

Во-первых, произошел переход от призывных армий к профессиональным. Если раньше народ защищал отечество, а при необходимости мог повернуть штыки против зажравшейся элиты, то теперь народ лишь требует хлеба и зрелищ, тогда как в армии служит за деньги небольшая часть населения. Подкармливать народ ради безопасности больше не требуется. Достаточно платить наемникам.

Во-вторых, рабочие места в большом количестве стали занимать иммигранты. Это снижает цену рабочей силы на рынке труда. Миновали те времена, когда профсоюзы могли с помощью забастовок потребовать серьезного повышения зарплаты. Сегодня работники приезжают из-за границы. Они готовы трудиться за очень малые деньги. А когда перестают удовлетворяться малым, из-за границы приезжают все новые и новые люди.

В-третьих, похожая история происходит и на товарном рынке. Раньше богатства капиталистов зависели от богатств народа. Невозможно продать много товаров бедному населению. Но если народ хорошо обеспечен, то он, в конечном счете, приносит деньги тем представителям буржуазной элиты, которые ему платят. Плату эту люди тратят на покупку товаров, и деньги вновь возвращаются в карманы толстосумов. Так было раньше. Но теперь в условиях глобализации продать товар можно и за границу. Более того, получить доход от растущего фондового рынка можно тоже за счет иностранцев. За счет того, что на биржу приходят с большими деньгами богатые арабы или китайцы.

Такой подход к объяснению феномена Трампа значительно интереснее, чем простая констатация антиэлитного протеста со стороны избирателей или использования популизма со стороны элит. Крастев показывает, как меняется западное общество и, соответственно, в свете этого подхода успех Трампа можно трактовать как следствие происходящих перемен. Вопрос лишь в том, действительно ли такие перемены происходят?

Думается, реальная картина намного сложнее. Она показывает, что одна часть общества имеет основания разочаровываться в демократии, тогда как другая – нет.

Глобализация радикально трансформирует группы интересов

На рынке труда происходят сложные процессы. Неквалифицированных рабочих мигранты могут заменить, но при этом значение специалистов в последние десятилетия лишь возрастает. И, соответственно, возрастает их оплата.

На потребительском рынке глобализация дает возможность вынести продажи за рубеж, но все-таки следует иметь в виду, что самыми богатыми странами по-прежнему остаются западные (США, в первую очередь). Именно там находится самый привлекательный рынок. И именно он определяет богатство бизнеса.

От граждан-солдат западные государства нынче почти не зависят, но от возможных недовольств широких масс населения зависят сильно. Поэтому институты государства благосостояния не разрушаются. Ублажать рядового гражданина «хлебом и зрелищами» по-прежнему требуется.

В общем, вряд ли сегодня есть основания говорить о по-настоящему широком разочаровании в демократии. Как и в прошлом, от нынче происходящих перемен кто-то выигрывает, а кто-то проигрывает. Кто-то настраивается на протест. Кто-то ищет оппозиционные силы, чтобы отдать им свой голос. А кто-то выступает за стабильность, поскольку живет достаточно хорошо.

Важнейшие перемены, происходящие в современном обществе, связаны не с разочарованием в демократии, а с тем, что глобализация радикально трансформирует группы интересов. Люди перестают бороться за вчерашние цели и начинают бороться за новые – совершенно иные. Если понять, что в мире поистине ново, то можно понять и феномен Трампа. Об этом – следующая статья.

**                                                

Ефим Смулянский

ТРАВИН О ТРАМПЕ

Только что прочитал целых три статьи уважаемого мною (и многими другими!)  петербургского аналитика Дмитрия Травина из его цикла об «уТРАМПованном мире»  (см. выше. – А. А.). Как каждый уважающий себя политолог, Травин не мог пройти мимо этого афронта, вызова современной «классической» политике.  В своих статьях он пытается найти или, по крайней мере, нащупать причину этого феномена – победы несистемного брутального политика в такой, казалось бы, традиционной стране  как Соединённые Штаты с их, казалось бы, давно уже устоявшейся и прошедшей огонь, воду и медные трубы демократией

В первых двух статьях этого цикла Д.Травин довольно убедительно показывает, что ни протестное голосование электората, ни бьющий в глаза популизм новоиспечённого Президента не могут быть достаточно убедительными аргументами для его победы. Но если в первой своей статье политолог анализирует массовый «антиэлитный»  протест со стороны избирателей, во второй - использование популизма со стороны элит, то в третьей предметом его анализа становится протест против всей системы современной западной демократии, не устраивающей простых людей. Однако и такая постановка вопроса аналитика не устраивает – он настаивает на том, что картина сложнее,  и дело в радикальной трансформации общества под воздействием глобализации: одни группы оказываются в стане протестующих,  причём иногда очень активно, а другие – наоборот, выступают за стабильность, потому что их всё устраивает. С этим, конечно, бессмысленно спорить, но так было всегда, и, нам кажется, что суть заключается всё же именно в количественном соотношении тех и других.

Однако наш интерес вызван не этим тривиальным выводом. Наше недоумение вызвано тем, что во всех трёх несомненно интересных, по нашему мнению, статьях феномен демократии представляется весьма однообразным с одинаковыми правилами функционирования и одинаковыми последствиями. Мы-то думаем, что всё не так просто.

У демократии, как у любого другого сложного явления одновременно существуют множество разновидностей. Мы не будем сравнивать западную демократию с нашей «суверенной», ну, разве что в качестве «прикола», настолько всё очевидно. Но и западные демократии различаются весьма существенно. К примеру, норвежское демократическое устройство государства весьма существенно отличается как от итальянского, так и от польского или латвийского. Если же рассматривать демократию американскую, которая нас в данном случае и интересует, то надо прямо сказать, что она по своим параметрам, определяющим, так скажем, «степень демократичности» государственного устройства сильно не дотягивает до демократий Дании или Швейцарии. Нам даже представляется, что США по этому параметру, несмотря на почтенный возраст, значительно уступают демократиям Канады или Австралии.

Исходя из таких предпосылок, мы убеждены, что народ Соединённых Штатов в явной или неявной форме тоже это ощущает и уже давно начал соответственно реагировать – предвестниками надвигающейся грозы явились события осени 2011 года, получившие название «Оккупай Уолл-стрит».  Когда протестующие заявляют: «Нас 99%», - то независимо от того, насколько близка к истине эта цифра, сам факт выдвижения такого лозунга свидетельствует, что с демократией в такой стране дела обстоят не очень хорошо. Именно констатация этого факта побуждает нас к настояшей реакции на ещё не завершённый цикл статей Дмитрия Травина.

Нам также очень любопытно, а упомянет ли аналитик в последующих статьях о причинах неожиданной победы Дональда Трампа такой фактор как шапкозакидательские (и объективно вроде верные!) прогнозы квалифицированных американских социологов и практически всех мировых СМИ, которые предопредилили настолько низкую явку на выборы противников Трампа. Более того, мы предположили важность этой же причины и в совершенно неожиданном решении избирателей Великобритании о выходе из состава ЕС, т.н. брекзите (см. Е. Смулянский Заметки о Трампе и не только  раздел 3).