«Мой муж всегда выступал за конструктивный диалог с властью. Судьба моего мужа доказывает: власть в этом конструктивном диалоге не заинтересована» - эти слова доцента Кубанского государственного университета Елены Владимировны Савва могут быть эпиграфом к истории преследований профессора Михаила Валентиновича Саввы.  

Раньше в проекте уже выступали советские политзаключенные с воспоминаниями о преследованиях в СССР;  были и сегодняшние активисты, оказавшиеся в центре внимания  спецслужб; приходили адвокаты политзаключенных и рассказывали о своих подзащитных. Обсуждение отношений человека и государства именно в этом контексте с каждым днём актуализируется: число политзаключенных растет, масштаб политических репрессий увеличивается. Проект привлекает внимание к случаям давления государства на гражданина в прошлом и в настоящем. Рассматриваются возможные варианты помощи и общественной солидарности с преследуемыми.

Предыдущая встреча в рамках проекта «Политзаключенные вчера и сегодня» была с Анной Аркадьевной Шароградской и показала, насколько опасно в современной России работать в неправительственной организации. По всей стране сейчас закрываются НКО. Уровень давления таков, что просто невозможно делать что-то полезное: бесконечные проверки и всё новые и новые требования заставляют сотрудников большую часть своего рабочего времени тратить на сбор материалов для чиновников-контролеров и ответы очередным комиссиям,  90% ресурсов расходовать на защиту самих себя от произвола властей. Продолжение работы НКО в таких условиях становится нецелесообразным.

Вот и на Кубани месяц назад общее собрание членов краснодарской региональной общественной организация «Южный региональный ресурсный центр» (КРОО «ЮРРЦ») приняло решение о самоликвидации. По словам Михаила Саввы, закрытие центра связано с невозможностью работать в условиях ужесточения контроля и давления со стороны властей.

Третий сектор – основа гражданского общества. Часто третий сектор заменяет собой отсутствующие государственные институты. Неправительственные НКО и общественные организации это не только предоставление внебюджетных рабочих мест, самоорганизация, самопомощь и свобода самовыражения, внимание к тем проблемам и к тем людям, которые оказались вне поля зрения государства, но и независимый контроль за действиями власти, возможность высказать альтернативную точку зрения. Именно поэтому третий сектор подвергается сейчас наибольшему давлению.

Но если Анне Аркадьевне Шароградской присудили огромный, непосильный штраф, но пока только угрожают уголовной статьей, то герой декабрьской встречи – Михаил Валентиновчи Савва – уже  побывал за решеткой.

Как сообщалось ранее, Михаил Валентинович Савва был арестован ФСБ в апреле 2013 года. Более семи месяцев он пробыл в СИЗО.  В декабре 2013 Михаил Савва был отпущен под домашний арест. Приговор по статье УК 159 (мошенничество) вынесен Первомайским судом Краснодара 2 апреля 2014 - 3 года условно с испытательным сроком 2 года и штрафом 70 тысяч рублей. Защита Михаила Саввы и независимые наблюдатели утверждают, что приговор основан на оговоре и не содержит других доказательств вины. Апелляционные жалобы М.В.Саввы и адвоката М.А.Дубровиной рассмотрены Краснодарским краевым судом 30 сентября 2014. Приговор оставлен без изменений. В настоящее время готовится жалоба в Европейский суд по правам человека. Пока профессор находился в СИЗО, из университета его уволили. Более того, родной Кубанский университет принял участие в преследовании профессора и помог спецслужбам сфабриковать ложное обвинение.

«Дело в том, что я осужден по двум статьям,- сказал профессор. - И 70 тысяч штрафа к моим трем годам условно – это как раз по эпизоду о Кубанском университете. Я когда-то читал курс «Теория и практика связей с общественностью». Потом я отказался от этого курса, потому что очень сильно выросла моя нагрузка в магистратуре. И вдруг мне предъявляют обвинение, что я не прочитал этот курс студентам. Я в изумлении. Дело в том, что в расписании был другой преподаватель. И не я его туда ставил. Он принимал экзамены и зачеты. И вдруг этот курс оказался вписан в мой индивидуальный план. Причем подпись под моим планом подделана. Судья несколько раз отклонил ходатайство об экспертизе подписи. Экспертизу пришлось делать самостоятельно у независимого эксперта. Такие эксперты очень редко делают вывод, что подпись подделана. Обычно они пишут более уклончиво: «С высокой вероятностью подпись не принадлежит…»

Но в этот раз каракули были настолько не похожи на мои, что эксперт написал: «Подпись не принадлежит профессору Савве». Тем не менее, судье всё равно. Оруэлл «1984»! Так что я не преподаю сейчас». О российском суде мы и так всё знаем, заказных политических процессов было уже очень много. Печально, что вот такие коллеги у Михаила Васильевича – воспитатели будущих поколений. Возможно, трусы. Возможно, карьеристы, готовые идти по головам товарищей. Возможно, давно привыкли «колебаться вместе с линией партии». Понятно, что в Краснодаре отстаивать свои взгляды гораздо труднее, чем в Питере. Так – «иерархично» – устроена  система подавления инакомыслия в стране. Но могли бы коллеги профессора хотя бы промолчать, не становиться «первыми учениками». Вспоминается еще одна цитата. Уже из другого классика. Про то, что интеллигенция – отнюдь «не мозг нации».

Как раз о том, как работает система подавления в Южном федеральном округе, подробно рассказал в своем докладе профессор Савва: «Я уверен и могу это подтвердить: Краснодарский край – показательная территория, на которой представители наших так называемых правоохранительных органов отрабатывают новые методики политических репрессий для применения на всей территории России. Именно в Краснодарском крае это возможно в силу того, что здесь крайне неэффективен прокурорский надзор, и фактически отсутствует правосудие. Используя биологический термин, можно сказать, что выстроена «пищевая цепочка»: на вершине которой находится ФСБ, а под ней всё остальное: суды, прокуратура, следственный комитет и т.д. В условиях такой «пищевой вертикали» очень удобно фальсифицировать уголовные дела. Говоря о Краснодарском крае, я отчетливо понимаю, что в большинстве республик Северного Кавказа ситуация значительно хуже, чем на моей родной Кубани. В этих республиках практикуются внесудебные расправы, похищения людей и убийства».

В своем выступлении Михаил Валентинович почти не говорил о себе. Лишь скромно отметил, что «личный опыт в этой сфере» у него есть: 8 месяцев в СИЗО №5 Краснодара (бывшая внутренняя тюрьма управления при КГБ по Краснодарскому краю), затем 4 месяца под домашним арестом по сфабрикованному ФСБ уголовному делу.

Михаил Савва отмечает приоритет своих земляков в области незаконных преследований: «Ноу-хау кубанских правоохранителей: дело не только возбуждается, но и доводится до суда, а суд выносит приговор при отсутствии не только состава преступления, но и события преступления. В ходе дела была совершена масса грубых процессуальных нарушений».

Подробно о нарушениях прав человека в Краснодарском крае, о многочисленных преследованиях сотрудников неправительственных  организаций, других политических активистов можно прочесть на Когита!ру в полном тексте доклада Михаила Валентиновича Саввы. Текст доклада профессор прислал заранее: «Я приготовил текст на тот случай, если не долечу до Питера, и направил в «Мемориал». Вдруг меня снимут с рейса, вдруг у меня «паспорт испорчен». Есть такая технология: с паспортом уходят куда-то, потом возвращаются и говорят: «У Вас тут страничка вырвана. Как же Вы с таким паспортом полетите? А вдруг с Вами что-то случится?»

В качестве примеров в докладе приводятся истории Евгения Витишко, Сурена Газаряна, Дарьи Полюдовой, Сергея Титаренко, Игоря Харченко, Леонида Мартынюка, Татьяны Борисовой. Здесь же Михаил Валентинович рассказывает о способах ненасильственного протеста против произвола властей.

Профессор Михаил Савва верно отметил давнюю российскую (еще советскую) закономерность: чем дальше от центра к окраинам, тем меньше соблюдаются права человека, тем больше произвол, тем труднее противостоять системе. Так было и так есть. В Ленинграде было всё жестче, чем в Москве (где иностранные посольства и иностранные корреспонденты, всё-таки, отчасти мешали «таить шило в мешке» и слегка смягчали ситуацию своим присутствием). Но по сравнению с киевским или тбилисским КГБ в Ленинграде было еще ничего: до крайних зверств не доходило. Сегодняшняя Россия верна чекистским традициям прошлого: в Москве и Петербурге постоянное давление, конечно, ощущается, но о том, что творится на Северном Кавказе, - страшно даже подумать. Свежий пример – события в Чечне вокруг Свободной Мобильной Группы правозащитников под руководством Игоря Каляпина.

После выступления М.В.Саввы состоялась открытая дискуссия. Впервые она транслировалась он-лайн в интернете. Полную видеозапись можно найти на канале НИЦ "Мемориал" на YouTube.

Первый вопрос профессору Савве задал Александр, кандидат социологических наук, земляк Михаила Валентиновича. Он тоже подвергся репрессиям и бежал из Краснодарского края. Вопрос был о перспективах протестного движения в России, о перспективах оппозиции. Ответ Михаила Саввы такой: «Я не буду говорить о российской оппозиции, поскольку я ученый, и для меня оппозиция – это люди, которые борются за власть. В России масса людей, которые недовольны нынешней ситуацией, но которые за власть не борются, они себя в ней не видят. Просто они хотят изменить нынешний порядок: в первую очередь, уровень своей защищенности. Происходят, на мой взгляд, чудовищные вещи. Последняя поправка в постановление правительства о правилах хранения оружия и боеприпасов позволяет людям, у которых огнестрельное оружие есть по долгу службы, применять его теперь в целях самообороны во внеслужебное время. Вот у человека есть пистолет. Теперь он может стрелять. И его достаточно легко оправдать, заявив, что это была самооборона. Власть боится настолько, что дает возможность своим вооруженным сотрудникам стрелять в людей. Если ситуация будет развиваться по нынешнему сценарию, протестные настроения будут нарастать. Власть сама – своими действиями – усиливает эти настроения. Постоянная имитация шагов навстречу народу начинает раздражать народ, несмотря на весь ажиотаж на тему Крымнаш. Не так давно я написал инструкцию для «ватников», которую разместил на своем сайте. Я там пишу: «Господа «ватники», так получилось, что мы с вами – часть одного народа. Мне вас искренне жаль. Когда вас будут использовать в качестве расходного материала (например, нужно будет отчитаться о раскрытых преступлениях вами или вашими детьми), вы вспоминайте, что есть правозащитники, и приходите к ним. Они помогают, независимо от политической ориентации. Они вас не будут спрашивать: «Крым наш или не наш?» Плохой прогноз у меня, Александр». 

Следующий вопрос от Ольги, студентки Высшей Школы Экономики, ученицы А. Ю. Сунгурова – об  институте уполномоченных по правам человека в регионах. Насколько этот институт  эффективен? Профессор отвечает: «Александр Юрьевич Сунгуров – один из продвигателей этого института, за что ему большое спасибо. Это была его задумка. И хорошо, что этот институт есть. Но в условиях современной правовой системы России институт региональных омбудсменов никак на ситуацию влиять не может. Федеральный уполномоченный по правам человека после вынесения приговора может вступать в дело. 4 декабря прошлого года меня внезапно, молниеносно выпустили из СИЗО под домашний арест. Надели браслет на левую ногу и отправили домой. Это было именно по жалобе федерального уполномоченного по правам человека – Владимира Петровича Лукина. Его жалоба была удовлетворена Президиумом Краснодарского краевого суда. Необходима корректировка законодательства. Полномочия омбудсменов нужно расширять. Хотя это не решает главную проблему, главный вопрос: губернаторы уполномоченных назначают и под себя подбирают или уполномоченные независимы? Этот институт может быть эффективным при двух условиях: первое – это законодательство, которое дает людям полномочия, второе – процедура выбора этого человека, которая сделает его действительно независимым».

Вопрос от другого Александра, научного сотрудника ЦНСИ: «Что происходит с делами, где были нарушены процессуальные нормы при сборе доказательств? Что происходит на следующих стадиях разбирательств? В кассационном суде, например?» Ответ: «В Краснодарском крае схема такая: приговоры почти всегда оставляет в силе апелляционная инстанция, судья краевого суда. Как правило, он соглашается с судьей районного суда. Почти всегда эти приговоры оставляет в силе кассация – то есть Президиум краевого суда. А вот на уровне обжалования в Верховном суде уже может произойти чудо. Потому что по отчетности ФСБ считается, что они качественно провели следствие, если дело устояло до краевого суда (включительно). Что происходит в Верховном суде, на статистику ФСБ уже никак не влияет. Мне кажется, это не просто совпадения».

Вопрос от Леды, исследователя, специалиста по несанкционированным креативным акциям: «Всё время хочется верить в «светлое будущее», а общество становится всё более закрытым, люди пассивны и не хотят ничего слышать. Как выйти из этой ситуации?» Ответ: «Есть огромная проблема качества населения России. Да, у нас такие люди – результат противоестественного отбора, начатого большевиками и продолжавшегося не одно десятилетие. Декабрист Бестужев-Марлинский писал своему другу – писателю Полевому: «Ум, как и порох, опасен только сжатый». Когда власть усиливает давление – она прессует порох. А затем, если верить современной конфликтологии, начинается кумулятивный, скрытый, но саморазвивающийся процесс. Кумулятивный процесс – это черный ящик. Заглянуть туда очень сложно. Таких инструментов практически нет. Мы не знаем, что когда произойдет. Поэтому я и ответил Александру, что у меня печальный прогноз»

Ольга Зазуля, студентка профессора Саввы попросила оценить новость: «Вы, Михаил Валентинович, как и я, учились в Московской школе гражданского просвещения. Вчера Московскую школу признали иностранным агентом и внесли в реестр. Прокомментируйте, пожалуйста». Ответ: «Я на своем сайте разместил обращение к Лене Немировской и Юре Сенокосову. Я выпускник их школы 1998 года. Я написал: «Держитесь! Обязательно обжалуйте в суде это решение, несмотря на полную безнадежность этой затеи. Потому что ИХ надо останавливать. ИХ всё равно надо останавливать. Сейчас наступило время, когда «делай, что должно, и будь, что будет». Это не та ситуация, когда мы сделаем всё, что можно, и наступит светлое будущее. Это другая ситуация: мы делаем всё, что можно, а потом, может быть, произойдет чудо. Чувствуете разницу? Но всё равно на чудо нужно надеяться. А вдруг – чудо? И это будет наше чудо! А возвращаясь к Московской школе гражданского просвещения, я хочу сказать, что это уникальный для России проект. Проект, который очень много дал стране, и который еще оценят. Если бы мне предложили нарисовать плакат к следующему 1 мая, я бы написал на большом транспаранте: «Иностранные агенты! Гордо несите это высокое звание!» В этом списке уже много организаций. И это известные организации. Если организация признана иностранным агентом, то любое официальное письмо на бланке организации нужно подписывать «иностранный агент такой-то…».  Я бы писал «Ваш иностранный агент…», «Ваш любимый иностранный агент…».

Рассказывает студентка Ольга Зазуля: «Я занималась группой поддержки Михаила Валентиновича, координировала ее деятельность, участвовала в организации митинга. Занималась наполнением сайта, вела твиттер-трансляцию. Почему я это делала? Мы узнали, что нашего профессора арестовали, и отправились в Октябрьский суд, а там закрытая железная дверь. Физически в суд попасть невозможно. Всё это было очень странно. Вот с этого всё и началось. Потом я присутствовала практически на всех судебных заседаниях, фиксировала процессуальные нарушения, которые имелись в деле. Нам активно помогало Молодежное правозащитное движение, а так же Совет по правам человека при Президенте. Еще нас порадовали некоторые коллеги Михаила Валентиновича. Их, к сожалению, можно было пересчитать по пальцам одной руки. Но для студентов было очень важно, что кто-то из преподавателей осмелился сказать слова поддержки публично. На митинге. Ну а вообще мой университет активно участвовал в преследовании Михаила Валентиновича и даже состряпал второе уголовное дело. С нами проводили беседы сотрудники ФСБ. Это было не очень приятно. Использовались различные методы и способы давления. Вплоть до угрозы отчисления. Преподавателям рекомендовали не ставить положительные оценки студентам, которые поддерживают Михаила Валентиновича. Но все эти попытки не увенчались успехом, я окончила университет с красным дипломом и счастливо распрощалась с ним. Однажды работник суда ударил меня и дочь Михаила Валентиновича. Не нужно иметь юридическое образование, чтобы понимать: вас не должны бить в суде. Мы написали заявление в полицию, но дело так и не было расследовано. Оно затерялось где-то в полиции. По поводу поддержки: самое важное сейчас – это публичность. Чем больше удается привлечь внимание общественности, чем больше «пошуметь», тем приличнее ведет себя власть. Очень важно чувствовать поддержку. Хорошо, когда ты защищаешь кого-то и знаешь, что придет время, и защитят тебя. Советы, которые когда-то давал Михаил Валентинович, потом были пережиты нами на личном опыте, и, думаю, пригодятся тем, кто окажется в подобной ситуации. Михаил Валентинович не изменился после ареста и сохранил свою позицию. Это очень помогало ребятам из группы поддержки. Нам повезло с человеком, которого мы защищали. Он оказался очень сильным. Его внутренний стержень не удалось сломать нашим любимым сотрудникам ФСБ».

О том, как преследовали Михаила Савву, сам профессор подробно рассказывать не стал, но об этом можно узнать из интервью его жены от 13 октября 2013 года. Поскольку действие происходит в 2013 году, профессора Савву подозревают в том, что он "американский и грузинский шпион". Сегодня – легко догадаться – он был  бы уже украинский шпион: «Мой муж всегда выступал за конструктивный диалог с властью. Судьба моего мужа доказывает: власть в этом конструктивном диалоге не заинтересована. Борьба с мужем началась тогда, когда начали преследовать НКО. Вот в этот момент оказалось, что можно всё. Можно посадить известного человека. Можно против него применить любые противозаконные методы. Началось с того, что без участия адвоката проводился «опрос» мужа под угрозой применения психотропных веществ. Вероятно, это делалось, чтобы получить «нужные показания». Осуществить такую угрозу достаточно легко. Необязательно даже укол делать. Можно предложить стакан воды с растворенной таблеткой. После ареста мужа до меня стали доноситься разные слухи, что преследование организовано «сверху», по команде московского ФСБ. Оценить, насколько верна эта информация, я не могу. Потом уже появились другие слухи. Информацию передавали тем людям, про кого известно, что они со мной знакомы и мне всё расскажут. Информация следующая: пусть скорее подписывает 159 статью, и мы его отпустим. Были и другие разговоры, которые дошли до меня, но мне не предназначались: на самом деле, Савва –  то ли американский,  то ли грузинский шпион. Засадили мы его правильно и мы докажем, что он шпион. Обвинение мужу предъявлено в связи с грантом на проведение социологического исследования. Но во время обыска материалы по гранту следователей не интересовали, ничего по гранту они даже не искали. На днях мне вернули изъятые во время обыска вещи. Возвращен и весь «шпионский набор». Дело было так: искали всё, что относится к иностранным поездкам. Старший по обыску майор сидел на кухне, ему выносили стопки бумаг и говорили: «Здесь иностранные слова. Нужно изымать». Принесли на кухню и стопку заданий дочери по английскому языку. Но их майор не взял. Были изъяты электронные носители, но без описаний и указаний номеров. Сейчас всё вернули. Это дело политическое. Лично мне тоже поступали угрозы, что меня скоро посадят. Когда дело заказное, готовиться должна вся семья. Прежняя благополучная жизнь рухнула. Нужно выстраивать себя в новой реальности». (Елена Савва, жена профессора Михаила Саввы, преподаватель КубГУ, политолог. 13 октября 2013)

С этими словами Елены Савва перекликаются заключительные слова Михаила Валентиновича на встрече в НИЦ "Мемориал" 10 декабря 2014:

«Свое нынешнее нахождение на свободе я, к сожалению, должен воспринимать, как временное. По моим оценкам, уже начата подготовка ко второму делу. А второе уголовное дело автоматически переводит мои три года условных в реальный срок. Это произойдет в течение достаточно короткого времени. Поэтому я пользуюсь сейчас любой ситуацией, чтобы рассказать то, что я могу рассказать».