Евгения Литвинова: К вашему юбилею вышло три новых издания. Что это за книги?

Яков Гилинский: Это «Криминология» - монография, которая часто используется  студентами в качестве учебника. Сейчас вышло второе издание (первое вышло в 2002 году и его купить уже невозможно). Во втором издании появилось два новых параграфа, посвященных новым видам преступности: это «преступления ненависти» - преступления, совершаемые по мотивам религиозной, национальной, расовой ненависти или вражды, и преступления, связанные с торговлей людьми. Такие преступления -  новые для нас явления, точнее новым является осознание этих явлений. В книге большой справочный аппарат – более 800 источников. Из них более 200 на английском, французском, немецком языках. Это важно. Не существует  национальной науки, любая наука интернациональна, если она - наука. После десятилетий жизни за «железным занавесом» для наших ученых очень важно войти в мировую науку.

Вторая книга – сборник наиболее  значимых статей последних лет, опубликованных с 2004 по 2009 годы (предыдущий сборник вышел к 70-летию и содержал избранные статьи до 2004 года).

Третья книга – сборник статей на английском языке, вышедших в США, Великобритании,  Финляндии, Швеции. Название в переводе означает «Преступность и девиация. Российские исследования».

Идея, которую мне хотелось донести своими книгами до читателя,- это наличие в любом обществе  на протяжении всей истории человечества социальных явлений, которые признаются общественным мнением нежелательными: преступность, наркотизм, пьянство, иногда проституция, иногда гомосексуализм, иногда самоубийство. Все эти явления выполняют определенные социальные функции, все они были, есть и будут. Относиться к ним надо спокойно, хладнокровно, их надо изучать, им надо противостоять, противодействовать. Но «борьба» - это понятие неприемлемо в науке. Борьбы уже было достаточно: с «врагами народа», с семьями «врагов народа», с «безродными космополитами», с «убийцами в белых халатах». Это были преступления власти перед людьми. Не надо повторять этот опыт. Вместо «борьбы» должны быть различные методы противодействия. В отношении тяжких преступлений, преступлений против личности следует применять лишение свободы. Я принципиальный и категорический противник смертной казни, но без лишения свободы, к сожалению не обойтись. В отношении менее тяжких преступлений должны использоваться наказания, не связанные с лишением свободы. «Вор НЕ должен сидеть!». Тюрьма никогда никого еще не исправляла! Тюрьма только губит физически, нравственно, психологически людей. Это вынужденная мера, поскольку человечество пока не научилось воздействовать на тех, кто совершает преступления.

Есть явления, которые не поощряются обществом, но не являются преступлением. Например, проституция относится к сфере экономических отношений. Каждый торгует  тем, что имеет. Социальный вред от проституции в сексуальной сфере не более велик, чем от торгующих собой ученых, политиков, журналистов. Потребление наркотиков и алкоголя было, есть и будет всегда. В отношении к этим явлениям много условностей: потребление алкоголя легально (хотя вред обществу наносит неизмеримо больший), а потребление  наркотиков нелегально и подлежит уголовной ответственности. Мне это непонятно. Следует использовать меры профилактики: медицинские, психологические, но не Уголовный Кодекс. Запрет и уголовное преследование порождают наркомафию, международный наркобизнес. Это причиняет обществу неизмеримо больший вред, чем отдельно взятый несчастный потребитель наркотиков.

Я пытаюсь своими книгами продемонстрировать иной подход к этим явлениям, отличный от общепринятого.

Вы хорошо знаете  настроения  в юридической среде, преподаете будущим юристам. Можно ли говорить о росте правовой культуры, о повышении правосознания за последние десятилетия в юридическом сообществе?

Боюсь, что в целом нет. Конечно, некоторые изменения к лучшему есть. Многие мои коллеги раньше придерживались советских, репрессивных взглядов на так называемую «борьбу с преступностью», на проблему наказания. Но буквально у меня на глазах их представления изменились. Они даже сами удивляются тому, насколько репрессивным было их сознание. Они переосмысливают то, что было и по-новому начинают понимать процессы, происходящие в обществе. Некоторый прогресс есть. Наших студентов мы пытаемся с первого курса вооружать «правильными взглядами»  на преступность, на меры профилактики и на наказание. Приходят они к нам с одной мыслью: надо больше сажать,  надо больше стрелять, тогда все будет хорошо. Тогда мы избавимся от преступности. По мере обучения некоторые из них  (но далеко не все) начинают осознавать, понимать тот предмет, который они изучают. Это касается и уголовного права, и уголовного процесса, и криминологии. Однако встречаются и дипломные работы, отстаивающие смертную казнь.  В целом правосознание студентов, правосознание выпускников оставляет желать лучшего. Это не зависит от вуза: я представляю себе ситуацию, поскольку преподаю во многих вузах. Я говорю своим студентам: «В европейских странах  ни один из вас не получил бы диплом юриста». К сожалению, во всех вузах уровень преподавания на юридических факультетах недостаточный. Мы недостаточно строго спрашиваем  со студентов, с выпускников. Мы выпускаем тех, кого нельзя выпускать. Это тенденция, которая прослеживается на всех гуманитарных факультетах: у психологов, у социологов, у экономистов. А потом от наших выпускников-юристов зависят судьбы людей. Мы получаем таких следователей, судей, прокурорских работников.

Но в вузах будущих юристов учили соблюдать букву закона, прежде всего, а не добиваться повышения раскрываемости преступлений любым путем.

Конечно, никто не говорил им, что во время следствия можно использовать пытки. Мы говорим им об уголовном характере таких действий. Есть уголовная ответственность за превышение должностных полномочий, за использование недозволенных приемов при проведении следствия. К сожалению, эти методы широко распространены. Это известно.

Каким Вы себя помните в 25? Как Вы представляли себе будущее? Что совпало с Вашими представлениями о будущем, что нет?

Здесь все намного сложнее. Школьником я, конечно, был сталинистом: пионером, потом комсомольцем. Но уже к старшим классам школы до меня стало доходить, что происходит вокруг на самом деле. Очень большую роль сыграла в моей жизни хрущевская  «оттепель». То, что я только подозревал, было объявлено действительно имевшим место. Но никаких надежд на будущее у меня до «перестройки» не было. Всю свою жизнь я считал «угробленной» советским тоталитарным режимом. Я с огромным уважением отношусь к Михаилу Сергеевичу Горбачеву. Несмотря на Вильнюс, несмотря на Тбилиси. Я считаю его крупнейшим реформатором России на протяжении всей ее тысячелетней истории. До «перестройки» я не мог ездить за границу, общаться с коллегами, не мог публиковать многие из своих исследований. Все это изменилось после «перестройки».  Я стал ездить за границу, получил возможность публиковать все, что хочу, говорить все, что я считаю нужным говорить и в России, и за рубежом. Это продолжалось и при Ельцине, хотя к нему у меня больше претензий. Но сохранялась свобода слова, сохранялась свобода СМИ. Я мог приглашать в Россию кого угодно из моих коллег. Достаточно было приглашения на бланке моего института за моей подписью. Теперь нужны десятки бумаг, фотокопии паспортов и т.д. Тогда мы каждый год устраивали конференции. Я каждый год участвовал в работе международных конференций. Все это продолжалось до 1999 года. С тех пор идет постепенное возвращение к старому режиму. Нет свободы слова, нет свободы СМИ. Я перестал смотреть телевизор, как и в советское время. Слушаю «Эхо Москвы», читаю «Новую газету» и журнал «The New Times». Других свободных СМИ в России не существует. Стало безумно сложно организовывать международные конференции. Ученые считают унизительным для себя заполнять то количество бумаг, которое от них у нас требуют, присылать фотокопии своих паспортов и отказываются приезжать. Мы привыкли к долготерпению и обиванию порогов, а представители свободного мира к этому не привыкли.

По сравнению с тем, что было 50 лет назад, сейчас лучше. По сравнению с тем, что было 10 лет назад, сейчас хуже. Никакого просвета я не вижу.

Есть ли реакция общества на те проблемы, которые Вы обозначили?  

Обществу глубоко наплевать на то, что происходит. Такая у нас общественная жизнь. Это показывают и так называемые «выборы». Это показывают «марши несогласных» - на них  выходит капля в море. Это показывают движения в защиту политических заключенных (тоже очень малочисленные). Никакой поддержки в обществе легальные и законные попытки противостоять ужесточению режима в стране не имеют. Я, конечно,  не призываю к революции, к бунту. Но нет желания противостоять фактически вернувшейся цензуре. К сожалению, сегодня наше общество либо спит, либо пьет.

Как колебался уровень жестокости в обществе в последние десятилетия? Например, в отношении смертной казни?

Колебания были. Мы это отслеживали, начиная с середины 1980-х годов. Опросы проводили в Петербурге. Сперва было очень выражено репрессивное сознание. В середине 1980-х мы постоянно слышали, что всех алкоголиков надо отправить на необитаемый остров, всех наркоманов – на необитаемый остров, всех проституток – на необитаемый остров. Я на это отвечал, что если всех этих людей сослать на необитаемый остров, то его размеры как раз и составят одну шестую части суши… Так что мы уже на нем. На этом «обитаемом острове».

Но сознание менялось. К началу 1990-х годов резко сократилось количество поклонников смертной казни, резко сократилось количество желающих привлекать к уголовной ответственности проституток, наркоманов. Заметно сократилось, статистически значимо, как говорят социологи. Это продолжалось несколько лет. А потом снова, по мере ужесточения режима, по мере того, как позитивные, гуманистические взгляды перестали озвучиваться СМИ, по мере озлобления людей в связи с ухудшением материального положения, по мере исчезновения эйфории от «перестройки», пошел рост агрессии, рост репрессивности сознания. Сейчас опять большинство людей выступают за смертную казнь, большинство – за уголовное преследование проституток, наркоманов, гомосексуалистов.

В какой степени эти колебания настроений общества управляемы?

В нашей стране эти колебания управляемы в гораздо большей степени, чем в странах Европы. Управлять настроениями шведов, или французов, или англичан не так просто. Это люди со сложившейся психологией, со сложившимся мировоззрением. Правильным или неправильным, правым или левым. Но это люди с устойчивыми взглядами, иногда передающимися из поколения в поколение, меняющимися только в связи с объективными переменами, происходящими в стране и мире. У нас до сих пор, к сожалению, мировоззрение и правосознание зависят от того, что сверху скажут. В результате у нас настроения более управляемы, чем в других странах. Как только прозвучало: «Мочить в сортире!» - так сразу это нашло отклик у большей части населения.

Как менялся уровень преступности за последние 20 лет?

С поправками на высокую латентность общая тенденция такая: первое сокращение преступности было в период хрущевской «оттепели», потом снова рост, второе сокращение в период горбачевской «перестройки», новый рост с 1989 года, и еще больший рост в 1990-х годах. Максимальный уровень (в расчете на 100 тыс. населения) в 1993-1994 годах. Потом некоторая стабилизация. Новый рост (очень высокие показатели) до 2006 года. Последние 2 года (2007-2008 и первая половина 2009) официальная статистика МВД говорит о снижении преступности. Никто из нас – криминологов – в это не верит.

А какова статистика преступлений внутри правоохранительных органов?

Растет количество зарегистрированных преступлений. Но очень высока латентность вообще всех преступлений, включая убийства. Тем более высока латентность преступлений в правоохранительных органах. Но количество этих преступлений растет, даже зарегистрированных.

Можно ли говорить об улучшении содержания заключенных?

Здесь тоже в разное время было по-разному. Ужасно было содержание заключенных в ГУЛАГе в советское время. Плохо и в постсоветское время. Мы возлагали большие надежды на передачу пенитенциарной системы из МВД в Минюст. Первые 2-3 года действительно наблюдалось улучшение. Об этом говорили и сами заключенные, и правозащитники. В то время сократилось количество тюремных бунтов. Затем ситуация снова меняется, и с 2007 года идет усиление прессинга, снова пытки, издевательства в местах лишения свободы и в следственных изоляторах. Поэтому с этого времени наблюдается рост массовых протестов заключенных. Это реакция на усиление репрессий. Проводятся так называемые «тренировки», когда в зону запускают спецназ с собаками. Спецназовцы начинают избивать дубинками направо и налево всех заключенных. Собаки начинают рвать из людей куски мяса.

По этим фактам проводились расследования?

Ну, конечно, проводились. Вопрос, чем кончаются эти проверки и расследования... Это ЧП на всю страну. В 2007-2008 годах начался прессинг в колониях для несовершеннолетних. Раньше этого не бывало. Теперь это случилось, например, в колонии в Колпино.

Как взаимодействуют родственники заключенных с правозащитными организациями?

Обращаются и родственники, и сами заключенные. Прежде всего, это Общественный центр содействия реформе уголовного правосудия,  бессменно возглавляемый  Валерием Абрамкиным, бывшим политзаключенным. Есть Комитет против пыток в Нижнем Новгороде, который расследует случаи пыток и помогает их жертвам обращаться в Европейский суд по правам человека.

Количество заключенных и их родственников так велико, что эти проблемы могли бы иметь более широкий резонанс.

Примерно каждый пятый мужчина в России прошел через места лишения свободы. Уровень преступности в России в среднем - 20 убийств на 100 000 населения.

А в Европе какие цифры?

В Европе в целом  1-1,5  на 100 000 населения. В Норвегии - 0,9 .В странах Восточной Европы повыше – 2,5.  В США – 5-6 на 100 000. А у нас - 20.
Это связано с повышенной агрессивностью, с условиями проживания. Часто люди работают в тяжелейших условиях, на вредных производствах, живут в нищете.
Половина жителей страны по данным социологов так называемые «исключенные» люди.
Они исключены из активной  экономической, политической, социальной, культурной жизни.

В этом слое и уровень преступности выше?

Смотря какой. Есть так называемая «уличная преступность». Кражи, убийства, грабежи. Но есть и «беловоротничковая» преступность - это преступность чиновников, преступность коррупционеров, преступность в высших эшелонах власти. Но там же и колоссальная латентность. Там же ничего не регистрируется. Наиболее благополучен средний класс всегда. Но у нас среднего класса фактически нет.

Каким Вы видите будущее России?

Мне не надо задавать такой вопрос. Потому что ничего хорошего я не вижу.    

Справка

Гилинский Яков Ильич
Родился 16 июня 1934 г. в Ленинграде.
Доктор юридических наук, профессор.
В настоящее время: заведующий кафедрой уголовного права юридического факультета Российского государственного педагогического университета им. А.И. Герцена; профессор кафедры уголовного права Санкт-Петербургского юридического института (филиала) Академии Генеральной прокуратуры РФ; декан юридического факультета Балтийского Института экологии, политики, права.

Основные научные направления:  криминология, социология девиантности и социального контроля (девиантология).    

Автор свыше 430 опубликованных научных трудов, в т.ч. 18 монографий.
Свыше 100 научных публикаций на английском, венгерском, итальянском, немецком, норвежском, польском, французском, японском и др. языках, 

Член Нью-Йоркской Академии Наук, Европейского общества криминологов.
2000 – именная Международная медаль «Лидеры нового столетия» («Leaders for the New Century»), 2008 – медаль «Лучшие люди России».