И вдруг Валька Терехова показывает радио «фигу»...
«Валя – светлый человек, и много светлой, яркой памяти. Познакомились в феврале 1989 у Вали на квартире, тогдашнем «штабе» на выборах [Юрия] Болдырева в народные депутаты СССР, встречались потом на разных конференциях (например, в Репино в сентябре 1989, где собрались многие будущие «реформаторы»). И главное – несколько лет вместе работали в моем исследовательском проекте в секторе социологии общественных движений СПб филиала Института социологии РАН. Валя была главным менеджером в организации описания акций социального и политического протеста в Ленинграде-Петербурге: мы описывали городские акции протеста за период в 10 лет, с 1989 до 1998, день за днем – по материалам четырех основных городских газет («Невское время», «Смена», «СПб ведомости», «Час пик», архив прессы Андрей Николаевич Алексеев хранил в соседней комнате) – по адаптированной к условиям нашего города методике protest data.
Уникальный исследовательский опыт, и Валя была «душой» и «мотором» этого сложного проекта.
Конечно, когда несколько лет работали вместе – в почти каждодневном общении, были и забавные человеческие эпизоды – от застолий под Новый год или на дни рождения коллег (памятно душевное чествование А.Н. Алексеева в связи с его 60-летием 22 июля 1994, которое мы с Валей и другими коллегами организовали в институте). Редкая душевность Вали, ее внимание и, добавлю, профессиональная требовательность к себе и каждому из нас – были условием дружной жизни исследовательской группы. В последующем Валя продолжила профессиональную работу на факультете социологии СПбГУ. Сейчас иногда встречаемся, радостно. У нас ясная – и долгая – дружба, и долгая память о замечательных общих делах».
***
Полный транскрипт интервью
ВТ: ... Я по психологическому типу романтик. Это неплохие люди, но совершенно в жизни… [смеется]… для себя… ничего.
ТК: А где Вы сейчас работаете?
ВТ: Сейчас в университете, СПбГУ, на факультете социологии, потому что вот эти бурные годы свели меня с социологами.
ТК: А вообще по образованию Вы…
ВТ: А вообще по образованию я инженер. Но я достаточно давно ушла из этой профессии, в которой, в принципе, достаточно успешно все было, но... И я поэтому все как-то от социологов оторваться не могу. Я не преподаватель. Там есть такой Институт восточных и западных обществ, который основан факультетом социологии и Корейским университетом. Мы сейчас работаем по гранту Академии корееведения, есть программа англоязычная, ну, вот я такой как-то менеджер, координатор, можно сказать.
ТК: В каком году Вы родились?
ВТ: Ой, давно.
ТК: Извините.
ВТ: В сорок восьмом. Сорок восьмой год. Так что я весьма старшее поколение.
ТК: Хорошо выглядите.
ВТ: Много помню. Много на моих глазах произошло.
ТК: То есть в 1985-м Вам сколько было?
ВТ: В 1985-м? В 1988 было сорок, соответственно, в 1985 – тридцать семь. Вот я уже была такая… зрелым достаточно человеком, опытным человеком, потому что много в командировки приходилось ездить, и испытания проводить, принимать решения какие-то. Пришла на телевидение. Вот на телевидении как раз все эти события и происходили. Именно это мне позволило… Именно благодаря телевидению я познакомилась с очень многими людьми, которые стали потом известными и что-то решали в нашей стране. Благодаря им я узнала про клуб «Перестройка», это любопытная история – как тогда все происходило.
Основное интервью
Часть 1
ТШ: Валентина, спасибо, что Вы пришли поделиться с нами своими воспоминаниями о второй половине 80-х. И хотя мы уже начали с Вами разговор, давайте повторим ту часть, где Вы представляетесь.
ВТ: Терехова Валентина Сергеевна, я родилась в 1948 году в городе Сланцы Ленинградской области, в очень благополучной семье. Мой отец был большим специалистом в области металлургии и топлива, и он, так же как военные достаточно высокого чина, был перебрасываем с места на место, чтобы что-то там восстановить, что-то поддержать. И вот в Сланцах он был главным инженером Сланцевского перерабатывающего завода. Потом наша семья оказалась в Котлоярде, куда перевели отца и где с его участием строили моногород. Там родился мой брат, и мы жили до пяти моих лет. И когда мы было пять лет, мы переехали в Ленинград. Отца перевели, он стал директором НИИ. Мама – домохозяйка. Семья, где родители любили не только детей, но и друг друга. В общем, благополучная семья. Нормальная хорошая школа, квартира, питание нормальное, в отличие от многих детей в нашем классе, которые, извините, тюрей питались и жили в коммуналках. Вот такие были времена. Это, значит, уже конец 1953 года, после смерти Сталина.
Почему я об этом рассказываю? Потому что до сих пор существует мнение, что Перестройку от своей безысходности совершили завлабы да младшие научные сотрудники в коротких штанишках. Знаете, я слушаю три радиостанции. Это, естественно, «Эхо Москвы», естественно РБК и все-таки иногда для интереса, чтобы знать мнение оппонентов политических, я слушаю «Вести FM». И там, во время аналитических политических передач проскакивает, что пришли какие-то в лихие 90-е, о более раннем периоде они не говорят, это не в их интересах, какие-то завлабы, в коротких штанишках сейчас уже не звучит, но вот завлабы звучало совсем недавно. Подразумевается, что Перестройку поддержали какие-то неблагополучные люди. Это не так. Чисто фактологически моя анкета – это анкета очень благополучного человека. Закончила 366-ю школу, которая сразу после нашего выпуска стала физико-математической. Я закончила Военмех, Военно-механический институт. Работала в почтовом ящике. Стала лауреатом Премии Ленинского комсомола. Я не хвастаюсь этой премией, потому что когда мне сказали: «Валя, собирайся в командировку, мы тебя двинули на премию», я сказала: «Мне не надо! Пожалуйста, не надо». За всю жизнь я один или два раза произнесла, что я лауреат премии, и даже не воспользовалась этим, чтобы получить ветеранское, звание Ветерана Труда. Я 10 лет инженером работала, ездила в командировки, испытания проводили, ответственность была, на каких-то совещаниях принимала участие, с директорами, с главными инженерами общались. То есть вроде бы все благополучно, на хорошем счету, доска почета. И вдруг Валентина уходит. Просто уходит. Вот теперь почему, да?
Понимаете, бессмысленность этого. Да, создавали вооружение. Да, там работали отцы наших вооруженных сил, там гиганты работали по нашему профилю, так как это был один из ведущих институтов в этой сфере. И в то же время столько средств на ветер бросалось, такая плохая организация была. Я была далеко не гигантом мысли, но такой добросовестный, исполнительный человек. И комсомольская работа у нас была какая-то, и в то же время какой-то гвоздь внутри был. Например, когда нам говорили, что нужно идти на субботник. А я спрашивала: «Какой субботник? Мы вот только что во время предыдущего субботника какие-то доски перетащили с одного места на другое, а теперь мы перетаскиваем эти же доски на прежнее или на третье место. Значит, кому нужен такой субботник»? Когда нас посылали в колхоз, для того чтобы убирать картошку из земли, стоя по колено в грязи. Директор проходит: «О, комсомольцы, работаете! Ну как, ребята?». А Терехова говорит: «А Вы задайте вопрос, почему нас раньше не пригласили, когда картошка была в сухой земле, а не когда мы по колено в грязи?». Директор оторопел, но обошлось без последствий. Организация у нас была не большая, ну Терехова что-то сказала, ну и ладно, такая она у нас комсомолочка, крамолы-то не было. И такого подобного было много. Я работала и на телевидении. Работа интересная была.
ТШ: А на телевидение в каком году?
ВТ: В 1984 году, накануне Перестройки, но еще эти два года затхлости я все застала. А на телевидение как я попала? Там работала подруга детства. Она вела передачи английского языка. И там был такой цикл «Технический прогресс и экономика», передачи которого должны были пропагандировать достижения науки и техники в различных организациях нашего Ленинграда. И, конечно, инженер лучше мог разобраться, и когда там освободилось место, мня взяли. И я там входила во все технологические вопросы, было сложно, но интересно. Передача выходила раз неделю. Причем это не всегда была монопередача, иногда нужно было готовить несколько сюжетов. И я моталась по всему городу, разыскивая эти самые достижения. И я неоднократно слышала от специалистов, что в Ленинграде и вообще в нашей стране достижения, которые у них или у их коллег сеть, не внедрить. Потому что это не нужно. Понимаете? Не нужно! А уж в Ленинграде это просто невозможно! Еще можно где-то на периферии, где есть завод военного оборудования, где достаточно тонкие по тем временам технологии. И это все тоже в голове укладывалось, добавляясь к накопленным наблюдениям за предыдущие 10 лет. Плюс к этому еще где-то в 1977 году, а я была такая спортивная, и походы, и горы, и лодочные походы, и песни у костра, горные лыжи. И вот в нашу компанию влилась чета Филипповых, Рита и Петр. А Петро он и до сих пор еще такой просветитель, у него всегда был такой менторский тон. А у нас была такая очень веселая компания, в основном, инженеры, иногда на этой даче оставались с ночевкой. И вот он всегда изводил нас своими теориями, как у нас неправильно действует экономика. И у меня такое впечатление, что из нашей компании я оказалась единственной, в чьем сознании эти зерна стали прорастать.
Это я всё веду к 1985 году. До 85-го кто у нас на телевидении выступал? Я, слава богу, вела другие передачи. Но мои коллеги страдали на записях передач с представителями Высшей партийной школы. Какой-нибудь пропагандист сидел, гундосил. Мы все знаем, что он пьяница, но он муж завотдела пропаганды, условно говоря. Все это создавало атмосферу развала. Потом мы все помним эти похороны, «гонки на лафетах». И вот 1985 год.
Хочу сказать, что был период, когда Горбачева мы все не терпели. Да хватит уже! Да что же ты нас всё за детей в коротких штанишках держишь? А теперь я понимаю, что Горбачев, не он один, конечно, а вот эти его единомышленники прямо-таки потрясающую вещь сделали.
Я помню первый приезд Горбачева в Петербург. 1985 год. Естественно, Ленинградское телевидение сопровождало всю эту поездку, и было такое понятие «малый эфир». Стояла небольшая такая вышка, на нее из ПТС, это передвижные телевизионные станции, передавался сигнал. И можно было в кабинете главного редактора посмотреть то, что заснято. И мы видели, как Горбачев встречается, как говорит, как он свободно держится. А потом была вообще потрясающая вещь. Было заседание парт-хоз. актива, которое проходило, кажется в Смольном, и на котором первым, естественно, выступал Горбачев, который говорил без бумажки и говорил складно. А люди вот в то время, Вы не поверите, вот сейчас останови любого прохожего, и он вам складно, все как по писанному по полочкам разложит. Даже если он не прав или чего-то не понимает, он будет говорить складно. А тогда, кого ни посади перед камерой - тык-мык, косноязычие сплошное было. Ну не все, конечно. Специалисты хорошо говорили. И на фоне этого выступление Горбачева было совершенно потрясающим. Мы все стояли радостные. Радостное изумление: что-то свежее из телевизора мы видим. А далее не менее потрясающее, настала выступать очередь Зайкова, Первого секретаря Обкома партии. Бедный Зайков, не помню к сожалению его имени-отчества, он выходил, по-моему, на согнутых коленках, трясущихся. Он раскрыл вроде бы свои бумажки, но потом понял, что это…
ТШ: Не соответствует.
ВТ: Да, что вроде как не модно теперь говорить по бумажке. Он начал говорить, заикаясь. Короче говоря, мы изумлялись, веселились, нам это очень нравилось. И вот это как-то пошло в народ, в телевидение вдохнуло. И, Вы знаете, что удивительно. Я работала в редакции научно-популярных программ. Мы существовали, как культура, по остаточному принципу. Мне главный реактор говорил так: три минуты кино и интересный разговор в кадре, больше никаких технических средств, слайдов или чего-то такого. И также мои коллеги. Я помню своих коллег, которые ходили вяленькие такие, затюканные, проблемы семьи, надо думать о пропитании. И вдруг эти затюканные тетеньки раскрылись, как бутоны, стали делать удивительные передачи. Им стало интересно, глазки загорелись. И мы сами интереснее друг другу стали. Если раньше нельзя было говорить про коллектив какой-то, все в разное время приходили, у каждого - свои заботы, то тут стали обмениваться мнением, интересно стало посмотреть передачу своих коллег, удивляться им. И какие-то наши передачи стали на обзорах выделяться, а до этого никто и не вспоминал про этого человека.
Это, действительно, было время весны, когда все расцветало. И я почему этому такое внимание уделяю, появились передачи в ответ на запросы. Причем удивительно, что запрос появился от обкома, горкома партии. Запрос на то, чтобы пропагандировать новые законы, новые веяния. Например, была смешная такая тема, как аттестация рабочих мест. Почти все не понимали, что такое аттестация рабочих мест, все думали, что речь идет об аттестации работников. Я выяснила, кто этой проблемой занимается. Это был наш Инженерно-экономический институт. Я пришла к проректору по науке. Очень интересный человек, но он сказал, что сам не будет принимать участия в передаче, но в передачу даст мне хорошего человека, будьте спокойны. Я, конечно, расстроилась, но он говорит, все будет хорошо. Он позвонил: «Толя, зайди ко мне!». И появляется Чубайс Анатолий Борисович. «Я, Терехова Валентина Сергеевна» - познакомились. Надо сказать, что я всегда была на стороне «Яблока», мне всегда были ближе социал-демократические принципы, а не принципы либералов. Но я всегда говорили и буду говорить, что это неординарные люди какие-то. И вот теперь я вернусь к уже упомянутым «завлабам». Когда Анатолий Борисович согласился принять участие в моей передаче, и мы записали эту передачу, то главный редактор сказала: «Это кото?! А пусть он почаще приходит к нам». Понимаете, это совершенно другая генерация людей! Да, к нам приходили специалисты, но это была абсолютно другая генерация. И вот потом в нашей редакции стали появляться Сергей Васильев, Андрей Илларионов, еще другие люди приходили. Вы не поверите! Стали появляться люди из высшей партийной школы, которые нам такие разоблачительные лекции читали, и мы все варились в этом. Тогда кооперативы появились, и для того, чтобы освещать тему кооперативов, нам из Пропагандистского отдела рекомендовали Анатолий Александровича Собчака. Он у нас принимал участие в передаче.
То есть я попала в эту атмосферу и в этот слой людей…
ТШ: Бульон такой.
ВТ: Это еще не совсем бульон, но это был слой особых людей. И вот мы стали делать передачу на тему «Советы трудовых коллективов». А наш главный реактор, естественно, просто вцепился в Чубайса. И от Анатолия Борисовича впервые услышал, что есть такой клуб «Перестройка» и там обсуждают вот этот вот закон. Нам была дана задача сходить и посмотреть. В ожидании этого мероприятия мы с моим режиссером, я редактором была, гуляли где-то допоздна. Само мероприятие начиналось часов в восемь на студии документальных фильмов, и мы долго гуляли, ругаясь, что ей надо к ребенку, меня ждет недописанный сценарий. Наконец, забрались на какую-то верхотуру, в небольшого размера комнату. И туда стали собираться мужики, достаточно молодые, все происходило тридцать с лишним лет назад. Мужики начинают говорить, а мы с режиссером устроились в уголочке, у меня голова болит. И вдруг, и я понимаю, у меня голова не болит, я внимательно слушаю, мне это очень интересно, очень нравится. Они так обсуждают! А я же много общалась с директорами, но это был другой уровень мышления. Совершенно другой. Обсуждали, как сделать грамотно, как конструкцию создать, чтобы она работала грамотно и без перебоев. Кто там был? Михаил Горный, Анатолий Голов, Виктор Монахов, Лев Гольдштейн. И мы с Галей решили ходить на этот клуб «Перестройка», но она более занятой человек была, у нее ребенок, а я стала ходить на этот клуб. И вот здесь был бульон! Но к этому моменту город уже, можно сказал, гудел. Были кто? Независимые профсоюзы, с представителями которых тоже я общалась. Это такой как бы рабочий класс, умные замечательные люди, там были люди и с высшим образованием и не рабочие, все замечательно обсуждали, принимали участие в передачах. Уже возник «Мемориал», но с «Мемориалом» я меньше общалась, сотрудничать мы с тали чуть позднее. Были клубы молодых экономистов, специалистов. Социологи, наверняка, кучковались. И был клуб, по-моему, «Альтернативой» назвался, где были Илларионов, Левин, Васильев, наверняка, и Чубайс там был. Участники клуба уже чисто по своей специальности собирались, старались обсудить, что же это такое у нас и как из этого выходить, и к чему стремиться.