На снимке: Ксения Михайловна Смирнова (1880-1970), бабушка автора

См. ранее на Когита.ру:

- И. Ронкина. Жизнь и судьба моих родных со стороны отца (Начало)

- И. Ронкина. Жизнь и судьба моих родных со стороны отца (Продолжение)

- И. Ронкина. Жизнь и судьба моих родных со стороны отца (Окончание)

**

     К сожалению,  ушло старшее поколение и практически некого расспросить,  как жили наши родные и близкие.  В памяти только обрывочные воспоминания детства, рассказы моей бабушки.

     Когда я родилась(15 января 1941 года),  ей  был  уже  61 год. Она  перестала  работать  и  всю свою оставшуюся жизнь  посвятила  нам  с  мамой.  Она  вырастила  и воспитала  меня  и  все  мои  29  лет  она была для меня самым близким и дорогим человеком. Мой двоюродный брат Женя Симонсон (двоюродный – по ощущениям, а в действительности сын моей троюродной сестры) в свое время проявил больше любопытства и интереса к истории нашего рода и, будучи студентом ЛЭТИ, расспрашивал мою бабулю и сделал кое-какие записи. Я ими воспользуюсь  и дополню некоторые страницы о наших предках.(Они в тексте выделены курсивом).

НАШ РОД

     Род наш происходит из Калужской  губернии.  В деревне Карцово жил крепостной помещика Ранчковского Кирилл Смирнов (1795 г.р. - ?). (Год рождения у родственников здесь и далее определен ориентировочно).Усадьба самого Ранчковского находилась в Шлыкове (Клыкове). В Карцово вся деревня занималась портняжничеством на продажу, родовая фамилия Демины – это основатели деревни. От них происходил Кирилл Смирнов, специальности он не имел, был горбат и сильно пил. Помещик для усмирения женил его на красавице Акулине Михайловне (1815 г.р.), которая была на 20 лет его моложе. Эту девушку Ранчковскому проиграл в карты соседский помещик. Молодая крестьянка воспитывалась вместе с дочерьми своего барина и очень выгодно отличалась от мужицкого окружения. У Акулины с Кириллом родилось 5 сыновей и три дочери. Все сыновья носили разные фамилии, т.к. в те времена фамилии брали себе, как заблагорассудится. Поэтому, возможно, что Кирилл и не носил фамилию Смирнов, но эту фамилию имел его старший сын Михаил (1835г.р. -?). Акулина умерла не старой, в 1880 году.

Михаил Смирнов был церковным старостой, а также сельским старостой.. Он пил с попами в приходе, но это не мешало ему быть мастером на все руки: и портным, и печником, и сапожником, и плотником, и хомутчиком (дуги гнул), и даже умел хлеб выпекать. Прожил долгую жизнь, умер лет 88-90 от роду. А женился он молодым на девушке из деревни Юсово, которая находилась в 12-15 верстах от д.Карцово. Звали ее Татьяной Захаровной (1840г.р. -?), это моя прабабушка, она была еще крепостной. 

В семье у Татьяны и Михаила родилось12 детей, но пятеро умерли маленькими, в т.ч. один мальчик, а семь сестер выжили. Старшая сестра Стеша (Стефанида)(1860 г.р.- ?) и далее: Пелагея (Поля), Екатерина,Мария, Ксения (Ксеня) (1880-1970), Елена (1886 г.р. - ?),  Агриппина (Груша).  Моя бабушка в этом списке была пятая. Смирнова Ксения Михайловна, родилась она 10 января 1880 года и была на 20 лет младше своей старшей сестры Стефаниды.

Жила вся семья в деревне Карцово(в 20-ти км. от железнодорожной станции Износки), имела две избы, летнюю и зимнюю.  Зимой одну избу  переставали  топить  и  вымораживали тараканов.  (Об  этом  бабушка  вспоминала,  когда  мы в наших ленинградских комнатах безуспешно боролись с  клопами. Сколько на них было изведено дуста, но они потом появлялись вновь. И о клопах мы забыли, пожалуй, только когда переехали в Лугу в 1976 году.)

У Женизаписано, что одна изба была жилая, а другая чистая, для приема гостей, (одно другому не мешает). В хозяйстве  было 4 лошади, 4-5 коров, овец штук 20, всегда держали две свиньи, кур и другую  птицу. По достатку жили средне. Михаил жил вместе с младшим братом Кузьмой. У Кузьмы многие дети умерли, остались только дочь и сын. Остальные три брата Михаила отделились и имели свои хозяйства. Сын Кузьмы Григорий поселился в Петербурге, работал сначала кухонным мужиком, а потом официантом.

После смерти Татьяны Михаил женился вторично, дети разъехались, во втором браке детей не было, жили одни.

     Калужские леса  славились  грибами. Бабуля  рассказывала, как  они  в  детстве  на телеге ехали в лес,  собирали ведрами белые и загружали телегу - столько  тогда  было  грибов.  Дети помогали  взрослым на сенокосе,  при уборке - вязали снопы,  а прополка была их обязанностью.  Работать с детства приходилось много.  Но  младшим  в  семье  расти  было легче, и моя бабушка закончила 4 класса церковно-приходской школы.

     Старшие сестры   вырастали   и   уезжали   "в   город  на заработки". Чаще  всего  ехали  в  Москву.  Стефанида в 14 лет уехала из деревни Карцово в Москву к тетке Пелагее. Тетка в девушках жила у князя белой кухаркой (поварихой), имела  от князя аттестат, удостоверяющий ее искусство (висел на стене в рамке, и она любила его демонстрировать). Стефанида же устроилась в школу топить печи, убирать, носить дрова, работа была тяжелая. Замуж вышла лет в 25-26 в Москве за Кулемина Филиппа Климовича. Они переехали в С.-Петербург к двоюродному братуСтефаниды Григорию, который сулил Филиппу «золотые горы». В Петербурге Филипп менял много мест работы в поисках большого заработка. Сначала он работал «у немца» в магазине на Итальянской, показывал товар, затем истопником, а потом машинистом на Путиловском заводе, сочувствовал революции. Поселилась семья у Нарвских ворот на ул. Новосивковской, д. 6.кв 23.

В Карцово осталась жить Поля,  а  в соседней  деревне  обосновалась  Лена  со своим мужем Кирюшей. Кирилл был очень хозяйственный мужик,  построил  большой  дом, имел землю, коров,  лошадь.  В конце 20-х г.г. их раскулачили и сослали на Урал. Они выжили, вернулись, но уже не на землю, а в Москву,  на  ткацкую  фабрику им. Васи Алексеева,  где работали многие родственники. В Москве тогда нужна была рабочая сила.

Во время Великой Отечественной войны эти места попали под оккупацию.  Какая-то из  маминых  двоюродных  сестер  с  двумя детьми вместе с другими жителями деревни была сожжена заживо в сарае - за укрывательство партизан.  После войны  в  Калужской области  почти никого из родных не осталось - погибли,  умерли или перебрались в Москву. Только в деревне Мусино (в 4 км. от ст. Износки)  жила мамина двоюродная сестра тетя Шура (Киселева Александра Павловна), по-моему, дочка т. Кати, ее дети Валя, Аркадий и Коля жили в Калуге, позже Валя забрала маму к себе. Сестра тети Шуры Пяткина Мария Павловна, жила в Москве, всю жизнь проработала в гальваническом цехе рабочей, приезжала к нам в Ленинград (до сих пор у нас есть несколько чайных ложек с тонкими ручками, отникелированных Марией Павловной). А в Карцово (20 км. от Износок) сохранился только один дом, и жил там тоже из нашей родни дядя Вася Воропаев (сын Екатерины).

А в 1956 г.  я по пути в деревню заезжала в Москву и  там навестила самую младшую бабушкину сестру - тетю Грушу. Мне было 15 лет, и я  впервые  сама  ехала  в  поезде  без  взрослых.  Меня встретил кто-то из родичей, а к т.Груше мы ездили в гости. Это была рабочая окраина, дом барачного типа, громадный коридор, у каждой  двери  какие-то  вещи.  Комната  у т. Груши была совсем маленькая,  а в правом углу - большая металлическая кровать, а на  ней громадная,  очень полная женщина с распухшими ногами - это и была т.Груша.  Она болела, уже была на пенсии. Всю жизнь она проработала на ткацкой фабрике,  умерла она гораздо раньше моей бабули, в нищете.

Из родственников  мы  были  близки  с  одной  из  маминых двоюродных сестер Анастасией  Яковлевной (мы ее звали тетя Надя).  Она - дочь бабулиной  сестры  Марии.  Отец т. Нади Яков был крестьянином, а осенью и зимой ходил по деревням стекла вставлял,  рамы делал, столярничал. У них в семье было 6 человек, 4 сестры и два брата (Володя  и  Афанасий).  Володя  был  прекрасным   гармонистом, особенно  много и часто играл после возвращения  с войны.  А Афанасий на войне не был, у него бронь была, работал на военном заводе. Тетя Надя, когда выросла, пошла работать не на ткацкую фабрику, как многие из родни,  а на военный  завод,  где  делали  моторы  для самолетов,   работала  в  гальванике,  а  потом  выучилась  на контролера ОТК. В войну т. Надя была в эвакуации в Омске вместе с  заводом.  Т.Надя не раз гостила у нас в Ленинграде, любила бабулю, помогала нам.  В 1970 г., когда бабуля болела, она приехала к нам, чтобы ухаживать за ней. Бабуля  умерла  1 июля.

На следующее лето т. Надя взяла нашу дочь Маринку (1964 г.р.) в Серпухов к своему брату Афанасию,  у него там  свой  дом.  В  2001  г.  я виделась в Москве с т. Надей,  ей уже было 89 лет, Афанасий был тоже жив, ему 94 года. В нашем роду много долгожителей.

Кроме родных сестер моя бабушка дружила и очень любила свою двоюродную сестру Любовь Семеновну Резчикову.  У них  был свой  дом  под  Москвой,  несколько остановок с Ленинградского вокзала. Несколько раз т. Люба приезжала к нам в Ленинград, как -то одно лето мы жили вместе на даче в Вырице, ходили в лес за ягодами, купались на р. Оредеж.  И еще они с бабулей часто переписывались, и т.Люба присылала свои стихи, наивные, но трогательные.  А в 1965 году,когда мужа Валеря Ронкина, вместе с другими «колокольчиками», арестовали неожиданно к нам приехали две девушки из Москвы, одна из них была внучкой т.Любы. Они приехали в командировку, знали, что у нас произошло, и хотели навестить тетю Ксеню и выразить мне свое сочувствие.  Внучка  т. Любы  была   замужем   за   Альбрехтом, вращавшимся в оппозиционных кругах и в дальнейшем - участником диссидентского  движения  (они  уже   были   в   разводе,   но поддерживали дружеские отношения).  Такой визит в то время был поступком.

                                      МОЯ БАБУШКА  В  МОСКВЕ,  В КРЫМУ И НА КАВКАЗЕ. 

Моя бабушка Ксеня уехала из деревни очень рано, лет в 10-12, попала в  Москву.  Одна из старших сестер устроила ее"в люди",  работать у какой-то барыни, нянчить детей. Приходилось все делать по дому - мыть полы,  посуду, возиться с маленькими детьми.  Барыня  была  добрая,  и  Ксеня  могла  иногда  читать хозяйские книжки.

  Эта любовь к   чтению   сохранилась   у   нее   на   всю жизнь. Сколько я помню бабулю, она читала каждый день, находила время. И она очень мучилась, когда ослепла и последние три года не  могла  читать.  Мама  тогда купила телевизор,  чтобы он ей заменил чтение. Но телевизор она не любила, т.к. слышала плохо, и  видела  плохо, и ей было трудно понять,  что там происходит. Катаракта очень мешала ей, и бабуля в 87 лет готова  была пойти на  операцию,  только  чтобы восстановить зрение,  но врачи не взялись.  Ей все труднее становилось  писать.  Она  всю  жизнь писала  очень  хорошие  письма  своим родным и благодаря этому поддерживалась связь. Я сделала ей трафарет, и она еще какое-то время пыталась писать по трафарету, а потом писала я под ее диктовку.

   Не знаю,  где  моя  бабушка  работала  в  Москве,  когда выросла,  но слышала от нее рассказ  о  событиях  1905  года. В декабре  на  Пресне (теперь Красной Пресне) восставшие рабочие выстроили  баррикады. А  где-то  неподалеку  были  организованы пункты  оказания  медицинской  помощи. Вот там она перевязывала раненых.  С  тех  времен  у  нас  сохранилась  пара  открыток, отпечатанных в рабочей типографии: красным шрифтом текст песен "Варшавянки" и "Марсельезы".

     Где-то в середине 1900-х гг.  бабушка поехала в Крым, там познакомилась со своей  ровесницей  из  Киева,  Женей,  и  они вдвоем  отправились в путешествие по Крымскому побережью.  Они останавливались в школах,  иногда подрабатывали.  Особенно  ей запомнилось  восхождение  на  Ай-Петри  ранним  утром.  У нас сохранился дневник этого путешествия.

     Женя вернулась  домой,  а  бабушка  осталась  работать  в Крыму.   Там   она   и   познакомилась   со   своим    будущим мужем, армянином  из  Тифлиса  (теперь  это  Тбилиси),  князем, Стефаном БудаговичемДжанполадовым, который был гораздо старше ее.  У  него  была  семья - шестеро детей,  а жена,  по-моему, умерла.  Он  пригласил  ее  воспитательницей  к  своим   детям ("бонной", как говорила моя мама).

     Вместе они прожили десять лет, но брак не был оформлен. Как  рассказывала бабушка,  родственники были против,  боялись появления новых наследников.  Возможно,  тут  сыграли  роль  и разница имущественного положения, и национальность. В 1914 году у бабушки родилась дочь,  которая умерла в  двухлетнем  возрасте, вторая дочь (моя будущая мать) родилась 11 октября 1917 года. Ее в честь умершей сестры тоже назвали Зиной (а дни рождения у обеих  сестер  были в октябре  -  9-го  у  старшей,  а  11-го у младшей).  Мама   моя, когда   поступала в техникум, взяла свидетельство о рождении своей сестры, чтобы быть старше, а иначе ее не брали по возрасту.  Позже она с трудом вернулась к своим документам (хотела быть моложе).  Хотя к старости уже жалела об этом - могла бы на три года раньше пойти  на пенсию. Моя бабушка после вторых родов очень долго болела, пролежала почти 10 месяцев - тромбофлебит, оставшийся на всю жизнь.

     Не знаю, как складывались отношения у бабушки с моим дедом, но в какое-то время она ушла из его дома. Бабуля устроилась работать сначала учительницей младших классов, а потом кастеляншей в доме ребенка (так было удобнее ухаживать за маленькой дочкой).

     По Кавказу  моя бабушка тоже путешествовала,  но это было еще до появления детей.  Они  со  Степаном  Богдановичем  (так по-русски    звали    моего    деда)    проехали   вместе   по Военно-Грузинской дороге. Наверное, страсть к путешествиям у меня от бабушки.

     В 1921 году,  когда закончилась  гражданская  война,  моя бабушка с дочкой,  которой было 3,5 года,  решила вернуться на родину в Калужскую губернию.  В Карцово  тогда  жила  одна  из старших  сестер  - тетя Поля,  в ее доме они и остановились.  Позже Вася Воропаев (тоже наш  родственник)  построил  им  маленький домик-"теремок". Год  они прожили в деревне,  бабушка работала учительницей в деревенской начальной школе. А на следующий год она  с  дочкой  отправилась в Петроград к своей старшей сестре Стефаниде Михайловне Кулеминой.

.

                          ПЕТРОГРАД - ЛЕНИНГРАД.  МОЯ МАМА:  ДЕТСТВО, ЮНОСТЬ

Стеша, самая старшая из бабушкиных сестер, была замужем за рабочим Путиловского завода Филиппом Кулеминым.  У   них   был   свой деревянный  домик за Нарвской заставой на ул.  Новосивковской, д.6.  Это совсем недалеко от Нарвских ворот.  Сейчас эта улица носит имя героя ВОВ Ивана Черных, а рядом со старых времен сохранил свое название Сивков переулок. У Кулеминых была только одна дочь Полина. Ее  муж Карлуша  происходил   из   обрусевших   финнов   (ст. Александровская, Окт. ж. д.). И у них было двое детей - Сергей 1917 г. р. и Люся - родилась 30 июня 1921 года. Через 1,5 месяца  после родов Полина умерла от водянки, и дети остались на попечении бабушки и дедушки. Дядя Филя продолжал работать на Путиловском заводе, а т. Стеша не работала (во всяком случае, когда бабушка к ним приехала).  На ней был весь дом,  внуки,  муж. Дядя Филя любил  выпить,  но не буянил,  а сразу ложился спать.  Выпивал только с получки.  «Тетя Стеша его  сапогом  отходит,  а  потом уложит,  а  на утро у него все болит и он ничего не помнит», -  рассказывала мне бабушка.  А она ему: «Вот,  Филюнчик,  я говорила, не пей на стороне, пей дома,  а  то вот тебя и побили!».  Если он приходил нормальный с получки, то она всегда сама бежала в магазин и покупала маленькую.

     Слева, во дворе,  был дом т. Стеши, а справа - двухэтажный особнячок  принадлежал   ее   родственнице   по   мужу   Марии Григорьевне,  которая, боясь уплотнения, пустила мою бабушку с дочкой в мансарду.  Там было две комнаты и третья - темная. На второй  этаж  вела  крутая  лестница.  И воду по ней таскали в ведрах,  а после стирки и мытья надо  было  выносить  воду  во двор. И туалет был во дворе.

     Детство моей мамы  прошло  за  Нарвской  заставой.  Речка Таракановка  протекала  прямо  у  Нарвских  ворот  и вдоль нее располагались огороды,  которые держали местные жители.  Позже р. Таракановку уберут в трубу, как многие мелкие речки Питера. На  месте  теперешнего  Дворца   Культуры   им. Горького   были развалины    какого-то    замка (усадьба Нелидовых),    где    дети    играли    в казаки-разбойники.  Моя мама всегда была среди них  заводилой. На  Новосивковской,  как  выходишь  из подворотни нашего дома, тогда был маленький частный магазинчик,  где ребятня  покупала конфеты  "бомбошки" и еще там продавалась селедка "с душком" и моя мама с тех пор любила именно такую селедку.

     Напротив, на  месте  Нарвского универмага была деревянная церковь,  которую в    30-х годах снесли. Дети часто сами бегали в церковь, особенно по праздникам. Встанут в очередь к попу и им дают просвирку (и так они делали по несколько раз за день). А вообще- то  все  они  росли  неверующими,  в школе моя мама была среди "воинствующих безбожников".  Школа была выстроена в  советское время (Школа Х-летия Октября была открыта 7 ноября 1927 года) в форме серпа и молота, такой был вид с самолета. Осенью в школе в подвал завозили картошку для  школьной  столовой.  А весной ребят посылали на переборку и поощряли премией - давали "дохлого" рябчика и это было здорово - жили бедно.

     На зиму т. Стеша и бабушка заготавливали бочку соленых огурцов, бочку квашеной капусты.  Летом т. Стеша уезжала в деревню и забирала детей, а позжетудаприезжала и бабушка.  В "теремок" в Карцово она  ездила  почти  каждый  год  до  самой войны.  Бабушкины сестры все были глубоко верующими, соблюдали все  церковные  обряды,  строго  выдерживали  пост.  Но   мама вспоминала,  как  ее маленькую в пост тетка Поля подкармливала сметаной. Бабуля же в бога не верила, в церковь не ходила, хотя и была крещеная, к вере других относилась с большим уважением.

Моя мама  закончила  7  классов  школы  и пошла учиться в медицинский  техникум  (тут  ей  пригодилась  метрика  умершей сестры, т. к. она по возрасту для техникума еще не подходила). В 1937 году она получила диплом фельдшера. И в это же лето они с мамой поехали в Тбилиси повидать знакомых и родных.  Мать моя, очевидно, очень болезненно переживала      свою незаконнорожденность.  Об  отце слышать не хотела.  Он-то умер где-то в  25  или  26  году.  Но  с  родными  она  встречаться отказалась, бабуля  сама с ними повидалась.  У нее в Тбилиси была подруга Аделя, с которой она изредка переписывалась еще и в 50-х годах. Я ни с кем не была знакома. И хотя мы с друзьями в 1963 году были на Кавказе и два дня провели  в  Тбилиси,  но бабуля  не дала поручения мне кого-либо повидать,  а самой мне тогда по молодости было не до родственных связей.

     Моя бабушка,  когда  приехала в Петроград,  устроилась на работу в туберкулезный диспансер.  Он  находился  недалеко  от дома  на  этой  же  улице.  Работала кастеляншей,  а где-то во второй половине 30-х годов окончила курсы медсестер  (ей  уже было  55  лет),  и последние годы работала медсестрой в том же диспансере до моего рождения в 1941 году.

     Мою маму после окончания техникума направляют работать на мясокомбинат  в  гематогенный  цех.  Там   работникам   давали бесплатные обеды. Стахановцам были положены самые лучшие обеды (напр., севрюгу),  ударникам - похуже, а обычным людям - совсем простые  обеды.  Мама  рыбу  не любила и положенную ей севрюгу меняла на котлеты.

                                                                                 ТЕТЯ  ВЕРА

     Где-то лет с 16-ти мама пошла в хор при ДК  им. Горького, который недавно был построен у Нарвских ворот. Там она познакомилась с высокой красивой девушкой с длинной,  ниже пояса,  косой,  года на два старше  моей  мамы. Звали  ее  Вера (Алексеева Вера Сергеевна).  У  нее  был замечательный сильный голос.  Они подружились  и  эту  дружбу  сохранили  до старости.

     Вера рано осталась без родителей и мать  ей  заменила  ее бездетная  тетка Вера Васильевна (бабушка Вера,  как мы ее все звали).  Она была медсестрой еще  во  времена  Русско-Японской войны.  Этот корпус медсестер то ли возглавляла, то ли опекала великая княгиня Елизавета Федоровна, которая и сама работала в госпитале, ухаживала за ранеными. Бабушка Вера  всегда  с  гордостью   нам   (детям)   показывала старинные  фотографии - большая группа молодых девушек в белых высоких  накрахмаленных  косынках  и  в  белых  передниках   с крестом,  а  в  центре  - великая княгиня.  Позже бабушка Вера работала в больнице им. Боткина до глубокой старости.

     Вера рано  вышла  замуж,  лет  в  17  - 18,  ее муж Донат оказался   наследственным   алкоголиком,   что    впоследствии сказалось и на их сыне Олеге. Сам Донат умер рано от пьянки, а тетя Вера вышла еще раз замуж за  морского  офицера (Александра) где-то  в конце  войны.  У  дяди  Саши жена погибла в блокаду и осталась дочь Нина.

     Тетя Вера  и  дядя Саша жили вместе с Верой Васильевной и двумя детьми.  В доме всегда были одна  или  две  собаки.  Мне нравилось бывать у них в гостях на Старо-Невском,  недалеко от Лавры. Олег был старше меня на 4 года, а Нина - на 2, нам было весело  играть  в  прятки  или  в  жмурки  в большой старинной квартире со множеством  темных  закоулков.  Никто  на  нас  не ругался,  хотя там еще были соседи,  а мы, конечно, устраивали гвалт.  А еще мы играли в карты.  А  когда  взрослые  начинали петь,  мы прекращали все игры и слушали. У тети Веры был рояль, и она играла и пела, а все гости подпевали.

     В Новый год, мамин день рождения они обязательно бывали у нас и тоже пели, но уже под гитару, на ней играла мама. Гитару маме еще в юности сделали на заказ чуть меньше размером, чтобы было удобнее.  Пели хором, голос тети Веры особенно выделялся. Пели:  "Белой акации гроздья душистые...", "Бродягу" (По диким степям Забайкалья...), "Лапти" (То в дярёвне было Ольховке!... Эх,  лапцы,  да  лапцы,  да лапцы мои,  лапцылипываё,  вы не бойтесь ходитё,  тятька новые сплетё. Эх,  нуу!  тьфу!). Было столько  задора  в  этой  песне,  весело  исполняли.  А "Белая акация" всегда звучала задушевно и торжественно. Очень грустно было слушать "Темную ночь", но мне она очень нравилась, а мама не любила ее петь, т.к. сразу вспоминалась война, гибель мужа.

     А хор ДК им. Горького  был большой и почти профессиональный.  В 1935 году мама и тетя Вера вместе с хором были  в  Москве и пели в Кремле,  видели Сталина.  В Москву их послали как лучший самодеятельный хор Ленинграда.

     Еще мама  всегда  вспоминала,  как  они  быстро  разучили песню,  написанную на смерть Кирова,  и исполнили  ее  в  день похорон.  Кирова  ленинградцы  любили  и  были  потрясены  его гибелью.

                                                                              ТЕТЯ ЛЮДА

     Моя мама и тетя Люда росли вместе как  двоюродные сестры, хотя  в  действительности  моя  мама  приходится ей двоюродной тетей.  Тетя Люда осталась без матери с рождения,  ее и  брата Сергея растили бабушка и дедушка, а когда они один за другим в 1929-м году умерли,  то Люсю и Сергея взяла к  себе  в  семью  моя бабушка.  Когда Сергею исполнилось 15  лет, отец определил его в военное училище на  музыкальное  отделение.  У отца   уже  давно  была  новая  жена  Эмилия,  и  жили  они  на Петроградской стороне,  где-то на Введенской улице.  У  Сергея судьба  сложилась  трагично. По рассказам моей бабушки,  окончил  училище,  служил в армии,  играл в военном оркестре. Как-то он поругался со своим начальником и обозвал его "дундуком",  а тот написал донос. Сергея  арестовали.  Получил  он  10 лет лагерей.  Бабуля  ездила  куда-то в Орел на пересылку и там пыталась его повидать и передать передачу, но не успела, Сергея уже отправили.  Дальше следы  его теряются,  наверное,  погиб в лагере.

(Здесь рассказано то представление о Сергее и его судьбе, которое у меня существовало всю жизнь, но в 2009 г. мы получили через НИЦ Мемориал ответ на запрос о судьбе Симонсона С.К., а в 2011г. А.Я. Разумов (Центр «Возвращенные имена» при Российской национальной библиотеке) сделал в архиве ксерокопии с дела Сергея и нам стала ясна его судьба; см. ниже).

А тетя Люда выросла, но всю жизнь боялась где-либо упоминать,  что у нее брат в тюрьме "за  политику". Она  и  сама  была из "неблагонадежных" в нашей стране - финка  по  национальности  и  с  финской  фамилией  и отчеством - Симансон Людмила Карловна,  что еще повлияет на ее будущее. (Теперь у ее сына фамилия пишется через «О» – Симонсон).

     После окончания  школы  тетя  Люда  поступила  в Институт физкультуры им.  Лесгафта,  а с третьего курса  была  взята  в отряд лыжников на финскую войну (в декабре 1939 года). Там она была ранена в легкое,  и это ранение сказывалось  на  здоровье всю жизнь.

     Во время В.О.В.  тетя Люда была в  действующей  армии  на Ленинградском фронте, несколько раз умудрялась навестить нас в блокадном Ленинграде и принести какие-то  продукты  из  своего армейского пайка. Она вспоминала, как шла во время бомбежки через Кировский мост к нам на Петроградскую, пережидать было некогда. А бабуля никогда не могла забыть про тушенку и мыло, которыми с нами делилась тетя Люда.

     8 мая 1945 года тетя Люда родила  сына  Женю.  Отец  Жени, военврач того же полка, звали его Лев ( по документам -Шнайдман С.Д. ), не захотел на ней жениться. Он получил образование в Ленинграде. Его родители - из Белоруссии, отец Давид, еврей, мать белоруска. В 1945г. уехал вместе с сестрой в Биробиджан.И  отец для Жени долгое время был мифом - "геройски погиб на фронте". (Женя, будучи студентом ЛЭТИ, пытался разыскать отца, он уже знал, что тот жив. У С.Д. Шнайдмана была новая семья и жил он, по-моему, в Сестрорецке. Женя с ним встретился, но контакта не получилось).

Брат Карла Владимир Матвеевич, узнав, что род Симонсонов продолжился, был чрезвычайно рад. Сам он в войну потерял своего единственного сына Шуру, служившего в армии (или на флоте). Шура был дружен с Сергеем и влиял на него. Владимир Симонсон очень постарел после смерти сына, жил он в Александровке под Ленинградом.

  Осенью 1945   года  тетю  Люду  высылают  из  Ленинграда, предписание - в  48  часов  покинуть  город.  Тогда  "очищали" Ленинград,  Москву и др. крупные города от финнов, немцев, как "неблагонадежных".  Это неважно,  что  они  воевали,  защищали Родину, - они были потенциальными врагами. Благодаря командиру дивизии, в которой тетя Люда воевала, ей отсрочили высылку и дали закончить последний курс института им. Лесгафта. Ее учеба благодаря двум войнам растянулась на долгий срок. (Финская война ее застала на третьем курсе института). А выслали тетю Люду в Прибалтику, в Литву, в город Вильнюс, она туда приехала в 1946 году. Ведь в 1940 году после присоединения,  а потом и в 1945 г.  Прибалтику "почистили" от своих литовцев,  латышей,  эстонцев, часть населения попала в лагеря, а большое количество семей было выслано в Сибирь,  а на их  место  посылали других.  Так проводилась политика русификации. Женя первый год жил у нас,  бабуля заботилась о нас обоих,  т.к.  тетя Люда ехала в неизвестность.

Возможно, Женя у нас временами подолгу гостил и позже, т.к. я помню, что гуляла с ним вдвоем, отвернулась, а он куда-то ушел и я бегала его искать не только по нашим дворам, но и по улицам Петровской, Куйбышевской и Мичуринской. Конечно, он нашелся и ушел не так далеко, но я обегала весь этот квартал, а мне было тогда 6-7 лет, а ему 2-3 года. Тогда в таком возрасте мы гуляли одни, а когда у меня росла Маринка, я ужене могла оставить ее одну гулять во дворе, было опасно, дети иногда пропадали, было страшно. Как-то Женя стал осваивать буквы и стал писать на стене дома мелом то слово, которое он всюду видел, из 3-х букв. Мама моя узнала или увидела и Женьку за это выдрала, хотя обычно у нас ремень не применялся. Тетя Люда на нее за это обижалась. Вообще они не были дружны, хоть и вместе выросли как двоюродные сестры. Мама была жестким человеком и ругала тетю Люду за то, что та бабуле рассказывала о всех своих бедах и огорчениях, а т. Люде некому было пожаловаться, бабуля ей заменила маму. Моя  мама наоборот, все свои огорчения скрывала, все в себе, такой характер. Может т. Люда и не присылала бабуле денег, они с Женей жили бедно на ее нищенскую учительскую зарплату, но она всегда была к бабуле внимательна, писала письма, мы часто гостили у нее летом, она была теплым душевным человеком.

     Тетя Люда пострадала  из-за  своей  национальности,  а  о Сергее  она  не  упоминала  ни в каких анкетах,  боялась,  что узнают,  что брат  репрессирован,  и  такая  же  судьба  может постигнуть и ее. 

СЕРГЕЙ СИМОНСОН

Сергей Карлович Симонсон родился в селе Редко-Кузьминском Красногвардейского р-на, Ленинградской обл. (это рядом с Детским селом Петроградской губ., пос. Волхонское шоссе) в 1917 г. 

Отец Карл Матвеевич Симонсон 1889г.р., по национальности финн со ст. Александровка Московской ж.д. Мать Полина Филипповна Кулемина  (ориентировочно 1889 г.р.,) единственная дочь старшей сестры моей бабушки Стефаниды Михайловны,Кулеминой (Смирновой) 1860 г.р.  (См. выше).

Дочь Стефаниды Полина была очень болезненная девочка, поэтому долгое время росла у родных в деревне в Калужской губернии. Она всю жизнь страдала белокровием (туберкулезом лимфы) Все тело ее было покрыто гнойниками и руки она могла открывать только чуть ниже локтя. Но болезнь не мешала ей быть веселой хохотушкой.

В 12 лет (1901 г.) Полина приехала из деревни в Питер, выучилась на портниху. Финка Каролина взялась лечить Полину от страшного недуга и это ей удалось. Каролина была молочницей со ст. Александровка.(Московская ж.д.) - убрать. Она же и сосватала Полине своего старшего сына Карла Матвеевича Симонсона, работавшего телеграфистом в Александровке. Карл был рыжий, невысокого роста, неширокий в кости, в то время, как его брат Владимир Симонсон был среднего роста (172 см.) и черноволосый. Карл был музыкален, играл на гитаре, а еще он был большим любителем выпить, скоро стал настоящим алкоголиком. Он пропивал гос. деньги, а чтобы их возместить, закладывал драгоценности жены. Его образ жизни пошатнул его здоровье, особенно нервную систему.

У Карла с Полиной родилось двое детей – в 1917 г. – Сергей, а в 1921 г. - Людмила. Полина после вторых родов заболела водянкой, к тому же была простужена, и через 1,5 месяца умерла, оставив новорожденную дочку и 4-х летнего сына. Полине было всего 32 года. Их семья жила на Петроградской стороне в угловом доме около Зоологического сада. После смерти Полины заботу о детях сначала взяла на себя Стефанида. Вскоре Карл женился вторично на  вдове Эмили Абрамовне Козел (девичья фамилия Альман), эстонке или латышке. У Эмили своих детей не было, к детям Карла она относилась, как к своим родным. Но и она скоро скончалась, и забота о детях полностью легла на бабушку. Карл женился в третий раз на вдове из Лигова и переехал к ней. У нее было двое своих дочерей, детей Карла она не приняла, оказалась настоящей мачехой. Дети росли в доме Стефаниды у Нарвских ворот, а когда один за другим умерли бабушка и дедушка (1928-29 гг.), то заботу о них взяла на себя сестра  Стефаниды Смирнова Ксения Михайловна (моя бабушка), которая приехала к своей старшей сестре с 5-летней дочкой в 1922 году из Тифлиса и они поселились на 2-м этаже в мансарде. Когда Сергею исполнилось 15 лет, отец отдал его в музыкальное  училище. Сергей был очень музыкальным ребенком, играл на многих народных инструментах. После окончания училища он - артист госфилармонии. Карл Матвеевич умирает в 1934 году и вся забота о детях ложится на Ксению Михайловну.

Сергей после окончания училища состоит в военном оркестре при Ленинградской Филармонии. В 1940 году он должен был ехать с Филармонией в Москву и на Дальний Восток для обслуживания частей РККА, но 17.11.1940 был призван в Финскую Народную Армию, сформированную для поддержки марионеточного правительства Куусинена, назначенного в Москве. Сергей был очень недоволен таким поворотом судьбы. Он теперь боец 1-го Стрелкового корпуса ФНА (Финской Народной Армии). Когда их часть ехала двое суток до Ленинграда (из Петрозаводска?) их не кормили. В Ленинграде он  ушел в самоволку. Его определили в разведроту, дали ему лошадь, за которой он не умел ухаживать, боялся к ней подойти, командир его ругал.  Однажды он потерял штык с винтовки, в темноте он уронил его в снег и не мог найти. Служба не удавалась, настроение было плохое, перед принятием присяги он сомневался, как он, гражданин СССР, должен принимать присягу в ФНА Финскому правительству.  Он знал, что О. Куусинен в последнее время в Финляндии не жил, а приехал из Москвы, и формально выборов Финского правительства не было. Об этом он говорил другим бойцам. Когда писали приветственное  письмо т. Сталину от имени финского народа, Сергей подал реплику, что в Териоках нет ни одного финна. Это все предъявлялось Сергею, когда рассматривалось его дело Военным Трибуналом 1-го Стрелкового корпуса ФНА в г. Териоки (Зеленогорск).

Он был арестован 8 февраля 1940 года и обвинен в контрреволюционной агитации, обвинительное заключение получил 21 февраля, а 22 февраля было судебное заседание. Против него дали показания 5 свидетелей. Симонсон С.К.  виновным себя признал частично:

«…Я был вообще недоволен с постановкой учебы и работы в нашей части…, но не думал тогда, что эти вещи могут меня привести к контрреволюции»

 22 февраля Военный Трибунал приговорил:

«Симонсона Сергея Карловича подвергнуть высшей мере наказания, -расстрелять, с конфискацией лично принадлежащего ему имущества. Приговор окончательный и обжалованью не подлежит»

Но в ответ на ходатайство С.К.Симонсона и протест прокурора выходит новое решение от имени Народного Правительства Финляндской Демократической республики (конец февраля 1940 г.): «В отношении осужденного Симонсона С.К. приговор «Расстрелять» отменить, заменив высшую меру наказания 15-ти годами тюремного заключения»

 По делу видно, что Сергей был действительно не дисциплинированным бойцом и высказывал вслух свое недовольство, на него кричали и он, будучи вспыльчивым, отвечал своим командирам, не задумываясь о последствиях. В нашей семейной легенде о судьбе Сергея говорилось, что он сел за то, что обозвал офицера дундуком или сипадуем. В деле есть заявление сестры Симонсон Людмилы Карловны с просьбой о свидании, неизвестно, было ли оно дано. Моя бабушка Смирнова К.М. каким-то образом узнала, что Сергей отправлен на Орловскую пересылку и она поехала в Орел, чтобы передать передачу и попытаться его увидеть (очевидно, в Ленинграде свидания не получила и передачу передать не смогла). Поездка оказалась неудачной, когда она приехала в Орел, Сергей уже был оттуда  отправлен, а куда, было неизвестно. Писем от него не приходило, и о его судьбе родные ничего не знали.

Только в 2009 г. по запросу СПб НИЦ Мемориала был получен ответ о судьбе Симонсона С.К.  Он был направлен отбывать свой срок в Норильлаге. 24.01.1941 Норильлагом получено Определение Военной Коллегии Верхсуда СССР за № 1-6717, которым преступление Симонсон нужно квалифицировать по ст.58-10 ч. II-УК РСФСР (в связи с действием на территории Карело-Финской ССР УК РСФСР) и срок наказания определен в десять лет (Это был рассмотрен кассационный протест Председателя Верховного Суда СССР)

В Норильлаге Сергей работал на руднике им. Морозова рабочим. Началась В.О.В, очевидно, проводилась зачистка среди заключенных и повторным репрессиям в первую очередь подвергались лица немецкой, финской национальностей. Сергей был не воздержан на язык и скорее всего он действительно говорил то, что показали свидетели. Он в лагере был арестован 22 июля 1941 г. и помещен в следственный изолятор Опер. Отд. Норильского НКВД. 30 октября 1941 годасостоялась Выездная Сессия Таймырского Окружного суда в пос. Норильск. Его обвинили в том, что он вел среди заключенных «антисоветскую пораженческую агитацию», 25-26 июня 1941 года он говорил, что Германская армия сильнее Красной Армии, техника у нее тоже лучше, поэтому Красная Армия будет разбита. Из приговора:

«Касаясь вопроса военных действий в 1940 г. с Финляндией, подсудимый Симонсон, возводя клевету на советскую печать, сказал: «Еще во время войны с Финляндией Красная Армия несла большие потери, а советские газеты врали и уменьшали потери, и теперь пишут неправду»

Эти факты подтверждены свидетелями – заключенными, работавшими вместе с Сергеем.

Суд приговорил Симонсона С.К. на основании ст. 58-10, ч. II УК РСФСР к высшей мере наказания- расстрелу. Сергей подавал на кассацию и вот  в деле приложена справка.

«СПРАВКА                 Сов. секретно

На основании телеграммы № 13747 от 15 февраля 1942 года из НКВД СССР за подписью тов. Герцовского - приговор в отношении осужденного к ВМН (Симонсона С.К.) утвержден и подлежит исполнению. 

Верно:    Зам. нач. 1 спецотдела УНКВД  КК

              лейтенант госуд. безопасности         (Бирюков)

Красноярск»

А далее в деле краткая запись от руки:

«Осужден Таймырским окрсудом 30.10.41 по ст.58-10 ч. II к ВМН

Приговор исполнен 15.03.42»

В мае 1966 года в УКГБ по Красноярскому краю проводилась проверка следственных дел, есть запрос, но только 20 марта 1996 года в деле Симонсона С.К. появилась запись:

«На Симонсона Сергея Карловича распространяется действие ст.3, ст.5 Закона РСФСР «Закона о реабилитации жертв политических репрессий» от 18 октября 1991 года».